Голод 1931-1933 годов унес жизни почти четырех миллионов граждан Казахстана (до 70% граждан республик, преимущественно - казахов), абсолютная часть которого нашла свою гибель на территории республики: умирали в юртах и зимних жилищах, закрывая своих опухших и ослабевших детей в могильных ограждениях и юртах; в поисках спасения массами умирали на дорогах; находили последнее пристанище на улицах городов, в окрестностях крестьянских селений, у рудников и заводов. Некогда мужественный и честолюбивый народ переживал самую настоящую катастрофу, искусственно, сознательно и целенаправленно организованную руководством СССР.

Мы до сих пор не сумели провести хотя бы приблизительные подсчеты умерших от голода своих соотечественников, не сумели установить их имена, места проживания, обстоятельства и условия, в которых произошла одна из самых страшных трагедий степи, как это сделали украинцы... В те годы в среднем в одной семье рождалось от 11 до 13 детей. Выживал практически только один, в основном, мальчик – для продолжения рода, как это было принято в степных традициях. Умирающих детей оставляли на родовых мусульманских кладбищах, внутри запертых оградок, заведомо зная, что они погибнут в пути. Были случаи их утопления в озерах с привязыванием камней на шее детей.

Как бы кощунственно не звучало, «лишних» детей, участь которых была предрешена, сознательно резали на мясо, чтобы дать возможность выжить самим или единственному сыну!?

Преступность политики цареубийцы И. Голощекина в Казахстане состояла в том, что он не сумел и не хотел оперативно предпринимать никаких эффективных мер по спасению вымирающего казахского населения, оставив их наедине с возникшей проблемой. Потомкам великих кочевников оставалось либо умирать, либо спасаться «откочевкой», но без скота и имущества: домашняя живность была отобрана, или «пошла под нож», а имущество или домашний скарб невозможно было захватить с собой.

Поэтому с осени 1931 года на территорию приграничных с Казахстаном областей России массами стали устремляться потоки голодного казахского населения. Массовые откочевки были одной из форм коллективного протеста и сопротивления казахов политике строительства колхозов и единственно правильным выходом с целью избежать голодной смерти [Аяган Б.Г. и др., 2013, с.228].

По неполным подсчетам современных исследователей республику в эти годы покинули около 1 миллиона соотечественников [Сыдыков Е.Б., 2010, с.4]. Вот как описывает один из случаев миграции казахов из Иртышского района Павлодарского округа в Омск через Русскополянский район одна из свидетельниц этих событий Асылбекова Зылиха Сартымбеккызы, уроженка аула Каратал Алаботинского совхоза Русско-Полянского района Омской области:

«Мы были очевидцами ужасной картины зимы 1932 года, когда рядом с аулом шли длинные вереницы голодных казахов, направлявшихся в Омск. В те дни стояли сильные морозы и бураны. А после окончания бурана мужчины аула быстро выходили на эту дорогу и по черным точкам определяли и находили трупы людей из Казахстана и собирали для того, чтобы быстро похоронить. Трупов было множество, которых старались быстро предать земле: в противном случае их тотчас съедали голодные волки. Что примечательно, перед смертью умирающие снимали с себя всю свою одежду и падали. Тела их быстро набухали. Часто от матерей отставали дети и также умирали. У матерей не было ни сил, ни возможностей возвращаться за отставшими детьми»

[Полевые материалы автора, Омская область, Русско-Полянский район, Алаботинский совхоз 1991].

Значительная часть казахов Северного, Северо-Восточного и Центрального Казахстана в поисках спасения двинулась в сторону Западной Сибири, двигаясь вниз по Иртышу на пароходах, через железные дороги, а также в пешем порядке. В последнем случае многие умирали по пути, в том числе и на территории сопредельных сибирских территорий. Об этом упоминалось в спецсводке полномочного представительства ОГПУ по ЗабСибкраю «О бегстве казаков из Казахстана на территорию Запсибкрая» от 23 января 1932 года: «с 1931 года наблюдается бегство казаков из Казахстана в смежные с Казахстаном районы Запсибкрая. За последнее время это бегство приняло массовый характер…прибывшие казаки не имеют никакого имущества, нигде не работают, и подавляющее большинство голодает. Широко развито нищенство, употребление в пищу мяса павших животных…Имеются смертные случаи от истощения» [ПАНО (Партийный архив Новосибирской области), ф.3, оп.2, д.389, л.1-3].

