Первое дошедшее до нас сообщение о землетрясении в Верном датируется 7 часами утра 28 мая 1887 года. В этой телеграмме, написанной военным губернатором Семиреченской области А.Я. Фриде степному генерал-губернатору Г.А. Колпаковскому сказано о сильнейшем землетрясении, произошедшем несколько часов назад. Еще до полудня того же дня Фриде пишет о первых жертвах катастрофы: «К 11 часам пока известно 112 погибших, большей частью дети. Сведения еще не полны. На гауптвахте задавило 12 арестантов, ранено 125, в тюрьме все спаслись. Слабые сотрясения продолжаются. Города не существует». Эти сведения было донесены до сведения военного министра П.С. Ванновского.

Из сохранившихся переписок в первые дни катастрофы между военным губернатором А.Я. Фриде, степным генерал-губернатором Г.А. Колпаковским и военным министром П.С. Ванновским становятся ясны последствия землетрясения. Так, в телеграммах рассказывается о состоянии гарнизона (14 солдат убито, 31 - ранено), полном разрушении всех воинских строений Верного, о последствиях землетрясения в других населенных пунктах Семиречья, о пострадавших семиреченских казаках и их семьях (40 человек убито, 25 - ранено), об оказании материальной помощи пострадавшим, для чего из Государственного казначейства было выделено 15 000 рублей, 25 тысяч рублей было выделено императором Александром III, еще 5 000 рублей – другими членами императорской семьи. К слову, для производства платежей из вышеуказанной суммы была учреждена Комиссия по оказанию материальной помощи пострадавшим от землетрясения. В целом, о результатах работы этой комиссии было сказано в Извлечении из предписания военного губернатора Семиреченской области А.Я. Фриде Комиссии от 11 июня 1887 года. В нем было сказано следующее:

«Принимая во внимание, что полезные в первое время мелочные выдачи на пропитание бесполезны и не соответственны через две недели, ибо просуществовавшие в первое бедственное время без пособия могут в большинстве пропитаться и впредь от своих имуществ и трудов, предлагаю Комиссии выдачи мелочных пособий на пропитание прекратить, приступив к распределению вспомоществований на постройку домов и восстановление хозяйств беднейших жителей и наиболее в оных нуждающихся.

Выдачи на пропитание и лечение продолжать лишь неимущим больным, увечным, престарелым и вообще не имеющим возможности пропитаться без помощи, продолжать еще в течение одного месяца, причем производить оные преимущественно в форме раздачи хлеба и съестных припасов (всего удобнее через полицмейстера или городского голову, а также через станичное правление), а также в виде платы за лекарства в аптеку и за лечение в лазарет»

Отдельно местная администрация предпринимала усилия для сохранения порядка и спокойствия в регионе. В первые дни трагедии в местности, которое затронуло землетрясение, царила паника. Рассказывалось, что из-за слухов о надвигающихся потоках воды и грязи с гор многие горожане, казаки и казахи бросились бежать из города. Многим от страха казалось, что они видят грозные валы воды и глины в нескольких саженях, о чем с криком на пути и возвещали. Кто-то кричал на гостинодворской площади у почтово-телеграфной станции, что вода уже на губернаторской площади, из-за чего тысячи людей пешком, верхом, на экипажах, таща детей и женщин, устремились к Или и Талгару. Другие влезли на деревья, ища спасения там. Через некоторое время беглецы вернулись. Вернувшиеся накинулись на местных казахов, обвиняя их в распространении паники с целью грабеж. Некоторые казахи тогда были избиты, ранены обезумевшей толпой горожан. Говорилось, что письмоводителю уездного управления Сурову, защищавшему от черни казахов, были нанесены побои. Комиссия смягчала проблемы продовольствие, а А.Я. Фриде сам отправился в места трагедии чтобы «озаботиться принятие надлежащих мер к ободрению населения к обеспечению продовольствием». В своем рапорте он рассказал о принятых мерах для сохранения порядка и спокойствия:

