Два ярчайших представителя казахской интеллигенции начала ХХ века многое сделали во благо политического устройства страны, однако их отношения тяжело было назвать приятельскими. Портал Qazaqstan Tarihy расскажет о непростых взаимоотношениях Сакена и Жаханши, которые писатель перенес на страницы своего романа «Тернистый путь»

Роман «Тернистый путь» Сакена Сейфуллина был окончен в 1927 году. В ту пору Сакен трудился ректором Кызылординского института просвещения. Жаханша Досмухамедов до ноября 1927 года жил и работал в Ташкенте, а в ноябре тоже перебрался в Кызылорду на должность юридического консультанта в Казахском сельскохозяйственном банке. Следует сказать, что должности, которые они занимали на тот период, не отвечали их амбициям и стали следствием прихода к власти Филиппа Голощекина, с назначением которого, как известно, началось массовое смещение представителей казахской интеллигенции с занимаемых должностей. Одних Филипп Исаевич отправил в другие регионы коммунистической державы, другие получили менее ответственные должности. К последним можно отнести Сакена и Жаханшу.

Карьерный путь Сакена и Жаханши во многом схож. Оба родились в аулах, изучали грамоту в русско-казахских начальных классах. Позже, еще до революции, Сакен получил образование в учительской семинарии в Омске, а Жаханша окончил юридический факультет в Московском университете. Так начался их сложный карьерный путь.

Вскоре после февральской революции 1917 года, отречения Николая II от престола и установления власти Временного правительства, в декабре 1917 года на Втором всеказахском съезде была провозглашена Алашская автономия. Жаханша был активным членом партии Алаш и именно из-под его пера вышла правовая концепция партии. Сакен Сейфуллин на тот момент был проникнут идеями большевиков: создал организацию казахской молодежи «Жас қазақ», которая провозглашала целью просвещение молодежи через популяризацию социалистического курса страны, и писал стихотворения («Спешно собрались мы в поход»). Другими словами, если Сакен Сейфуллин помогал большевикам установить власть Советов в Казахстане, то Жаханша ратовал за создание казахского национально-территориального образования, т.е. автономии.

В годы гражданской войны Сакен Сейфуллин оказался в белогвардейском плену, совершив побег, вернулся к активной политической борьбе и участвовал в создании советских органов власти. В 1920 году он стал членом Президиума КирЦИК, работал в системе народного комиссариата просвещения страны. В 1918 году член Алашордынского правительства Жаханша участвовал в переговорах с СНК РСФСР, а в сентябре Жаханша стал главой западного отделения Алаша.

В 1920 году автономия была упразднена, Жаханша занялся педагогической деятельностью, был членом общества развития культуры «Талап», перевел на казахский язык уголовный кодекс РСФСР.

Отношение Жаханши с большевиками не до конца изучено. С одной стороны, Жаханша приложил немало сил для перевода свода законов РСФСР на родной язык, чтобы казахи могли жить в новом государстве. С другой стороны, уже в первые годы он был осужден на пятилетнюю ссылку в Воронеж за участие в террористической организации. После возвращения его поразил инсульт и парализованного Жаханшу отправили в Таганскую тюрьму, где он был расстрелян.

Что касается Сакена Сейфуллина, то его отношение к Алашу изучены шире. Он активно противопоставлял коммунистов алашордынцам, создал ассоциацию казахских пролетарских писателей, в которую не впускали бывших членов партии Алаш, писал письма Сталину, в которых высказывал недовольство тем, что компартия приняла в свои ряды товарищей и друзей Алихана Букейханова, Мухамеджана Тынышбаева и Жаханши Досмухамедова.

В своей работе «Тернистый путь» Сакен Сейфуллин часто осуждает деятельность тогдашних представителей партии Алаш. В предисловии от автора сказано: «В этой книге немало говорится об Алаш-орде. Подробно характеризуя деятельность этой партии, я имел единственное намерение оставить в печати исторически неопровержимые фактические сведения о ней». В той же книге писатель не раз упоминал и Жаханшу Досмухамедова. Так, С. Сейфуллин обвинял Жаханшу в чрезмерном угодничестве волостным управителям.

Однажды все руководство западной алаш-орды собралось на квартире Халеля по случаю приезда известного хазрета Куаная, весьма высокого почетного гостя. Лично знали Куаная и относились к нему с уважением татарские и башкирские муфтии в Казани и Уфе. Естественно, что здесь смотрели на него с подобострастием и называли «хазрет».