В официальной сводке численность переселившихся казахов на территорию Западной Сибири или «ЗапСибкрая» насчитывала около 50 тысяч человек, но по нашим предположениям, на самом деле их было больше чем как минимум в 18-20 раз.

Почему скрывается действительная численность переселенцев казахов?

Во-первых, почти до 1933 года власти на местах имели четкую инструкцию по массовому обратному их выселению в Казахстан, видя в каждом голодном переселенце классового врага. Поэтому вынужденные мигранты, а также лица их приютившие, старались искажать их реальное количество. Об этом свидетельствует одна из директив райисполкома Волчихинского района Запсибкрая от 26 мая 1931 года: «Райисполком предлагает в трехдневных срок выявить всех кулацко-зажиточных, подкулачников и других хозяйств, проживающих на территории нашего сельсовета, как не более два года приехавших из Казкрая, и выслать их через Михайловский сельсовет на старое местожительство в пределы Казкрая». Здесь же содержались инструкции по поводу запрета принимать их в колхозы [ПАНО (Партийный архив Новосибирской области), ф.3, оп.2, д.389, л.1-3]. Как можно было относить к категории кулаков и подкулачников тех, кто в пешем порядке, без скота и имущества прибывал в Западную Сибирь с целью элементарно не умереть с голоду?

Во-вторых, абсолютное большинство переселившихся казахов не имели на руках документов, что создавало определенные трудности при проведении подсчетов прибывшего населения из Казахстана. Паспорта появились чуть позже, особенно среди кочевого и полукочевого населения, к тому же имевшего традицию скрывать точное количество своих детей, боясь сглаза.

В-третьих, переселенцы находилось в состоянии мобильности и быстрого передвижения, стараясь быстро найти более сносные условия для выживания и работы.

В-четвертых, имели случаи массовой гибели казахского населения. На территории «Сибкрая» многие дороги, особенно зимой были устланы трупами умерших от мороза и голода людей. Они нередко умирали от голода и холодов на улицах городов и крестьянских селений. Были и случаи убийств казахов некоторыми шовинистически настроенными местными жителями, распространявшими ложные слухи о том, что будто казахи поедают детей сибиряков. Поэтому точно и единовременно зафиксировать численность казахов было весьма тяжело.

В-пятых, среди переселенческого казахского населения свирепствовали различные заболевания, которые препятствовали процедуре их точного учета.

В-шестых, в сфере подсчета численности населения среди статистов существовали серьезные упущения и недоработки.

В-седьмых, Т. Рыскулов еще в 1932 году озвучил цифру в 50 тысяч откочевников. Это были его предположительные данные. Казахи массово откочевывали до конца 1932 года, и в следующем голодном 1933-м году. А эта цифра потом стала перекочевывать в различные монографии и учебники.

Куда направлялись «гонимые голодом»?

В первую очередь, они шли в немногочисленные казахские аулы Западной Сибири, к своим соотечественникам, близким и дальним родственникам. Но сибирские аулы несколько сот тысяч голодных казахов принять просто никак не могли. Они сами в это время переживали процессы борьбы с байством, лишения избирательных прав и обобществления скота. Население сибирских казахских аулов, как минимум, увеличивалось в разы. Голодные переселенцы всеми правдами и неправдами старалась закрепиться именно в аулах своих соплеменников.

Вдовы с охотой выходили замуж в качестве вторых или третьих жен, выдавая себя за близких родственников. Некоторые выдавали малолетних дочерей за великовозрастных местных жителей, другие устраивались в качестве домашней прислуги. Многие выменивали последнее золото, серебро и другую драгоценность на куски хлеба.

