В последней четверти XIX века в Туркестане и Ташкенте уже проектировались заводы, рядом с этим известием также было известие об устройстве обсерваторий, издавались статистические и ученые обозрения края, как Туркестанский сборник и Ежегодник. Все это Ядринцев связывал с покорением Центральной Азии русскими войсками: «Без сомнения, все это первые камни цивилизации. Русской науке предстоит наследовать аравийскую ученость в Азии. Еще в XV веке потомок Тимура Улуг-бей учредил близ Самарканда обсерваторию вроде александрийского музея. С тех пор наука потухла на Востоке. Русским ученым предстоит воскресить ее. Под прозрачным и звездным бухарским небом арабская астрономия должна передать свой секрет русскому телескопу. Все это заставляет исполниться чувством гордости пред высотою задач, но мы не должны забывать, что это только первые камни цивилизации». Однако главной задачей русского правительства автор называл водворение образованности и образовательных средств в среде инородца. Между тем, на вопрос «Какое нам дело до Ташкента, до всех азиатцев взятых вместе?» он отвечал: «Мы не знаем уместен ли будет такой вопрос там, где стоит университет, обращенный взорами на Восток, где по уставу положено чтение мусульманских языков, в последнем центре просвещения, откуда льется свет и должен достигать последних окраин. Мы не знаем уместен ли будет такой вопрос в местности, где уже начинается магометанское население, имеющее прямые сношения со Средней Азией, которое было своего рода пионером русской цивилизации в Ташкенте и Бухаре. Тот, кто не понимает этой связи, пусть взглянет в окно и он увидит, что его собственное небо подпирается высоким минаретом с мусульманским полумесяцем. Стало быть где же прикажете говорить о встрече мусульманской религии и цивилизации с цивилизацией русской, где думать о средствах просвещения мусульманского населения, где изучать его?».

В Средней Азии русская цивилизация встречалась с могучей исламской религией и местным населением, которое веками жило в соответствии с мусульманским миросозерцанием. Ядринцев описывал ислам так: «Магометанизм, как известно, самая упорная религия к восприятию науки гяуров [прим. неверный]». Русская цивилизация столкнулись со столицей магометанского мира в Азии в Бухаре. Совсем рядом, в соседней Аравии находилась колыбель ислама. Ядринцев видел проблему колонизации именно в прочности позиции религии в этом регионе: «Аравия и Бухара постоянно распространяли пламя магометанской пропаганды на всем Востоке, влияние их проникало и в Китай и в Индию, где ваххабиты поддерживали мусульманский жар с таким упорством, что сама Англия не утвердила еще в Индии своей цивилизации. Такова сила этой религии, таково ее упорство». Он отмечал, что сломить недоверие к европейской цивилизации у народностей, обладавших особым языком, особой религией, которые, даже завоеванные, могли жить долго своей жизнью, было делом архисложным. Оттого Ядринцев задавался вопросом, какими средствами бороться против этого недоверия: «чем заменить древнее миросозерцание полудиких народностей, чем достигнуть их духовного объединения с народностью нашего и народностями европейскими?». Ответом на это, по мнению автора, могла стать «духовная, нравственная сила, способная сконцентрировать всю свою деятельность на подрыв предрассудков ознакомления с наукой и цивилизации», а именно - распространение образования у инородцев. Однако было неизвестно какими путями оно должно проникнуть в степь и какими приемами оно должно сопровождаться.

Ядринцев отмечал, что русская культура была довольно опытна в деле столкновения и сношения с инородческими племенами, которые жили в составе Российской империи. Однако она не могла похвастать тем, что инородческие элементы приняли русскую цивилизацию, привили к себе русское образование: «вспомним, что эти племена жили замкнутые и окруженные русским племенем, всегда их превосходившим числом, везде русская народность в наших провинциях была сильнее инородческой и притом инородцы еще крепко сохраняют свой быт. Наше слитие с инородцами было скорее физиологическое, оно проходит через всю нашу историю, но наше цивилизаторское и культурное влияние было гораздо слабее».

Ядринцев цитировал русского философа и историка Александра Ивановича Стронина, который в своей книге «Политика как наука» (1872 г.), определяя отношение славянской или великорусской народности к другим племенам и национальностям, вошедшим в состав русского государства, замечал, что характерной чертой русской истории, является терпимость к народностям. Однако эта терпимость, по мнению Ядринцева, была только культурной слабостью, которая проявлялась во всей красе при перенесении цивилизации в среду сплошного инородческого населения, где на огромную массу должна была действовать горсть цивилизаторов.

