«Для нас лагеря были продолжением войны» Одним из самых трагических в послесталинском ГУЛАГе было Кенгирское восстание. Политические заключенные в 3-го отделения Степного лагеря бодняли бунт в поселке Кенгир, расположенном в Центральном Казахстане.

У него есть еще другое название Кенгирский «сабантуй». Говорят, что впервые это слово сорвалось с брезгливых губ генерала Бочкова, приехавшего из Москвы вести переговоры: «Вот устроили сабантуй!» И чуткие к острому слову зэки подхватили: «Да, именно сабантуй». «Потому что «сабантуй» по-татарски означает праздник. А это и был праздник, хоть все так трагически и кончилось», — пояснила американка Норма Шикман, очевидец тех событий. Сабантуй достаточно точно описан А. Солженицыным в главе «Сорок дней Кенгира» в третьем томе «Архипелаг ГУЛАГ». Одним «из самых прекрасных гимнов бунту, сложенных в нашем веке», назвал это повествование известный филолог Жорж Нива. Обращаясь к очеркам истории послевоенного ГУЛАГа Николая Формозова, читать которые страшно, а каково им было жить среди этих событий (?!), сполна можно прочувствовать ад, в котором находились люди.

«К концу войны по 58-й политической статье в советские лагеря пошли этапы новых зэка, которых ГУЛАГ до тех пор еще не знал. Это были вчерашние советские военные и партизаны, и повстанцы самых разных национальностей — от поляков с Запада до уйгуров с Востока. Даже самый лихой партизан, пройдя через подвалы НКВД, попадал в лагерь подавленным и растерянным: едва вздохнув после изнурительного следствия, оказывался под давлением уголовников.

21 февраля 1948 года Постановлением Совета министров СССР (№ 416 — 159с) были созданы «особлаги» — особые режимные лагеря, призванные заменить каторгу. Обстановка в ГУЛАГе значительно изменилась. В особлагах была собрана, за редкими исключениями, практически только 58-я статья, уголовников туда попадало довольно мало. Соотношение сил в особлагах сместилось в пользу 58-й.

Как это видится сейчас? Для меня ключевой остается фраза Михаила Кудинова, активного участника сопротивления в Степлаге, впоследствии известного московского переводчика французской поэзии: «Для нас лагеря были продолжением войны».

Кто требовал крови?

Были ли правы кенгирцы, считая, что ЦК компартии не знает об их забастовке? Нет, оказывается, уже 2 июня 1954 года первый секретарь ЦК Компартии Казахстана П. К. Пономаренко обращается в ЦК КПСС и к его первому секретарю Н. С. Хрущеву с весьма жесткой шифротелеграммой. В ней кратко изложены события в 3-м лаготделении Степлага: заключенные нарушили режим, не подчинившись охране, проникли в женскую зону, оказали сопротивление — применено оружие, убито 18, ранено 43 з/к, в результате - отказ от работы, не допускают работников в зону, соединились с женщинами.

Пономарев просит дать указания МВД принять меры для установления порядка в Степлаге (провести операцию по вытеснению з/к из складов продовольствия, восстановлению лагерного режима, и, в случае сопротивления — применить оружие) (расшифровано 2.VI. 54 г. в 17.45).

3 июня 1954 года дано указание С. Н. Круглову, И. А. Серову и Р. А. Руденко «принять меры по телеграмме Пономаренко (№ 1185/ш), руководствуясь обменом мнениями». Результат «обмена мнениями» неизвестен, но из последующих телеграмм становится ясно, что силовики (и в первую очередь, министр внутренних дел Круглов) были настроены не столь воинственно, как партиец П.Пономаренко. В телеграмме от 3 июня Круглов пишет своему заместителю С. Е. Егорову, находящемуся в Кенгире: «…вооруженную силу пока не вводите». 4 июня снова: «Вооруженную силу во избежание необходимости применения оружия пока в зону лагеря не вводить».

Похоже, что силовикам лучше, чем кому-либо было ясно, что "Титаник" ГУЛАГа уже дал течь, что раньше или позже значительная часть кенгирцев будет освобождена и реабилитирована, и как бы не пришлось потом отвечать за содеянное.

20 июня два министра — министр строительствапредприятий металлургической и химической промышленности Д. Я. Райзер и министр цветной металлургии СССР П. Ф. Ломако обращаются с письмом в Совет министров с просьбой о наведении порядка в Степном лагере МВД. Письмо заканчивается словами:

«Беспорядки в Кенгирских отделениях лагеря оказали разлагающее действие на отделения, обслуживающие горные работы. <…> Считая подобное положение совершенно нетерпимым, просим Совет Министров Союза ССР:

1. Обязать МВД СССР (т. Круглова) в 10-дневный срок навести порядок в Джезказганском лагере, обеспечить выход заключенных на работу в количестве, потребном для выполнения установленных на 1954 г. планов по добыче руды и строительству джезказганских предприятий медной промышленности.