На территории региона из числа «откочевников» постепенно даже создавались новые поселения-колхозы, например, в Омской области в Исилькульском районе таким образом был создан аул-колхоз «Бакабас» (в ходе экспедиции 1991 года информаторы сообщали, что голодных казахов местные жители с жалостью называли «бакабасами» («людьми с лягушечьими головами» - авт.), а в Таврическом (Молотовском) – «Агыс» и «Жана уйым», Борисовском – «Наймандар», в Любинском (Горьковском) – «Бельсенды» и так далее. Население таких новых хозяйств быстро росло, так как они охотно принимали своих голодных родственников и соотечественников. Например, несколько десятков обессилевших соплеменников из Иртышского района Павлодарского округа (области) принял в свой колхоз его председатель, руководитель одного из ведущих хозяйств Запсибкрая, обладатель переходящего Красного знамени Мамынов Имангали из колхоза Каратал Русскополянского района [Полевые материалы автора, Омская область, Таврический район, 1991 г.].

Во-вторых, казахские мигранты устремлялись в города Западной Сибири (Новосибирск, Славгород, Барнаул, Бийск, Омск), пытаясь устроить детей в детские дома, а сами - найти сносную работу и жилье, что бы ни было, выжив в тяжелейших условиях. К примеру, только в одном Славгороде насчитывалось около 6 тысяч казахов, а остальные 4 тысячи расселились в этом же районе в сельской местности. Всего – 10 тысяч человек [Спецсправка Секретного-политического отдела ОГПУ о ходе коллективизации и массовых выступлениях крестьянства в 1931 г.-январе-марте 1932 г. // Мусагалиева А.С., 2011, с.114.]. Небольшая группа казахов доходила даже до Иркутска и Читы, нанимаясь в крестьянские селения в качестве пастухов и домашней прислуги на разные поденные работы, как это было еще в царское время.

В-третьих, спрос на рабочую силу был очень высок на шахтах, рудниках и строительстве железных дорог.

В-четвертых, передвигаясь в глубь Западной Сибири они оказывались в разных крестьянских деревнях. К примеру, в феврале 1932 году в селениях одного только Ключевского района проживало около 5 тысяч казахов, в Баевском - 1500, Ребрихинском - 2500, Алейском - 3000 [ПАНО, ф.3, оп.2, д.389, л.14-15].

Какие проблемы ждали переселенцев в Западной Сибири?

Все станции Западной Сибири были переполнены голодными казахами. Значительную часть переселенцев отказывались принимать в местные колхозы и совхозы так как существовала установка местных советско-партийных властей об их немедленном обратном возращении. В городах, на шахтах и рудниках их ждали неудовлетворительные условия проживания в плохо обустроенных общежитиях и квартирах. Зачастую, как и в царское время, их старались обсчитывать при выдаче заработной платы. Им предоставляли низкооплачиваемые и низкоквалифицированные работы. Из-за незнания русского языка казахов нередко не принимали на работу. Свирепствовали различные болезни: оспа, туберкулез, чесотка, брюшной и сыпной тиф. Существовала острая нехватка продовольствия и недостаток детских домов. Довольно большие размеры имела детская беспризорность. Не хватало одежды и обуви. К примеру, совсем не завидным было положение шахтеров из Кузнецка. Так, 27 июня 1932 года в информационной сводке краевой прокуратуры и краевого суда имелись следующие строки: «В промышленных районах края вскрыты факты поставления рабочих-казаков в худшие условия материально-бытового обслуживания по сравнению с русскими рабочими, а также факты грубого обращения с казаками. Так, в Ленинске, главным образом на шахте «7 ноября», работает до 500 человек казаков. Казаки находились в исключительно скверных жилищных условиях, ютясь в одной небольшой комнатке по 16-17 человек, без всякой мебели. Столовая неоднократно оставляла часть рабочих-казахов без обеда» [ГАНО, ф.47, оп.5, д.162, л.35-40].

Из-за всего этого нередко гибли десятки и сотни детей и взрослых. К примеру, за январь-февраль 1932 года в одном Ключевском районе погибло от голода и холода 29 человек.

16 февраля в селе Ключах в артели «Красный Октябрь» была обнаружена полузамерзшая казашка. На вопрос: «Почему ты решилась замерзнуть?», она ответила: «Мне голодной все равно погибать, да и притом меня из русских никто на квартиру переночевать не пустил». 