Между тем, автор отмечал, что русское государство не имело большого опыта насаждения своей цивилизации в инородческую среду. Поэтому он обращался за примерами и опытами к европейским народам, которые, по Ядринцеву, находились в подобном положении с подобными народами, с какими столкнулась русская культура. Естественнее всего было взглянуть на одно из могучих, цивилизованных государств, которое уже водворилось в Азии и распространяло владычество над 200 миллионов мусульманского и браминского населения в Индии - к русскому соседу в Азии и к сопернику в среднеазиатском вопросе - к Англии.

Ядринцев цитировал одного неназванного писателя: «Политика Англии была своекорыстная, но высшая цивилизация народовластителя оказывала неизбежное влияние на побежденных, и даже помимо воли и желания владык, эта цивилизация постоянно охватывает туземцев, распространяет между ними новые идеи и подготовляет будущее Возрождение Востока». Первым долгом в Индии христианство столкнулось с исламом, и его пропагандистами были иезуиты. Ловкие пропагандисты и миссионеры употребляли все средства, чтобы приноровиться к туземному миросозерцанию. Так, иезуит Нобели в 1577-1656, приняв в Индии имя «всеведущего», выдавал себя за брамина и раджу, доказывая, что римские брамины старше индийских и перемешивал браманизм с христианством. Другие миссионеры действовали также, и эти недостойные религии обманы вызывали только отвращение индусов. Христианство не прививалось в Индии, хотя проповедовалось с конца XVIII века, а духовные лица и английские епископы в Индии жили отчужденно от массы.

Очевидно, что вмиг переменить мировоззрение инородческой среды было чрезвычайно трудно. Вскоре английская корона приняло решение возвысить ее умственно, и подготовить к восприятию новых воззрений. Здесь гораздо большее значение имело просвещение и уничтожение вредных обычаев. В числе цивилизующих влияний англичан в Индии было уничтожение рабства и кабалы (в 1842-1844 г.), внесение принципа веротерпимости, уничтожение детоубийства и самосожжение вдов. Точно также через туземных начальников англичане содействовали и введению новых обычаев. В 1871 году магараджа Декана убеждал туземцев носить платье, а правительство раздавало его на свой счет. Таким образом, в Индии из столкновения с англичанами были приняты многие обычаи. Вамбери рассказывал в своем путешествии, что, зашедши к авганам, которых англичане давно оставили, он нашел у них костюмы англичан и английские названия должностей, авганы даже руку подавали по-европейски. Однако самым могучим средством цивилизации у англичан в Индии было просвещение. При лорде Уэльсли было основано высшее учебное заведение в Калькутте и коллегия в форте Уильяма для англичан и азиатов. В 1819 году была открыта индусская коллегия в Пуне. Замечательна была деятельность лорда Бентинга. Он отправлял индусов в Европу изучать медицину и естественные науки, а потом, в 1826 году открыл медицинские академии в Калькутте и Бомбее. Вскоре появились разные переводные и оригинальные сочинения по медицине и естествознанию на туземном наречии. При Бентинге было открыто множество общеобразовательных школ. Позже были открыты училища для инженеров и архитекторов в Рурке, Мадрасе и Бомбее. В Бенгале и северо-западных провинциях в 1852 году было 40 учительских семинарий, а в средне-учебных заведениях училось за казенный счет 24 000 туземцев. Для высшего образования служили университеты в Калькутте, Бомбее и Мадрасе. В коллегиях туземцы изучали европейскую литературу, в особенности английскую историю, математику, географию, туземные и европейские языки, а также философию. На индусском наречии уже давно существовали переводы Шекспира, Гумбольдта, Гиббона, английская энциклопедия и т.д. Наравне с английскими, было много и туземных журналов, как например, «Индийское Солнце», издававшееся на персидском, индийском, английском, урдуском и бенгальском языках. В 1851 году в Индии вышло 110 оригинальных сочинений, а в Калькутте было 40 туземных типографий. Наконец, в 1840-х годах она имела до 40 туземных газет. Кроме того, в Калькутте уже существовало эмансипационное общество из англичанок и женщин-индусок, ими издавался журнал «Друг женщин». Благодаря этому широкому образованию и представлению всех просветительных средств туземцам, вскоре в Индии начали появляться замечательные личности из туземцев, как например Рамунг Рой (род. в 1774 г.). Сначала он изучал магометанство, потом арабскую литературу и буддизм, а в заключение начал знакомиться с европейскими языками и европейской наукой. В 1814 году он выступил реформатором в религиозном отношении, проповедовал монотеизм, уничтожение каст, приобрел многочисленных учеников и посетил Европу. Это был столь замечательный человек, что Геремия Бентам удивлялся и отдавал уважение его уму и познаниям. Он подал королеве записку о реформах в Индии и умер в 1833 году окруженный целой школой. Другой видной личностью, продолжателем дел Рамунг Роя явился его ученик Дваркинат. Он делал огромные пожертвования на школы, больницы и развитие туземной промышленности. В 1843 году он прибыл в Англию хлопотать о европейском образовании своего народа: «Мы имеем теперь в разных городах Индии 15 школ, я и мои друзья жертвовали для них много денег, но все-таки мало, у нас нет порядочных учебников, нет хороших учителей. Европа обязана помочь нам. Если ежегодно тысяча наших браминов будут поступать в ваши университеты, то Индия сделается столь же великой и цивилизованной, какой она была в древности». Появились люди за Дваркинатом, как банкир Джиджибгой, который истратил много миллионов на больницы, школы, на издание газет и книг, на распространение европейской цивилизации в Индии. Англия сделала его пэром, а парсы поднесли сумму на издание европейских сочинений на туземном наречии. В заключение Ядринцев отмечал, что «рациональный денжон, веротерпимость, идея братства, признание науки главным фактором развития - вот главные черты умственно-религиозного движения в Индии».

