Главный строитель Верного о Семиречье. Часть 2
Садоводство, огородничество и табаководство развивалось с каждым годом все больше и больше. Эти промыслы имели хороший экономический потенциал в Семиречье, так как сбыт их продуктов в прилегающую к Семиречью Сибирь при наличии хорошего сообщения, мог бы дойти до значительных размеров.
К упомянутым промыслам следует причислить разведение сахарной свекловицы и китайского сахарного тростника (джюгары). Это разведение также имело большой потенциал в Семиречье, где сахар иногда доходил до 20 рублей за пуд [прим. 1 пуд – 16,3 кг]: «…Когда начнется правильная разработка каменного угля и устроится сахарный завод в Илийской долине, то дунгане и таранчи доведут культуру джюгары до совершенства, это их любимое растение. Племена, населявшие Илийскую долину, с незапамятных времен занимались культурой джюгары. Само название сахара происходит вероятно от этого растения…»
Козелл-Поклевский рассказал, как обстояли дела с шелководством в Семиречье. По его словам, несмотря на то, что тутовое дерево очень хорошо произрастало в Семиреченской области (даже на речке Кара-Кунус в долине Чу), но шелководство не пользовалось сколь-нибудь значительным успехом не только среди русского поселения, но и у казахов, знакомых с этим делом. Инженер считал, что причина тому крылась в недостаточной выгоде занятия шелководством в сравнении с другими промыслами. Он же предполагал, что при увеличении народонаселения оно будет искать новые способы заработка и тогда шелководство, вероятно, начнет развиваться.
Если судить по обилию цветущих трав и деревьев, то предгорья Семиречья представляли очень удобное место для занятия пчеловодством. В 1856 году в Семиречье были вывезены первые пять ульев, а уже в 1882 году их количество возросло до 17 тысяч. Это могло предзнаменовать новый виток развития пчеловодства в Семиречье.
Рыболовство не считалось важной отраслью в сравнении с другими промыслами. Причин тому было две: первая заключалась в том, что, хотя в реках и озерах Семиречья рыба водилась в значительном количестве, но разновидностей ее было немного; вторая причина касалась качества этой рыбы. Самая распространенная разновидность, водившейся в Семиречье рыбы, была известна как «акбалык» или маринка. Ее икра, по словам Козелл-Поклевского, была очень вредна. Кроме маринки в Семиречье ловили османов («рыба очень вкусная и нежная»), обыкновенного сазана, окуня, сома и горную форель, а в озерах Иссык-Куля можно было поймать прекрасную породу громадной озерной форели. Автор с надеждой смотрел в будущее рыболовства. Он считал, что с развитием европейской культуры в Семиречье можно надеяться, что в нем начнется не только рыболовство, но и рыбоводство. Из-за того, что все воды Семиречья в те годы принадлежали Российскому Правительству, систематизация рационального речного и озерного рыбоводства в больших размерах не должно было встретить тех препятствий, какие постоянно встречались в местах, где воды принадлежат частным владельцам. Инженер отмечал, что ловлей рыбы в регионе занимались почти исключительно европейцы. Казахи же, по его же словам, лишь в последнее время начали перенимать некоторые приемы от русских рыбаков, имевших свои промыслы по реке Или, хотя до этого рыболовством не занимались. В целом, по словам Козелл-Покровского, вопрос развития рыболовства в семиреченском регионе не имел первостепенной важности во многом из-за того, что местное административное управление пыталось справиться с более важными делами. Но он надеялся, что огромное пространство воды Семиречья не будет оставлено в первобытном состоянии, а будет устроено так, что рациональное рыбное хозяйство начнет развитие с выгодой и для казны, и для народа.
Значение зверопромышленности в те годы было довольно высоко. Всего больше добывались шкуры лисиц (до 6 тысяч), чуть в меньшем количестве для мехов добывались куницы, медведи, рыси, тигры, барсы, барсуки, сурки и выдры. Для мяса же имело значение охота на кабанов и на разных пород степных и горных козлов и баранов. В то время зверопромышленники, кроме звериных шкур, имели большой доход от продажи китайцам маральих рогов, цена которых доходила до 100 рублей за пару. Что касается птиц, то в горах в большом количестве водились скалистые красные куропатки, которых зовут кеклик («кекілік»), и горные индейки, называемые уларами («ұлар»). В степи было много драхв (дрофа), стрепетов и степных куропаток. Около рек и озер обитало громадное количество фазанов и всевозможных водяных птиц: пеликанов, лебедей, гусей, бакланов и разных пород уток, бекасов и куликов. Зверопромышленность, как считалось тогда, не будет увеличиваться, а, напротив, с увеличением населения уменьшится. Автор же обращал внимание промышленников на добычу птичьих шкур и перьев, которые могли бы составить довольно сильный предмет вывоза.