20 февраля в управление Ключевского районного управления милиции привезли 4 трупа умерших казахов. В селе Николаевка один казах ходил проситься на квартиру. Его никто не пустил. Он зашел в пустую холодную избу, лег, уснул и замерз. Село Васильчук. Из села пошли в другое село два казака. Вышли за село, сели отдохнуть. Видимо, обессилили и были обнаружены мертвыми»

[ПАНО, ф.3, оп.2, д.389, л.Л.14-15].

По состоянию на 5 марта 1932 года в одном только Славгородском районе Запсибкрая на почве болезней и голода было официально зафиксировано 117 случаев смерти откочевников [ПАНО, ф.3, оп.2, д.389, л.Л.14-15].

Но самое ужасное было то, что прибывшее казахское население нередко подвергалось не только психологическому и моральному насилию, но и рукоприкладствам и даже убийствам, за которые не всегда адекватно наказывали местные народные суды и не совсем добросовестно выявляли преступников районные прокуроры и начальники районных отделений милиции. Такой участи в большей степени подверглась та часть казахов, которая расселялась среди крестьянского населения небольшими группами. Несмотря на нередкие случаи благосклонного отношения к казахам, в крестьянских селениях, да и в городах процветал самый махровый «великодержавный шовинизм» (официальный термин того времени – авт.), с которым пытались бороться преимущественно высшие партийные деятели Забсибкрая. Так, 28 сентября 1932 года Председатель Крупинского РайКК-РКИ сообщал:

«Прошу проверить работу кассационной коллеги Крайсуда, которая потакает шовинистам. Вот факт: помдиректора совхоза «Овцевод» Попов, давший распоряжение о сожжении целого казахского аула, нами исключен из партии. Нарсуд приговорил к 5 годам лишения свободы, а Крайсуд отменил решение и дал лишь 6 месяцев принудработ».

[ПАНО, ф.7, оп.1д.265, лл.87-88].

Кстати, случаев сожжения целых казахских аулов даже в царское время мы не встречали, за исключением периода подавления восстаний казахов карательными отрядами.

А вот что явствует из обзора краевого управления милиции Западной Сибири о состоянии уголовной преступности от 26 октября 1932 года:

«Купинский район. 28 октября на территории совхоза «Овцевод», в 7 километрах от хутора совхоза, в степи обнаружено 9 трупов убитых казаков: 3 трупа мужчин в возрасте от 20 до 45 лет, труп мальчика в возрасте 12 лет, труп второго мальчика без головы, два трупа мальчиков - один в возрасте 3-4 лет, второй - 13-14 лет, два трупа женщин-казачек».

[ГАНО, Ф.47, оп.5, д.163, л.163, ЛЛ.81-82].

Позже было проведено расследование, виновные местные крестьяне были наказаны.

Негативное отношение со стороны местного населения к прибывшим казахам было практически повсеместным. Вот как об этом писал краевой прокурор:

«На Алейском вокзале заведующий нанес побои и оскорбление казаку и выгнал его в шею из буфета. В Баевском районе крестьяне жестоко избили казаков… В Ребрихинском районе имеется ряд случаев избиения казаков… Дела эти являются типичным проявлением великодержавного шовинизма. Избиения, в основном, внешне без причины – бьют, потому что это казаки».

[ПАНО, ф.3, оп.2, д.389, л.л.8-13].

Что делали местные власти?

Конечно же принимались меры по обузданию этого позорного и дикого явления. Так, по итогам всего 1932 года в крае за великодержавный шовинизм было привлечено к уголовной ответственности 273 человека [ГАНО, ф.47, оп.5, д.170, л.101-104].

Если учесть, что местные власти, правоохранительные органы, местные и краевой суд скрывали массовые случаи проявления негативного отношения к голодным переселенцам со стороны местного населения, то станет понятным какие размахи принял так называемый «великодержавный шовинизм».

