химической атакой немецкой армии, да еще страдая от неведомых для казахов болезней и... недоедания. Вместе с ними все эти тяготы и лишения несли на себе и деятели «Алаш», последовав за ними на Западный фронт.

      Отправляясь в Минск для работы в национальных архивах Беларуссии, я и мой коллега, профессор Сагимбай Жумагул, предполагали обнаружить исторические материалы о судьбе казахских джигитов, мобилизованных в 1916-1917 годах на устройство оборонительных сооружений и военных сообщений в районе воюющей в І-й мировой войне российской армии, списки их имён, документы о деятельности Инородческого отдела объединённого комитета Всероссийского союза земств и городов (Земгор) и его сотрудников, переписку А.Н. Букейхана, основателя и главы этого отдела, с командованием российской армии, руководством Земгора в Москве и т.д. В ходе работы в архивах мы планировали найти ответы на вопросы: фактически сколько казахов в 1916-1917 годах были мобилизованы на тыловую повинность, где они отбывали эту повинность, чем конкретно занимались? Сколько из них погибло, умерло и по какой причине, или сколько человек пропало без вести? Сколько из мобилизованных вернулось на родину живыми и здоровыми?

        Однако в первый жен день работы в архивах выяснилось, что основные фонды материалов, в том числе и кинохроники, фотодокументов, связанных с І-й мировой войной, в советский период были отобраны центральными архивами Министерства обороны СССР в Москве, ныне РФ, РГВИА и т.д.

         Всё же те скупые материалы, затерявшиеся в национальных архивах Беларуси (Национальный архив Республики Белурась - НАРБ, Национальный исторический архив - НИАБ, Национальный архив кинофотофонодокументов Беларуси - НАКФФД, а также Государственного архива Минской области - ГАМО), особенно в историческом архиве (НИАБ), приоткрыли немало таин о судьбе казахских джигитов, служивших непосредственно в тылу І-й мировой войны. Здесь я хочу выразить искреннюю благодарность Сергею Рындину и Юрию Снапковскому, молодым научным сотрудникам НИАБ, за помощь в поиске необходимых фондов и документов, а также за ценные советы и консультации.

        Прежде чем перейти к анализу новых архивных материалов, обнаруженных нами при помощи С. Рындина и Ю. Снапковского, совершим краткий экскурс к историческим событиям, предшествовшим мобилизации казахов к работам в тылу Первой мировой войны. Хотя, важно подчеркнуть, что казахская молодёжь трудилась не только в тылу Западного, Юго-Западного и Северного фронтов, но и в лесоповалах, в заводах, выполнявших заказы воюющей российской армии, железнодорожных узлах, станциях, военно-морских портах и т.д. по всей колониальной империи.

Часть І

Как казахи, ВМЕСТО ПРИЗЫВА В НАЦИОНАЛЬНОЕ КОННОЕ ВОЙСКО, попали в тыл ПЕРВОЙ мировой?

        И так 28 июля 1914 года началась І Мировая война. Российская империя вступила в войну на стороне военно-политического блока Антанта 1 августа 1914 года. В этот день Германия объявила войну России.

        Казахская национальная элита «Алаш» вступление России в войну пыталась использовать в интересах своёго народа. «Европейская война когда началась, - напомнил новым властям России казахский национальный лидер Алихан Букейхан в октябре 1917 года, -  все великие державы в лице своих правительств, прерывая друг друга, наступая друг другу на руки сделали заявление: мы воюем не из-за  личных  интересов,  не  из-за  интересов  капитализма,  который  ищет рынки, что они воюют за свободу малых народов. Мы, малые народы, требуем не только отъ Европы, но требуем от великороссов, чтобы они исполнили свои обещания» [1].