Горной промышленности как такового в Семиречье второй половины XIX века не существовало. Добытчики делали пробы добычи золота на реках Тентек, Ыргайты и Хоргос, но добыча оказалась невыгодна как по недостатку, так и по дороговизне рабочих. Руды серебро-свинцовые, медные, железные, марганцовые и многие другие находились в довольно значительных залежах, но еще не разрабатывались. То же можно сказать и о каменном угле. Многие выходы уже были найдены, но разработка угля еще не началась. После отдачи китайцам Кульджи Иван Козелл-Поклевский вместе с купцами Вали-Ахуном и Пугасовым отправились на разведывательные работы, но единственным практическим результатом этих розысков стало открытие угля у берегов Или в верховье речки Чишкан. Этот уголь, по словам инженера, должны были разрабатывать таранчи, поселившиеся в Джаркентском участке. Уголь, добываемый в Калкане, должен будет служить для пароходства по реке Или и для тех предприятий, которые будут связаны с этим пароходством. Розыски в других местах, как более отдаленных от места немедленного употребления, ограничивались только поездками и поверхностными осмотрами местности.
Кроме металлических руд и каменного угля, Семиречье было очень богато различными породами камней. В 1870-1880 гг. в Верном и его окрестностях все больше и больше начало входить в употребление колотый и тесаный сиенит. Теска этого камня была настолько дешевой, что кубическая сажень тесаной кладки гранитных быков для моста на реке Талгарка вместе с раствором, пиронами и положением на место обошлась всего в 60 рублей. Кроме сиенита понемногу начал входить в употребление мрамор. Козелл-Поклевский даже устроил в горах Каскелена небольшую пильню для обработки мрамора и агальматолита. К слову, она приводилась в движение водой подобно тем, которые инженеру случалось видеть по берегам Роны во Франции.
Семиречье изобиловал большими залежами алебастра, агальматолита, квасцовых земель и каменной соли. Кроме того, в озерах было много самосадочной, поваренной и глауберовой солей. По берегам южной части Балхаша были найдены залежи озокерита в виде коры на поверхности земли. Селитра и поташ добывались местными жителями из земли, пропитанной этими солями. Поташ, перемешанный с глауберовой солью, добывался по реке Или, а китайцы покупали его для выделки мыла и своих печений. Вообще можно сказать, что Семиречье хотя и очень богато минералами, но к тому моменту было еще очень мало исследовано. За исключением очень коротких поездок профессоров Мушкетова и Романовского, никаких тщательных исследований Семиреченского края к тому моменту не было.
Лесоводство также, как и сохранение существующих в горах лесов, составляло постоянную заботу местной администрации. Разведение новых и сохранение существующих лесов составляло жизненный вопрос в Средней Азии. Козелл-Поклевский писал, что за более, чем двенадцатилетнее пребывание в Семиречье, он наглядно убедился насколько опасно истреблять леса в горах:
«Леса вновь не отрастают, а воды для полива с каждым годом меньше, так что по неволе приходится бросать плодородные поля по недостатку воды. С другой стороны, многие совершенно пустынные местности превращены в прекрасные сады и рощи, влаги в этих местах больше, начинают появляться росы и около существующих рощ новые деревья прививаются гораздо легче и требуют меньше ухода и полива»
Заводская и фабричная промышленность Семиречья состояло из винокурения и пивоварения. Было также несколько маленьких кожевенных заводов, которые выделывали кож очень мало и очень плохо, несколько небольших мыловарен, маслобоен и одна лесопильня. Это все, что было в Семиречье по заводской и фабричной промышленности. Впрочем, также была небольшая механическая мастерская, перенесенная из Кульджи. В остальном, Семиречье было открытым и обширным полем для тех, кто готов начать заводское дело. Особенно регион нуждался в железном, сахарном, стеариновом, стеклянном, фаянсовом и суконном заводах. Необходимость в этих фабриках ощущалась всеми и дала бы отличные барыши предприимчивым капиталистам.
Ремесла были малоразвиты в Семиречье в особенности среди русского населения. Казахи, таранчинцы, дунгане и сарты имели своих ремесленников, вполне удовлетворявших их потребностям. Между ними сохранились, хотя их уже очень немного, искусные ремесленники, которые выделывали металлические украшения для одежды, конской сбруи, седел и оружия в восточном вкусе. Эти украшения не были лишены изящества и красоты.