В то же время и были случаи более гуманного и человеческого отношения к переселенцам, искренне помогавшим переселенцам из Казахстана. В этом плане, например, заслуживали всякого уважения попытки руководства Любинского района Омской области организованно помочь прибывшему голодающему населению. Так, были предприняты активные меры по устройству их в совхозы, обязав директоров совхозов выдавать им продовольственные пайки, обеспечивая снабжение промышленными товарами. Местное заготовительное зерно должно было выдать 300 центнеров хлеба вновь прибывшим переселенцам. Все сельские советы и колхозы района обязывались организовать сбор средств для оказания помощи казахам, а также принятия экстренных мер по их трудоустройству. Все учреждения получили строгое предупреждение, чтобы прекратить всякие безобразия, связанные с невыплатой зарплаты, продпайка, гонений и «выталкиваний» казахов. Более того, «ввиду того, что за последнее время в с. Любино и других населенных пунктах участились случаи преследования казахского населения, как-то избиения детей и насмешки со стороны хулиганов-молодежи, предложить…в суточный срок провести расследования, судив виновных показательным судом». Более того, были приняты меры по открытию детских садов для детей казахов, отдельных казахских колхозов, организованной выдачи одежды [ГАНО, ф.47, оп.1, д.1645, л.146-147].

Со временем казахов стали уважать за трудолюбие, терпеливость и открытость. Постепенно развеялись ложные слухи о том, что якобы голодные казахи поедают детей местных крестьян. Бригады строителей-казахов, часто вызывали на соцсоревнование коллективы из числа местного русского населения, ежемесячно перевыполняя планы более чем на 100% [ПАНО, ф.7, оп.1, д.247, л.495-496].

Со стороны простого населения были слышны и слова искреннего сочувствия к трагедии казахов. Так, колхозник украинец У. Дробатенко из Павлоградского района Омского округа писал Председателю ЦКК РКИ Я. Рудзутаку о страшном голоде в Казахстане:

«Рядом у нас – 10 километров Казахстан, там еще «лучше» обстоит. По дорогам только-только одни кости с человека, и детишки оставлены в юртах. Живыми их червь расточает. Мы проехали 120 верст, и живых только встретили три человека. Все кости переварили, и брошено все имущество, и разошлись кто-куда»

[ПАНО, Ф.7, оп.1, д.267, Л.82-83].

В 1933 году Запсибкрай стал принимать экстренные и действенные меры по кардинальному решению проблем откочевников. Так, 15 апреля 1933 года вышло долгожданное постановление Совнаркома СССР за подписью В. Куйбышева (кстати, В. Куйбышев по данным казахских шежире считается потомком крещенных казахов.) «О мероприятиях по оказанию помощи откочевавшим казакам в Средневолжский, Западно-сибирский края и Киргизскую АССР». Тогда для казахов было отпущено в Западную Сибирь 200 тонн проса. Было дано указание о централизованном обеспечении местами в детских домах для 1 тысячи детей, а также продолжить меры по трудоустройству казахов. До 25 мая 1933 года было предписано открыть детские дома в Новоомске на 120 человек, Славгороде – 100 человек, Алейске – 100, Сталинске – 100, в Прокопьевске – 60 [ГАНО, ф.895, оп.1, д.107, л.29-30].

Отрывались школы для детей казахов. Привозилась учебная литература из Казахстана. Со временем жизнь у переселенцев постепенно налаживалась. Даже проводились праздники. Например, в 1934 году кемеровские казахи рудника «Кемерово» провели праздник «Трактор-той», на которую собралось около 2000 казахов, где приняли участие и русские. Кроме выступлений и пафосных речей, здесь была организована продажа книг журналов и газет. Играл духовой оркестр, проводились национальные игры и спортивные состязания. Состоялось премирование лучших рабочих. А на праздник было отпущено 2050 рублей [ГАНО, ф.47, оп.1, д.1865, л.388].

В июле 1935 года самым лучшим в крае сельсоветом был признан Бауржансорский Славгородского района, где было коллективизировано 92 % хозяйств или 136 хозяйств. План сева первыми в районе перевыполнили именно колхозники этого сельсовета – на 110,9 %. Вся сельхозтехника была досрочно отремонтирована. Падежа телят – нет, а ягнят всего лишь 3%. Имелись две фермы – 54 голов скота и овец – 160. Сено заготовлено впрок, а руководил этим успешным хозяйством – Кунаев. Постановлением Президиума Запкрайисолкома казахский колхоз получил Переходящее Красное знамя [ГАНО, ф.47, оп.1, д.2151, л.287].