В 1852-1853 гг. англичане были встревожены социальными изменениями в Индии. В городах возникали клубы, митинги, появились ораторы, памфлеты, начали говорить и печатать о реформах, поднялись толки о поземельном вопросе, появились мнения о необходимости строительства университета, прекращения монополии и т.д. Словом, туземцы начали жить сознательной и умственной жизнью. Англия дала некоторые реформы Индии, обличила печать, дала новые учебные заведения, и новые тысячи туземцев, получивших европейское образование, значительно подвинули цивилизацию в Индии.

Ядринцев считал, что таким образом окончательно утвердилась связь Англии с Индией и последняя сама сознавала всю пользу и необходимость оставаться под покровительством Англии, этой «great mother of nations», как называли свое отечество англичане: «Просвещение совершенно покорило Индию, как мы видим, и примирило туземцев со своей участью; мало того, оно им указало великое будущее. Прием просвещения при этом был самый рациональный. Англичане поняли, что пропаганда знания и водворение его на языке чужестранцев, т.е. английском, не может встретить сочувствия у народов покоренных и, вдобавок, обладающих фанатической религией, поставившей целью сопротивляться: считать прикосновение к нему величайшим грехом и вечной погибелью души. Всякого образованного по-английски, вошедшего в среду англичан, они будут считать изменником и не будут его слушать, тем менее, отдавать ему своих детей. На учителей англичан, хотя и изучивших туземные языки, также будут смотреть враждебно». Так, автор считал, что распространение знаний среди азиатских народов могло быть достигнуто гораздо успешнее при помощи пропаганды и знакомства с наукой на местном языке. Знакомство с наукой должно было произойти при помощи переводов книг, косвенно нарушающих верования, о природе и вещах и, таким образом, вызывающих любознательность инородца ближе ознакомиться с европейской цивилизацией, которой язык он впоследствии уже сам начал усваивать: «Не было ничего основательнее и разумнее как самих туземцев сделать переносителями и насадителями европейской цивилизации своими руками».

Возвращаясь к Российской империи, Ядринцев вопрошал, хватит ли у страны книг на восточных языках, изданных для ознакомления инородцев с русской наукой: «Желательно бы было знать, много ли у нас на татарский и тюркские языки вообще переводится учебников и популярных книг, знакомящих с географией, арифметикой, физиологией, домашней медициной, с историей и т.д. Ежели и покажут нам кое-какие учебники, то, вероятно, немного, притом для взрослых азиатцев ученой литературы наверное не существует, а между тем, желательно было бы, чтобы книги явились по всем отраслям знания, чтобы азиатская литература наша явилась и развивалась не одним запросом толкучки, но руководилась более благородными и цивилизующими мотивами». Далее Ядринцев продолжал: «Мы очень знаем, что на рынках Ташкента, Туркестана, Хивы далеко раньше пришествия русских продавались казанские издания Корана, магометанское календари, завозились путешествия, сказки и все, чем богата магометанская литература, но никогда не слыхали о появлении на этих рынках каких бы то ни было переводов европейского содержания, знакомящих с наукой. Никогда азиатец не чувствовал еще обольстительного влияния знания, никогда еще перед ним не открывались глаза, а книга по понятиям его осталась или заповедью чтить старый закон, или фантастической сказкой от безделья».