Торговля в Семиречье в те времена была малоразвита. Она разделялась на два разряда и именно: торговля среди оседлого населения в городах, селах и станицах, в магазинах, лавках с продажей товаров за деньги; и торговля степная с развозом в степи и меной их на скот, шерсть, кожи и кошмы. Товары, привозимые в Семиречье, покупались на ярмарках, главным образом - на Ирбитской, в меньшей степени это касалось Крестовской и Кояндинской ярмарок. Продажа семиреченских продуктов производилась на тех же ярмарках, но исключительно на Кояндинской ярмарке сосредоточивалась вся торговля баранами и скотом. Предметы ввоза составляли чай, мануфактурные товары, железо во всех разных видах, сахар, свечи, посуда, кожи, обувь, стекло, галантерейные и бакалейные товары, заграничные и ташкентские виноградные вина, готовые дамские и мужские одежды. Предметами же вывоза были бараны и скот. Они гонялись на Кояндинскую ярмарку, в Петропавловск, Кашгар, Фергану и Кульджу. Хлеб вывозился большей частью в Семипалатинскую и Акмолинскую области, а также в китайский Тарбагатай. В Кульдже тоже были вывозы, но только случайные при движениях войск или при переселении таранчей и дунган. Кроме того, в Сибирь вывозились кожи, шерсть, войлоки, воск и мед.
Товары вывозились и ввозились тремя способами.
Первый способ. Самые ценные товары из Ирбита везли зимним путем на лошадях до Верного и других городов Семиречья. Этим товарам приходилось, начиная от Семипалатинска, идти весной по распутице и перекладывать товары из саней на колеса и около Капальских гор иногда - обратно с колес на сани. Этот путь считался самым дорогим, а доставка товаров этим способом доходила до 6 рублей с пуда.
Второй способ состоял в том, что товары сдавались на пароходы и доставлялись водой до Семипалатинска, а иногда только до Павлодара. Это случалось в случае, если пароходы, застигнутые мелководьем, не решались плыть выше. Цена провоза на пароходах варьировалась от 30 до 40 копеек за пуд, в зависимости от свойства груза. Из Семипалатинска товары направлялись в Верный на лошадях, быках и верблюдах. Ценность этой перевозки колебалась между рублем и тремя рублями 50 копейками, в зависимости от времени года, урожаю трав и овса по дороге, а также большим или менее сильным падежам скота.
Наконец, третий способ – перевозка товаров с Крестовской и Кояндинской ярмарок и из Петропавловска на верблюдах караванами, часть из которых идут по восточной стороне Балхаша, а другие – по западной. Этот способ перевозки считался относительно дешевле, так как не превышал трех рублей. Но этим путем шло очень мало товаров. Если бы все товары, перевозимые по Иртышу, пришлось перевозить степью, то цены возвысились бы и часто не доставало бы верблюдов. Хотя путь по западной стороне Балхаша и был значительно короче, караваны из Петропавловска в Верный редко ходили по этому маршруту. Тому причиной были бескормица и безводие, делавшие этот путь очень затруднительным, в особенности в южной ее части. Караваны же, проходившие по восточной стороне Балхаша занимались, главным образом, провозом хлеба. Все сырье увозилось из Семиречья на обратных.
По собранным Козелл-Покровским сведениям, в Семиреченскую область ввозилось около 300 тысяч пудов товаров, из которых один чай составляет до 50 тысяч пудов клади. Вес вывозимого товара был такой же, как и ввоз, он делался на обратных маршрутах; если и был где-то перевес, то только в хлебных грузах. Этот ввоз и вывоз мог бы быть гораздо больше, в особенности вывоз, если бы провозная плата была дешевле. Как пример, до чего, по случаю дороговизны провоза, доходят цены товаров, инженер привел несколько цифр: сахар доходил до 20 рублей пуд, сортовое железо - до 6 и 8 рублей, ирбитские канаты - до 16 рублей за пуд, стекло - до 300 рублей за ящик и т.п. За доставку машины и котла для парохода Ивана Ивановича ему пришлось платить по 12 рублей за пуд от Москвы до Или и ждать эту доставку более года.
Из этого краткого обзора Семиречья второй половины XIX века видно, что этот край обладал многими природными богатствами и прекрасным климатом, таким, который европейцы отлично выносят. Для развития Семиречья во всех отношениях нужно, по словам автора, сначала устроить дешевые пути сообщения, а тогда и земледелие, и промышленность, и горное дело станут развиваться очень быстро, как вообще во всех новых краях: «В этом случае Америка должна нам служить примером». С другой стороны, инженер отмечал, что без путей сообщения Россия никогда не утвердится крепко в Средней Азии, из-за чего богатый семиреченский край не только не будет приносить ей дохода, но и станет бременем для бюджета:
«Так как для войны нужно денег денег и денег, так для колонизации отдаленных стран нужно путей, путей и путей»