      Казахские лидеры в 1915-1916 годах предприняли очередную попытку добиться отмены закона от 1834 года с последующим введением для казахов воинской повинности. Напомню, согласно грамоте русского царя от 1834 года, выданной Коныр-Кулдже Худайменде, казахи во все времена были освобождены от воинской повинности как при кочевой жизни, так и после перехода в оседлость [2]. Но 80 лет спустя лидеры Алаш уже ставили своёй основной целью получить, наконец, разрешение на формирование из казахов национальных конно-кавалерийских войск по образу и подобию казачьих войск, со своим снаряжением, оружием и, самое важное - с самостоятельным войсковым управлением.

      В петроградской (31 августа 1914 года Санкт-Петербург был переименован в Петроград. – С.А.) и московской печати, как «Русское слово», «Биржевые ведомости», «Утро России» и т.д., стали обсуждать вероятность призыва казахов на военную службу. Судя по этим публикациям, вопрос о введении воинской повинности для казахов неоднократно поднимался в Государственной думе и в предыдущие годы. Военный министр империи в 1909-1915 годах В.А. Сухомлинов распорядился изучить вопрос годности казахов к несению службы. В июле 1914 года на его имя была подана служебная записка, где говорилось о негодности 6 миллионного казахского народа по ряду веских причин.

        Новый военный министр и председатель Особого совещания, по обороне государства А.А. Поливанов, назначенный в июле 1915 года, наоборот проявил особый интерес к призыву казахов на службу. Начальник Главного штаба Н. П. Михневич в интервью «Биржевым ведомостям» заявил примерно следующее (цитата из газеты «Қазақ»): «Я считаю казахов народом, годным для защиты отечества. Казахи воинственный народ, прошедший через многие исторические испытания. Они врождённые наездники. Зорькие, меткие. Судя по этим качествам из казахов можно создать великолепное войско» [2]. Газета «Қазақ» также процитировала мнение переселенческого управления, согласно докладу которого, из казахов можно снарядить конно-кавалерийские войска... в 400 тысяч штыков (!).

        В течение 1916 года казахская делегация с А.Н. Букейханом во главе в Петрограде вела переговоры с представителями министерств обороны, внутренних дел, депутатами Государственной думы. Из них при встрече с Андреем Шингарёвым, одним из лидеров кадетской фракции IV Государственной думы, А.Н. Букейхан обсудил перспективу формирования казахских кавалерийских полков (войск) с собственным войсковым командованием. Эта встреча имела для казахов чрезвычайно важное значение, поскольку именно А.И. Шингарёв в 1915-1917 годах возглавлял военно-морскую комиссию Госдумы, а в августе 1915 года был избран Думой в состав Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства. Однако, 14 октября, в Петрограде был обнародован приказ военного министра Дмитрия Шуваева, который окончательно перечеркнул надежду казахов о легальной возможности формирования национальных кавалерийских войск. В частности, в приказе разрешалось привлечение казахов к военной службе в рядах исключительно казачьих войск. Собственно, краткая суть приказа министра заключалась в следующем:

     1) полномочия по принятию добровольцев-инородцев (казахов) в ряды казачьих полков передаются войсковым наказным атаманам;

    2) добровольцы-инородцы (казахи) могут быть приняты в ряды действующих конных войск, при необходимости они будут направлены в запасные сотни для прохождения учебных сборов;

        3) добровольцы-инородцы в казачьи части должны явиться в своёй форме (казачьей форме), оружием и конем;

        4) добровольцы-инородцы будут нести службу в чине рядовых казаков;

        5) добровольцы-инородцы после войны освобождаются от несения службы и возвращаются домой [3].

        Вместо формирование из казахов кавалерийских войск, царь Николай ІІ 25 июня 1916 года подписал указ о реквизиции «инородцев» Степного и Туркестанского краев и ряда других колониальных окраин «для работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии». Набору подлежало всё трудоспособное население в возрасте от 19 до 43 лет. Тем самым царский режим пытался освободить массу солдат и рабочих от устройства оборонительных сооружений и других тыловых работ, заменив их «реквизированными инородцами», как более покорной и дешёвой рабочей силой. Предполагалась реквизиция из Туркестана и Степного края более 500 тысяч человек [4].