Одним из известных личностей города Ленинск-Кузнецк Кемеровской области был Каирбек Скаков. Он, как и другие его земляки, оказался здесь в самые трудные годы голода, был вынужден мигрировать из Баянаульского района на территорию Кемеровской области. Его семья не только выжила на второй родине, но и вернулась оттуда закаленными, образованными и воспитанными на лучших сибирских традициях. Его дети выросли на извечных принципах трудолюбия и честности, справедливости и порядочности, прямоты и честолюбия, присущей жителям сурового шахтерского края. Именно труд во имя выживания сделал сибирских казахов - откочевников теми, кем они стали. Сам Каирбек Скаков стал кавалером орденов Красного Знамени и Красной Звезды, после Великой Отечественной войны вплоть до 1973 года служил о органах внутренних дел в г.Ленинск-Кузнецк, был уважаемой в городе и области личностью: со временем одну из улиц этого российского города назвали его именем. Он был членом бюро горкома, неоднократно избирался депутатом городского и областного советов народных депутатов. При этом всего лишь был простым милиционером, дослужившись до звания старшего лейтенанта [Экспресс К, Астана,2013, с.3].

В августе 1934 года часть казахов стала возвращаться на историческую родину, но значительная их часть осталась в Западной Сибири.

Итак, пребывание откочевников на территории Западной Сибири в самые тяжелые годы сыграло свою положительную роль. Спаслись десятки тысяч наших соплеменников, избежав практически уготованной на родине голодной смерти. Постепенно на пути массового проявления так называемого «великодержавного шовинизма» был поставлен жесткий заслон. Активное изучение русского языка, получение и овладение новыми рабочими специальностями, самоотверженный труд помогли нашим соотечественникам быстро адаптироваться на новом месте. И сегодня некоторая часть более чем 200-тысячного казахского населения Западной Сибири является потомками тех казахов, кто бежал туда в поисках спасения.

З.Е. КАБУЛЬДИНОВ,

Евразийский национальный университет им. Л.Н. Гумилева, Астана, Республика Казахстан

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Аяган Б.Г., Кыдыралина Ж.У., Аунасова А., Кашкимбаев А.Н. и др. Правда о голоде 1932-1933 годов. - Алматы, 2012. - 454 с.

2.ГАНО (Государственный архив Новосибирской области), ф.47, оп.1, д.1645, л.146-147.

3.ГАНО, ф.47, оп.1, д.1865, л.388.

4.ГАНО, ф.47, оп.1, д.2151, л.287.

5.ГАНО, ф.47, оп.5, д.124, лл.124

6.ГАНО, ф.47, оп.5, д.162, л.35-40

7.ГАНО, Ф.47, оп.5, д.163, л.163, ЛЛ.81-82

8. ГАНО, ф.47, оп.5, д.170, л.101-104.

9.ГАНО, ф.895, оп.1, д.107, л.29-30

10.ПАНО (Партийный архив Новосибирской области), ф.3, оп.2, д.389, л.1-3.

11.ПАНО, ф.7, оп.1, д.247, л.495-496

12.ПАНО, ф.7, оп.1д.265, лл.87-88.

13.ПАНО, Ф.7, оп.1, д.267, Л.82-83.

14.Полевые материалы автора, Омская область, Таврический район, 1991 г.

15.Полевые материалы автора, Омская область, Русскополянский район, 1993 г.

16.Спецсправка Секретного-политического отдела ОГПУ о ходе коллективизации и массовых выступлениях крестьянства в 1931 г.-январе-марте 1932 // Мусагалиева А.С. Голод в Казахстане в архивных документах // Казахстан мурагаттары. - 2011.- №4(20). - с.114.

17. Сыдыков Е.Б. Гонимые голодом. –Семей, 2010. - с.4.

18. «Экспресс К», общественно-политическая газета, Казахстан, Астана,2013, с.3].