Автор обращался к русским восточным факультетам, откуда должны были выходить главные цивилизаторы и из русских, и из инородцев. Он же писал, что обычно, на восточном факультете готовились переводчики и, в большинстве своем, кандидаты в консулы. Занятия у студентов часто шли небрежно, а являлись они на эти факультеты с других за неспособностью заниматься серьезно. Между студентами часто поговаривали: «Коли не годен, так на восточный». Так, на восточном факультете были самые неспособные, самые ленивые студенты, реноме которых было печально известно в университетах: «Студент целый год ничего не делал и едва выучивал несколько страничек к экзамену для перевода только, но вовсе не a livre ouvert, a на заказ».

Часто в русских университетах учились молодые синологи и ориенталисты, которые знали при окончании курсов только несколько букв восточной азбуки. Сама наука не представлялась для них интересной и увлекательной. Они видели сухие схоластические учебники или отдельные изречения китайских философов, без всякой связи неизвестно к чему ими переводимых, но перед ними не рисовалась широкая картина восточной цивилизации, не открывалась мировая сцена, где эти народы действовали, никогда букет восточной поэзии не охватывал их своим ароматом. Они не исполнялись высоким чувством и гордостью своей миссии. Многие из них поступали в переводчики и бились из-за жалованья и карьеры, более счастливые достигали мест консулов на Востоке. Эти консулы с громадным жалованьем томились в китайских городках в несколько миллионов и ничего не могли вынести из них кроме впечатления, что «это гробы поваленные». На тех же факультетах воспитывались и инородцы. Судьба и призвание их также были незавидные: одни шли в переводчики, иные поступали в государственную службу и делались русскими. Эти люди уже не оказывали никакого влияния на свою среду, на своих одноплеменников, они навсегда и безвозвратно отрывались от них, а не являлись у них цивилизаторами. С другой стороны, инородческий элемент доказал свою способность к русской цивилизации, он дал несколько ученых и талантливых личностей, как например, бурят Дорджи Банзаров и казах Чекан Ватханов (Чокан Валиханов). К слову, в таковых Ядринцев тоже не верил: «эти люди, даже любя свой народ, никогда не действовали в среде его».

Инородческий элемент для Российской империи также был средством для успешного развития цивилизации в новоприобретенных азиатских странах. Для распространения света и знания на Востоке было очень удобно создать контингент азиатов же инородцев. Это были элементы не чуждые им и из народностей, близко подходивших к верованиям, обычаям, языку азиатов, но в то же время более доступные для русской цивилизации и находившиеся в непосредственных сношениях с русскими. Прекрасным проводником для такого передового отряда цивилизации были татары и казахи: «Сношение татар и киргиз и прежде были легче с среднеазиатскими ханствами. Казанские татары, а вместе с ними и крымские, были уже непосредственными торговцами и цивилизаторами, заносившими высшую культуру на Восток. Они сами брали на себя эту роль и выполняли добровольно ее, но их образование и средства были слабы». Ядринцев полагал, что образование этих инородцев будет иметь непосредственное влияние на родственные им народности: «они могут явиться учителями, пропагандистами, профессорами, реформаторами и, конечно, это лучше сделают, чем люди, совсем незнакомые со складом понятий и предрассудками магометанского населения, люди чуждой расы, да вдобавок завоеватели. Миссией этих же образованных инородцев будет основание школ, так как в них легче и с меньшим предубеждением пойдут азиатцы. А в этих школах может вполне преподаваться европейская наука на туземном наречии, так же как русский язык и даже новейшие европейские языки. Такой путь распространения цивилизации на Востоке наиболее практичный и успешный. На образование наших инородцев мы мало обращали внимания, но для них необходимо создать специальные школы и университеты, чтобы дать им возможность изучать русскую науку, русский язык, и рядом не давать забывать свой в видах вышеуказанных целей. Чем более наши университеты будут распространяться вглубь на Восток, тем будет лучше и влияние на Востоке наше, обширнее. Знание сделает свое в среде низших азиатских народностей, их миросозерцание изменится при одном прикосновении науки, хотя самая щекотливая, религиозная сторона вопроса и не будет резко нарушена».