        Появление данного указа оказалось столь неожиданным для всех, даже для депутатов Госдумы, что свидетельствовало, что указ готовился в недрах дворца русского царя тайно.  

        Вслед за указом в Туркестанском и Степном краях вспыхнуло стихийное восстание. Судя по материалам частного совещания казахских представителей Тургайской, Уральской, Акмолинской, Семипалатинской и Семиреченской областей по вопросу об ущербе, причинённом народному хозяйству Степного и Туркестанского краёв мобилизацией мужчин на тыловые работы, состоявшегося 7 августа 1916 года в Оренбурге, подколониальные народы восстали не столько против самого указа, а сколько против беспредела и злоупотреблений колониальной администрации на местах, переусердствовавшей в реализации «высочайшего повеления». Далее процитирую вкратце протокол данного совещания:

      «Высочайшее повеление 25 июня стало известно казахам в форме объявления местных властей в то время, когда само повеление не было опубликовано.

      Это поразило население, как гром среди ясного неба. Местная власть в спешном порядке стала приводить в исполнение высочайшее повеление. В неподготовленности населения и в чрезвычайной спешности, местами грубости и злоупотреблении в действиях властей, кроется корень, до сих пор бывших и ставших известными, недоразумений и трений...

        Всё, что до сих пор произошло, объясняется чрезвычайной спешностью приведения в исполнение высочайшего повеления. Необходимо немедленное принятие мер по успокоению населения отозванием из степи казачьих отрядов и частей воюющей армии, созывом на местах съездов уполномоченных от населения. Местные власти, особенно волостные управители, сами создавали своими спешными действиями, грубостью и злоупотреблениями народное волнение, возмутили самый мирный, покорный высочайшему повелению народ, которого объявили непокорным властям и закону. Все это неверно – казахи исполняют повеление» [5, с. 5-7].

      Обсудив все объективные и субъективные причины возникновения стихийного восстания, участники совещания приняли ходатайство из 18 пунктов:

      1/ ...Необходимо отсрочить призыв рабочих для северных уездов до 1 января 1917 г., а для южных уездов – до 15 марта 1917 г.

      2/ Призвать в первую очередь одну треть 19-31 возрастов, начиная с младшего возраста, так как в этом возрасте наибольшее число несемейных.

      3/ Прием лиц, проживающих за пределами места приписки, согласно их желанию производится или по месту жительства или приписки.

      4/ Оставить в семье одного работника призываемого возраста при полуработнике (17 или старше 50 лет).

      7/ На каждое аульное общество оставить по одному мулле.

      8/ Оставить мугалима (учителя) на каждые 50 кибиток для обучения детей казахской грамоте, причем предпочтение должно быть отдано тем, кто имеет «Шаадат-нама» (свидетельство) от медресе.

       9/ Освободить от призыва учащихся в мусульманских медресе в городах.

      10/ Старые списки, представленные спешно, неправильны, нужно их возвратить; избрать комитет, составленный лицами, избираемыми по одному от каждого десятка домохозяев и поручить этому комитету составление нового списка в присутствии аульного схода.

      13/ Принятым рабочим предоставить право объединиться в артели по 30 человек. При артели должен быть мулла и один переводчик.

      14/ Заболевшие рабочие пользуются медицинским уходом наравне с ранеными.

      15/ Рабочие казахи должны быть в ведении учреждений Земгора. О правах и обязанностях учреждений, заведующих рабочими казахами, должна быть издана инструкция.

      16/ Для доставления рабочим одежды и провизии с мест должны быть предоставлены бесплатные вагоны в необходимом количестве и пропуск двум лицам от каждой волости.

      17/ По уважительным причинам и по мере необходимости казахи-рабочие пользовались бы отпуском.

      18/ Об изложенном совещание постановило ходатайствовать перед правительством [5, с. 8-10].