«Были на первое время организованы казачьи разъезды и посты в ведении полиции для охраны имущества, для надзора за подозрительными людьми и для прекращения беспорядков. 28-го мая утром восстановлена продажа булочниками остатков печеного хлеба всех сортов и продажа мяса и прочих съестных припасов, а также продажа овощей на базаре и в развоз и разнос по городу. Затем по согласию с продавцами и поставщиками была установлена умеренная такса на хлеб (1,5 копейки фунт) и мясо (3 коп.) по ценам, существовавшим до землетрясения, и на наем юрт (8 руб. в месяц за большую и 5 руб. – за малую). Того же числа были приняты меры для постройки пекарных печей вместо разрушенных на базарах и у пекарей с субсидией из пожертвований и ассигнований. Не замедлил подвоз печеного хлеба из ближайших станиц и селений, которые отказались большею частью от всякой платы. Всем, не имеющим средств, печеный хлеб раздавался бесплатно с вознаграждением продавцов из пожертвований. Для крова лишившимся жилищ немедленно доставлены были из окрестностей юрты, подвоз которых за сим для снабжения разных учреждений (тюрьма, лазарет, присутственные места) и имеющих средства для найма продолжался из киргизских волостей уезда несколько дней. Беднейшие и не желающие расходоваться на плату за юрты жители устроили временные шалаши и помещения из досок, железа и кошем в садах и дворах, на бульварах и площадях. Для предупреждения несчастных случаев от падающих при частых в первые дни потрясениях зданий поставлены были и устроены преграды, не допускавшие проезда и прохода в опасных местах»

Впрочем, разрушения вследствие землетрясения были настолько масштабны, что местное правительство всерьез раздумывало о том, стоит ли возводить город сызнова в том же самом месте. Своими опасениями на этот счет делился Г.А. Колпаковский в письме заведующему инженерной частью Омского военного округа от 5 июня 1887 года: «…Ввиду этого и не предрешая вопроса, оставаться ли г. Верному на прежнем месте или избрать для него новое…». В ответ на это письмо пришло предписание Военного министерства, в котором извещалось о снаряжении научной экспедиции во главе с профессором И.В. Мушкетовым для исследования на местности последствий землетрясения, что должно решить вопрос восстановления или переноса города. К слову, 9 июня пришло другое письмо, в котором сказано, что «к перенесению города или областного центра на другое место нет оснований и удобств, надлежит лишь возводить соответственные возможности землетрясений постройки». Об отсутствии оснований для переноса также писал горный инженер Ф.П. Брусницын 11 июня 1887 года.

Во время землетрясения было место героизму. Так, в показаниях заключенных Верненского тюремного замка можно найти записи о подвигах заключенных казахов, благодаря усилиям которых осужденным удалось выжить. В камере №2, к примеру, когда началось сильное землетрясение, посыпалась штукатурка и упала печь, «Заир Сатыбалдин и Дадаш Арыспаев бросились к двери и сломали ее, тогда [мы] все выбежали через коридор в приемную-дежурную комнату, надзиратели все были там и ломали двери в переднюю, [мы] им помогли и вместе вылезли в пролом двери по развалинам передней на двор. Там кроме нас никого не было. Из числа нас Заир Сатыбалдин поэтому тотчас же вернулся обратно в замок спасать погибающих». О поступке Сатыбалдина говорилось в показаниях женщин-арестанток («…решив, что настал страшный суд Божий, вдруг кто-то из коридора начал ломать дверь нашу, я бросилась к дверям, в одной двери показалось отверстие, выломанное таранчинцем Заиром Сатыбалдиным, потом всех нас он протащил через ту дыру в коридор…»), старосты камеры №12 Саурука Макылбаева («…азиатцы столпились у двери и кричали дежурного; когда упала печь, мы начали бить ногами в дверь и она оторвалась, так как замок оказался в этот момент сломанным таранцинцем Заиром…»). К слову, за подвиг Сатыбалдина А.Я. Фриде ходатайствовал перед Колпаковским о смягчении наказания.

Однако пострадавшие все же были. Так, в камере №14 легкие раны в голову получили Курманбай и Утегул, а Усумбаю кирпичом рассекло левую бровь. Ахмету Наметджанову из камеры №15 раздавило пальцы и лодыжку правой ноги. Айнабек из камеры №2 пересыльного отделения получил легкий удар кирпичом в голову.