«Хазрет» Куанай сидел величественный и сердито-важный. Глядя со стороны, можно было подумать, что это пожаловал сам будда, до того неподвижен и значителен Куанай. Он молчит, зря слова не вымолвит, а если и скажет, что каждое его речение воспринимается как божий дар. С олимпийским спокойствием взирает хазрет на свою паству, а члены правительства сидят скромно, тихо, как ученики перед учителем. Иногда в их угодливых взглядах на Куаная можно прочесть собачью преданность, так и кажется, что вот-вот они завиляют хвостами, как верные псы перед хозяином. Тут же сидел и глава правительства Жаханша Досмухамметов. Он в новеньком, с иголочки, изящном мундире, похожий па персидского военачальника Ризашаха. Жаханша обворожителен, хочешь - не хочешь, а так и тянет еще раз посмотреть на него. Жаханша - глава алаш-орды, Жаханша казахский хан…

Но Жаханша сидит без головного убора. И голова его не обрита по обычаю, на голове Жаханши буйная шевелюра. Полагалось бы сидеть ему в голубой тюбетейке и в меховой шапке хана, украшенной драгоценными камнями и узорами. Но нет на его голове даже тымака.

Жаханша, будто поняв вдруг свой недостаток, провел ладонью по волосам, пригладил их. Пристально проследил хазрет за движением Жаханши. Под левым глазом Куаная чуть заметно дрогнул мускул, и хазрет вдруг поднял голову, словно беркут, избавленный от кожаного колпачка. Неподвижным взглядом он впился в лицо Жаханши. Присутствующие испуганно затаили дыхание - что будет?

- Легкомысленный! - воскликнул хазрет. - Почему вы сидите здесь без головного убора? Мы вас считаем правителем, халифом. Во время каждого намаза мы молимся за вас, за ваши успехи и ваше здоровье! А вы как себя ведете? Немедленно наденьте шапку!

Все испуганно всполошились, стараясь как-нибудь сгладить и замять неприятный инцидент.

- Доходят слухи, что вы неаккуратно совершаете намаз! - продолжал рассерженный хазрет.

Бесконечно повторяя «виноваты, виноваты», присутствующие насилу успокоили хазрета. Когда наступила тишина, разговор повел хозяин дома Халель:

- Ваше святейшество, сейчас мы очень загружены работой, совсем нет свободного времени, вздохнуть некогда. Разрешите нам в обычные дни совершать намаз дома, а в мечеть на молитву ходить только по пятницам.

Куанай недовольно помолчал и в конце концов разрешил членам правительства алаш-орды совершать намаз дома по причине чрезвычайной занятости.

- Но намаз в пятницу совершать в мечети! - твердо приказал хазрет, сохраняя принципиальность.

- Так и будет, ваше святейшество, - покорно согласились члены правительства…

Сакен Сейфуллин также рассказывал свою версию событий Каратюбинского съезда, во время которой было решено создать алашордынское войско и милицию. В ней, кроме всего прочего, Сакен Сейфуллин приписывает идею их создания Жаханше.

Начало 1918 года. Зима. В Каратюбе съехалась вся казахская интеллигенция Уральской области. Вели съезд Досмухамметовы. Участвовали в работе съезда Кенжин, Касабулатов, Мырзагалиев, Каратлеуов, Жолдыбаев, Хангереев, Ипмагамбетов и Алибеков. Тогда они еще не были большевиками. В президиум съезда были избраны Досмухамметовы. На повестке дня самые значительные вопросы: выборы правительства, создание войска, сбор средств на их содержание.

По вопросам создания войска и правительства расхождений не было. Когда обсуждался вопрос о сборе средств, съезд раскололся надвое, начались споры. Большинство поддерживало Досмухамметовых, которые предлагали собрать с каждого двора, с каждого тундика по сто рублей. Меньшинство - это Губайдулла Алибеков, Ипмагамбетов, Хангереев и поддержавшие их Жолдыбаев, Косабулатов, Кенжин, Каратлеуов, Мырзагалиев - предлагали облагать налогом баев по-байски, а бедняков - по их возможностям.

Против этого предложения выступил знатный бай Салык, потомок знаменитого Срым-батыра. Поскольку Салык высказался против различия в сумме налога для богатых и бедных, то и Досмухамметовы выступили против. Началась горячая перепалка. Обе стороны, доказывая свое, никак не могли прийти к единому решению. Участники съезда заколебались, не зная, к кому присоединиться. Мотивировки сильные и у тех, и у других. К выступлениям более авторитетных Досмухамметовых прислушивались с большим вниманием, но доказательства стороны Губайдуллы Алибекова, Ипмагамбетова и других были более логичны и убедительны.

Спорный вопрос был поставлен на голосование. Голоса разделились поровну. Досмухамметовы растерялись. В президиуме наскоро пошептались и объявили перерыв.