      Как видно из этой цитаты, лидеры движения «Алаш» инициировали это совещания не в угоду указу или колониальной политике царя, как однобоко утверждалось в советский период, а с единственной целью защиты и ограждения своёго народа от ещё больших бедствий, которые неминуемо обрушились бы на головы без того обездоленного народа. Другой яркой иллюстрацией подлинного отношения казахской элиты «Алаш» к своёму народу, является их воззвание, опубликованное буквально по следам этого совещания в номере газеты «Қазақ» под заголовком «Алаш азаматтарына!» («Гражданам Алаш!»). Вот что вкратце говорится в этом документе:

        «Участвующее в этой войне большинство народов мира уже 3-й год проливает свою кровь, несут неисчислимые потери. Вам известно, что в эпицентре этой войны находится Россия, колонией которой мы являемся. В России каждая семья тех народов, которые несут воинскую повинность, уже потеряла на фронтах единственного или любимого сына, а их хозяйство осталось без присмотра, горе постигло их жён, детей, стариков и старушек. Однако мысль о том, что если война будет проиграна, то их постигнет ещё большая беда, заставляет их дальше защищать родину. За эти 2 года наш народ жертвовал лишь своим скотом, не неся людских потерь. Появился указ, призывающий и нас к защите отечества. Никто не желал этой войны, не стремились к войны и мы. Но когда наши соотечественники - русские, татары и другие братские народы - вместе горят в огне войны, уместно ли нам оставаться в стороне? Думаем, что тяжелый час испытаний выпал на долю всех народов России. Поэтому мы призываем народ подчиниться указу, о чём мы неустанно твердим. Какая судьба нас ждёт в случае, если мы не подчинимся указу? Что же будет, если мы отпустим своих родных на тыловые работы?

      Если мы подчинимся воле государства, то да, хозяйство останется без присмотра, может погибнуть и джигит, призванный на тыл фронта, но не на войне, а от болезни или несчастного случая. Но главное, мы сохраним своё единство.

      Однако, вот какие бедствия нас ждут в случае, если мы откажем государству в помощи в этой войне: правительство применит силу, причём на основе закона военного времени. Доказательств тому достаточно. Например, в Тургайской и Уральской областях все, кто отказался от мобилизации, были подвергнуты телесным наказаниям, арестам, осуждены. В Акмолинской, Семиреченской областях, где население активно выражало недовольство указом, джигиты были насильственно мобилизованы на тыловые работы при помощи казачьих отрядов.

         В тех регионах, где было оказано вооруженное сопротивление, было введено военное положение, как, например, в Туркестанском крае. При военном положении суровые карательные меры незамедлительны и последуют при малейшем неповиновении властям. При этом под карательные меры попадает весь народ от стара до мала, хозяйство будет разрушено до основания.

        Это и есть те два зла, о которых мы говорим, из которых нам нужно выбрать меньшее. Первое из них – отпустить джигитов на тыловые работы, нести убытки в своём быту и хозяйстве, другое – выступить против мобилизации, тем самым навлечь на весь народ неисчислимые бедствия. Нужно выбирать одно из двух. Мы же предлагаем выбрать меньшее зло – первое. Это подчиниться указу и отпустить джигитов на отбывание трудовой повинности...

        Наконец, нам дали отсрочку. До 15 сентября никого от казахов не будут мобилизовывать. Теперь люди должны вернуться к своим очагам, хозяйствам, успеть собрать урожай, скосить пашню. Это не дело - скитаться по степи в бегах.     

        Всё имеет своё начало и конец, закончится и война. Тогда каждый получит по заслугам, адекватно своёму вкладу в общую победу. Кто ничего не посеял, тот ничего и не пожнёт. Если мы действительно хотим равноправия, то мы должны подумать об этом сейчас. В этом мире всё имеет свою цену» [6].

        Эти строки из воззвания Алихана Букейхана, Ахмета Байтурсынулы и Миржакыпа Дулатулы (Мир-Якуб Дулатов) неопровержимо свидетельствуют не о придательстве национальных интересов, а о проявлении ими искренней и бескорыстной заботы об интересах многомиллионного казахского народа, оказавшегося в сложнейшей ситуации в своёй подколониальной истории.

Султан Хан Аккулы