Интересно, что во всех показаниях говорилось о том, что на момент начала катастрофы заключенные-казахи либо совершали утреннюю молитву, либо совсем недавно завершили ее:

«Когда началось землетрясение, некоторые из азиатцев спали, а другие на рассвете, помолившись Богу, легли на койки и разговаривали между собой в ожидании поверки…» (камера №1)

«28-го числа на рассвете все азиатцы помолились Богу, опять легли спать, но заснуть не успели, услыхали толчок и все вскочили на ноги…» (камера №6)

«Когда началось землетрясение, некоторые азиатцы молились Богу, а остальные спали…» (камера №7)

«Когда начало светать, мы все азиатцы молились Богу, а русский Быков сидел на койке, когда кончили молитву, услыхали толчок…» (камера №12)

«Когда началось землетрясение, некоторые азиатцы молились Богу, а остальные спали, и когда уже началось сильное трясение, все вскочили…» (камера №14)

«Сарт Мурза Нарымбаев и киргиз Ахмет Наметджанов 28-го числа мая на рассвете молились Богу и по окончании молитвы почувствовали толчок с предварительным гулом…» (камера №15)

«Когда началось землетрясение, только что все помолились Богу и сидели в ожидании поверки…» (камера №2 пересыльного отделения)

О героизме другого казаха Батырбая Кетыкова отдельно написано в рапорте старшего помощника начальника Верненского уезда титулярного советника А.М. Махонина от 12 августа 1887 года. В частности, в нем сказано, что работник Махонина Батырбай Кетыков, подвергая свою жизнь опасности, кинулся в дом и, не испугавшись падающих плах потолка и обрушивающихся частей дома, спас одного из двух оставшихся в доме малолетних детей Махонина. После, он помог спасти старшего сына Махонина и его больную жену.

Землетрясение в Верном нашло отражение и на страницах местных газет. Так, 16 июня 1887 года в «Туркестанских ведомостях» вышла статья «Землетрясения в Семиреченской области», которая попыталась пролить свет на хронологию всех землетрясений на территории Семиречья. В другой статье «Землетрясение в г. Верном (Рассказ очевидца)» («Туркестанские ведомости» от 23 июня 1887 года) рассказывалась оценка событий свидетелем трагедии В. Ульяновым. Судя по рассказу, первые подземные толчки застали его в постели. За мгновение до того, как печь обрушилась на его кровать, Ульянова вытолкнул из нее товарищ. На улице он ощутил еще более сильные и продолжительные подземные удары. Эти толчки сопровождались подземным гулом, похожим на далекие, но могучие раскаты грома. Сюда присоединялся грохот и треск ломающихся и обрушивающихся зданий, дикое ржание и мычание сорвавшихся с привязи и бешено мчащихся в разные стороны животных. Когда толчки на время прекратились В. Ульянов сумел пробраться в дом и одеться. Далее его путь шел к Больше-Алматинской церкви, но увидеть его сразу помешало облако пыли. Когда она рассеялась перед ним предстала следующая картина:

«От колокольни, величественно возвышавшейся над собором, не осталось никакого следа, только на земле лежал железный остов остроконечной ее верхушки с одним небольшим колоколом. Некоторые колокола виднелись на крыше собора, полузасыпанные обломками кирпичей. Из трех массивных навесов, покрывавших паперть, устоял только южный, западный же сильно наклонился и едва держался, для предупреждения каких-либо несчастных случаев он на следующий день был нарочно свален посредством веревок. Столбы северного навеса совершенно обрушились и груда обломков была прикрыта разорвавшеюся по гребню железною крышею. Части южной и северной стены обрушились, так что сквозь эти огромные проломы была видна вся внутренность церкви, пострадавшая сравнительно менее, и почти целый иконостас. Другие стены церкви покрыты были широкими, большею частью сквозными трещинами. Купол устоял, с него осыпались только штукатурка и упали карнизы. Большой полиелейный колокол, висевший вблизи на особой низкой колокольне, остался в прежнем виде».

На улицах В. Ульянов был свидетелем событий, когда матери, опомнившись от первого испуга, бросались доставать из полуразрушенных домов своих забытых детей. Другие спешили вынести что было можно из одежды и более ценное имущество. В разгар всего этого начались новые подземные толчки, разрушениями от которых были прерваны жизни жены местного священника, супруги полковника и артиллерийского чиновника. Последняя выносила одного за другим своих детей и погибла, когда спасала последнего ребенка. Там же на улице В. Ульянов увидел телеги, нагруженные раненными и искалеченными арестантами с гауптвахты. Что касается животных, то автор статьи рассказывал, что за несколько минут до первых ударов домашние животные предчувствовали близость страшной катастрофы и дрожали в ужасе. Об этом ему говорили другие выжившие очевидцы.