После обеда съезд продолжил свою работу. Председательствующий сообщил, что Жаханша является членом мусульманского совета в Петербурге, представителем от казахов. По просьбе аксакалов он сделает краткую информацию о работе этого совета. Хотя это сообщение не значилось в повестке дня, делегаты съезда сочли возможным заслушать Жаханшу. Некоторые одобрительно зашумели: «Правильно! Правильно!».

Итак, Жаханша с жаром пустился рассказывать о мусульманском совете. Публика, как один человек, слушала, затаив дыхание. Взоры были обращены к Жаханше. Сверкающими глазами впиваясь то в одного, то в другого слушателя, оратор целиком завладел аудиторией. Свое выступление он закончил следующими словами:

- Мы сидели в Петербурге, в мусульманском совете. Русские уже открыто враждовали между собой. Большевики бродили по городу и обстреливали все учреждения. Мусульманский совет тоже был подвергнут обстрелу. В городе сплошной беспорядок. В народе печаль. В минуту, когда каждый думал о своей судьбе, в моей голове блеснула священная мысль. Я вспомнил, что самая первая рукопись Корана, написанная рукой халифа Османа, хранится в петербургском музее свергнутого царя. В тот момент, когда все в мире стояло вверх дном, мной завладело одно-единственное стремление - во что бы то ни стало спасти священный Коран. Я поделился своей мыслью с другими членами мусульманского совета. Все боялись, никто не посмел идти со мной. А я подумал: стоит ли жалеть жизнь, когда может погибнуть Коран? Под ливнем огня на улицах я прибежал в музей. Здесь все было перевернуто вверх дном. Преодолев немало препятствий, не считаясь ни с чем, я добрался до священного Корана, написанного кровью сердца Османа. Схватив Коран в объятия, я выскочил из музея. Сквозь непрерывный поток врагов, под ливнем огня, вот этими руками я принес священный Коран в мусульманский совет…

Некоторые баи уже плакали. Плакали не только хазрет Куанай, бай Салык, но зарыдали даже глуповатые «студенты» Балтановы, Жаленовы и им подобные. Жаханша сел. Группа Алибекова сидела, молчала, не произнося ни звука. Они сидели возле президиума и видели, к чему клонится дело. После выступления Жаханши президиум снова поднял вопрос о сборе средств. Председательствовал сам Жаханша.

- О сборе денег мы говорили уже немало, сейчас я ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы, как мы предлагали, не проводить разделения на баев и бедняков, а с каждого двора собрать одинаково по сто рублей, поднимите руки!

Съезд проголосовал большинством. Губайдулла и Косабулатов, встав с места, заявили съезду и президиуму: - Мы считаем такое решение несправедливым и не подчиняемся ему!

Поднялся шум. Одни делегаты пустились бежать, другие стояли как вкопанные, не зная, что делать. Халель исчез, убежал через черный ход. Каратлеуов стоял, прислонясь к печи, словно окаменел. Кенжин, вытаращив глаза, сидел, не двигаясь с места.

Когда публика начала успокаиваться, народ начал стыдить друг друга за панику и понемногу все утихли. Враги пошли на попятную и начали обниматься.

После съезда началась работа по созданию милиции и войска. Собирали деньги с каждого тундика по сто рублей. Где уклонялись от уплаты, алаш-ордынцы пускали в ход кнуты.

Однако в то же время писатель отдавал должное образованию Жаханши и высоко ценил его уровень мышления и политическую образованность:

…Но пословица говорит: «Тот, кто силен физически, победит троих, а тот, кто силен знаниями — победит тысячу». Хаджимукан мог уложить на лопатки десяток алаш-ордынцев, но в политической борьбе он был совершенно бессилен против одного Жаханши, образованного юриста…

Сакен Сейфуллин действительно выставлял Жаханшу Досмухамедова в довольно нелицеприятном свете. На то могли быть самые разные причины, самая очевидная из которых – идеологическая. Сакен Сейфуллин называл себя истинным коммунистом, ратовал за победы Революции, а потому в его глазах Жаханша выглядел не иначе как националист.

За несколько лет до выхода романа, в начале 1923 года, Сакен Сейфуллин был назначен организатором по проведению торжественного собрания, посвященную 50-летнему юбилею Ахмета Байтурсынова. С высокой трибуны Сакен сказал:

«Ахмет Байтурсынов – националист, по-настоящему любящий свою нацию. Из-за любви к своей нации он состоял в партии «Алаш», по этой же причине, думая о судьбе своего народа, стал и коммунистом…»

Во многом эти слова можно отнести и к Жаханше.

В 1937 году Сталин запустил репрессивную машину, которая не пощадила ни ярого коммуниста Сейфуллина, ни алашордынца Ж. Досмухамедова. Они оба были обвинены в антисоветской деятельности и были расстреляны с разницей в несколько месяцев. Сакен ушел из жизни 25 апреля 1938 года, а Жаханша - 3 августа.