Губернаторский дом, четыре здания гимназий, архиерейский дом с церковью, двухэтажные дома разрушились преимущественно в своих верхних этажах. У них разрушились фронтоны, обвалились углы, частью провалились стены и потолки. Нижние этажи этих зданий пострадали сравнительно меньше и покрылись только незначительными трещинами. Вообще, по наблюдениям В. Ульянова, меньше всего повреждений получили дома, построенные по направлению от юга к северу, от гор к долине. Объяснял он это тем, что удары землетрясения шли по меридиональному направлению, так что самый очаг землетрясения был где-то в глубине гор, недалеко от Верного.

Первое время больше всего пришлось трудиться солдатам, которые безропотно и охотно трудились на пользу несчастным. Они же помогали при погребении убитых сослуживцев и других жителей города, многие из которых были похоронены без гробов, в общих могилах. Позже начались проблемы с продовольствием, но из этой нужды выручили жителей небольшие пресные лепешки, изготовляемые мусульманами-казахами.

Отдельно В. Ульянов рассказал о панике и событиях, приведших в ней. Подземные удары во время землетрясения были настолько сильны, что почва дала значительной ширины трещины, из которых в первое время хлынула вода. Несмотря на то, что многие утверждали, что это вода из озера Иссык-Куль, оказалось, что это лишь подпочвенная вода, которая по причине низменности северной части города находилась так близко к поверхности земли. Землетрясение погубило сообщение между Верным и Каскеленом. Иные, отправляясь в Каскелен, возвращались со словами, что Каскелена больше нет – на его месте возник большой водоем. Впрочем, и это сообщение не оправдалось: Каскелен был даже менее поврежден, чем Верный. Был слух о том, что из гор стала спускаться лава, но оказалось, что часть обрушившейся в ущелье глинистой горы засыпала ущелье с ручьем. О вышеизложенной массовой драке жителей города с казахами, В. Ульянов писал: «Как всегда бывает при подобных движениях народной толпы, пострадали кроме виновных также многие неповинные, совершенно мирные киргизы, занимавшиеся постановкою юрт для русских, но при общем смятении также бросившиеся бежать из города. Обстоятельство это было тем прискорбно, что только благодаря киргизам город был снабжен множеством юрт. Все казенные учреждения перенесли свои спасенные дела и бумаги в юрты, и через несколько дней деловые занятия пошли обычным порядком». К слову, о юртах. Согласно рапорту от 2 июля А.Я. Фриде, областное правление наняла 15 юрт с 15 июня, за аренду каждой из которых платили 5 рублей в месяц.

Касательно жертв трагедии среди солдат важным документом является телеграмма А.Я. Фриде от 6 июня 1887 года, котором он подробно описывал количество погибших и раненых солдат.

«Вследствие запроса генерала Золотарева, основанного на приказании военного министра, телеграфировал: офицеров убитых нет, нижних чинов батальонов 1-го – четыре семейных, убиты лагерными бараками, 7-го – два, 3-го – три, 6-го – один, 20-го Туркестанского – один. Семиреченских местных команд – три. Эти десять убиты на гауптвахте арестованными, из них четыре семейные. Тяжело раненных офицеров, кроме меня, нет. Более менее легкими повреждениями насчитывается в пехоте – один штаб-офицер, восемь обер-офицеров; в артиллерии – два штаб-офицера, два обер-офицера, врачей всех три, чиновников три. Солдат очень тяжело раненных в пехоте четыре, тяжело раненных в пехоте пять. 2-го полка – три легкими повреждениями принятых в лазарете, пехоте – четырнадцать. 2-го полка – пять, при частях пехоты – 73, артиллерии – 15, казаков – девять. Имущественно пострадавших пехоте: генерал – один, штаб-офицеров семейных – 20, холостых – один; обер-офицеров семейных – 28, холостых – 37. Артиллерии: генерал – один, штаб-офицеров семейных – три, обер-офицеров семейных – девять, холостых – девять. 2-го Сибирского полка штаб-офицеров семейных – три, обер-офицеров семейных – семь, холостых – четыре. Саперных инженерных штаб-офицеров – один семейный, обер-офицеров – один семейный, холостых – девять, врачей семейных – десять, холостых – четыре. Чиновников семейных – 27, холостых – один. Священников военных – два. Солдат пехоты семейных – 364, холостых 959. Артиллерии: семейных – 21, холостых – 81. Сибирского полка казаков семейных – девять, холостых – 220. Семиреченского казачьего войска состоящих на службе штаб-офицеров семейных – два, обер-офицеров семейных – шесть, холостых – пять, чиновников семейных – четыре»

Еще больше информации содержит шифрованная телеграмма Г.А. Колпаковского министру внутренних дел графу Д.А. Толстому от 12 июля 1887 года, в которой сказано о количестве погибших и пострадавших от катастрофы. В нем сказано, что на момент трагедии в городе проживало 21 530 человек, в т.ч. 3500 войск:

«Убыль населения со времени землетрясения равняется 433 душам обоего пола, в том числе 159 погибших, остальные выбыли. Начальное число жителей 21 530 обоего пола, в том числе 3500 войск. Домовладельцев 1664, служащих всех гражданских ведомств в Верном 265, в том числе священнослужителей 25, вольнонаемных служащих правительственных учреждений 44. Число семей состоятельных, не нуждающихся в помощи, определилось пока 150. Число людей, не имеющих собственных домов, оставшихся без крова, до 8000 душ»

Говоря о жертвах Верненского землетрясения, следует понимать, что жертвами его были не только жители города, но и те, кто на момент трагедии оказался в горах. В опубликованной в «Туркестанских ведомостях» 28 июля 1887 года статье «Из Верного (Письма В.Ф. Ошанина и С.М. Граменицкого на имя главного инспектора училищ Туркестанского края)» сказано, что в Каскеленском ущелье завалило пять человек, добывавших известь, а в Каргалинском ущелье во время землетрясения полесовщик успел спасти двух детей и свою мать, но разрушившийся дом придавил двух других детей полесовщика. Одна казахская семья, содержавшая пчельник с 500 ульев, была завалена оползнем – погибло восемь человек. Авторам статьи местные казахи рассказывали, что стали свидетелями настоящей трагедии: на их глазах один русский взвалил на спину свою жену с двумя детьми и бежал по склону вверх более полуверсты, но оползень настиг их и погреб заживо.

Во время землетрясения было убито 329 человек (еще трое скончались уже в лазарете), в т.ч. 202 несовершеннолетних. 236 человек погибло в Верном, станицах Больше- и Мало-Алматинских и в окрестностях (в т.ч. 10 военных арестантов на гауптвахте и 4 нижних чинов в лагере), 1 – в горах выселка Любовинского, 5 – в таранчинских селениях между Талгаром и Тургенем Верненского уезда и 87 казахов в горах. По народностям число погибших распределяется следующим образом: русских – 169, татар – 18, сартов – 11, таранчей – 32, дунган – 10 и казахов – 92. Кроме погибших было много раненных. К помощи обращались 363 человека, 160 случаев из которых было признано тяжкими.

О разрушенных зданиях же сказано следующее:

«Архиерейский дом, новый губернаторский, гимназии мужская и женская – верхние этажи разрушены, крыши провалились, нижние этажи стоят с расшатанными, частью обрушившимися стенами, ремонтированы быть не могут, подлежат сломке для материалов.

Областное правление стоит, крыша на месте, стены, перемычки все растрескались, многие перемычки обрушились, потолки на верхнем этаже провалились, ремонтировано быть не может.

В старом губернском доме все каменные помещения и почти все службы разрушены; помещения деревянной постройки этого здания могут быть ремонтированы постройкой новых печей, отбивкой грозящей падением штукатурки, вставкой стекол и других незначительных работ. Тюрьма и все службы разрушены и ремонтированы быть не могут»

Более подробные сведения о числе разрушенных и поврежденных домов в Семиреченской области от землетрясения можно найти в приложении к письму помощника военного губернатора области Н.А. Аристова профессору И.В. Мушкетову от 28 июля 1887 года. Согласно этому документу, в то злополучное утро в самом Верном разрушились 1551 здание. В других селениях Верненского уезда цифры меньше. Так, в станице Больше-Алматинская полностью разрушено 297 зданий и 546 зданий было повреждено. В станице Мало-Алматинская – 50 и 325 соответственно. В станице Софийская и выселке Надеждинский данных по разрушенным зданиям нет, однако повреждено было 265 и 52 здания. Пострадали также Илийский (4 здания разрушено и 8 повреждено), Любовный (25 и 223) и село Казанско-Богородское (118 зданий разрушено).

Верненское землетрясение 28 мая 1887 года оказало значительное влияние на развитие сейсмологических исследований не только в Туркестанском крае, но и в России в целом. В 1888 году при Императорском Русском Географическом обществе была образована Сейсмическая комиссия, в 1905 году преобразованная в Постоянную центральную сейсмическую комиссию при Российской Академии наук.