На письме резолюция: «Министру внутренних дел (т. Круглову) принять необходимые меры, и об исполнении доложить. Г. Маленков. 23.06.54». До подавления оставалось меньше трех дней. 

24 июня Круглов пишет Егорову: «Стремиться всеми мерами не допустить человеческих жертв. Оружие должно применяться только по организаторам и бандитам, нападающим с целью убийства на работников охраны, лагерной администрации и других заключенных, выступающих против них». Тон изменился на относительно миролюбивый. Вслед за первой телеграммой идет следующая, помеченная тем же числом, 13 часов 40 минут. «Обращаю Ваше внимание в дополнение к сегодняшней телеграмме <…> надо обязательно добиться выполнения поставленной цели <…> следует использовать все имеющиеся у Вас ресурсы — танковые экипажи, войска, охрану, личный состав лагеря и другие средства <…> чтобы одновременно, сразу, занять все важнейшие пункты на территории лагерного отделения и расчленить массу заключенных…».

Кровожадное «расчленить» повторяется еще дважды: «Надо быстро, решительно и смело <…> разрезать территорию и расчленить заключенных, организовав немедленный вывод расчлененных групп…».

О человеческих жертвах уже ни слова, заключенные — это масса, которую можно только «расчленять».

Что же случилось между утром 24 июня и 13.40 того же дня? Ответ очевиден — до Круглова дошла резолюция Маленкова на письме министров Райзера и Ломако.

Таким образом, главными заказчиками кровавого подавления были партийные власти и хозяйственники. Правы ли были кенгирцы, настаивая на переговорах именно с ними?

И вот красноречивое совпадение — 25 июня 1954 г., то есть за день до подавления Кенгира, главные организаторы расправы были награждены орденами «за выслугу лет»: замминистра внутренних дел СССР генерал-майор С.Егоров получил орден Красного Знамени, а начальник ГУЛАГа генерал-лейтенант И. Долгих — орден Ленина. Каждому достался тот орден, какого не хватало в коллекции. Надо думать, не обошли наградами В. Губина и В. Бочкова. Проверить это не удалось — приказ не опубликован. Зато в «Ведомостях Верховного Совета СССР» нашелся другой. 15 июля 1954 года, ровно через три недели после того, как танки отутюжили Кенгир, орденом Ленина награжден П.Ломако «за заслуги в области развития цветной металлургии» и «в связи с 50-летием». То-то лихо погуляли на юбилее…

В автобиографической повести «Развороты судьбы» Стефановский П.П. свидетельствует: - «Чуть больше полугода Кенгирский конвой систематически, неоднократно стрелял по невинным одиночкам, а когда открыта была стрельба по колонне из обогатительной фабрики и несколько человек было убито, а около двадцати пяти ранено, их на руках принесли в зону, лагерь заволновался. Лагерь не вышел на работу день, два, требуя наказания виновных. Начальство жестоко расправилось с отказниками, отправив многих в закрытую тюрьму и в другие отдаленные лагеря, а некоторых застрелили в зоне.

Восемнадцатого мая 1954 года лагерь восстал 

Местное начальство тыкалось-мыкалось, обещало, просило выходить на работу (стране нужна медь!). На работу не выходили. Требовали приезда члена Политбюро. Члены небось и не знали, и не ведали, что поток меди остановился, а лагерь больше месяца «гуляет». На «Дугласах» прилетели более важные генералы (казахстанские ничего не смогли добиться) — Долгих, начальник ГУЛАГа, и Егоров, заместитель министра СССР. Результатов никаких. Когда один из генералов как-то обронил о врагах здесь, Слученков звонко ответил: «А кто из вас не оказался враг? Ягода — враг, Ежов — враг, Абакумов — враг, Берия — враг. Откуда мы знаем, что Круглов лучше?»

Начальству надо было, чтобы среди мятежников началась междоусобица, вражда, беспорядки и это создало бы условия для наведения порядка». Устраивались разные провокации с межнациональными противоречиями. Все национальности были едины и дружны.

Лагерь жил, нормально питался, готовил холодное оружие на случай возможных боев с охранниками и конвоирами, которых за зоной стало появляться больше. Оружие (пики, ножи, сабли) ковали на хоздворе, где кузница работала в две смены по 8 часов.

Материалом для оружия служили решетки с окон, снятые во всех бараках. Лагерь жил, но не работал в рудниках. Медь в народное хозяйство не поступала. Не поступала и оплата из Минцвета СССР в Минвнутдел СССР за организованную в стране работорговлю людьми-зеками.

Вокруг лагеря начали концентрироваться войска МВД (мотопехота, мотоциклисты, танки) — у Берии были все виды войск, опыт они приобрели на советских людях, хотя и не так организованных, как зеки — бывшие военнопленные. Газеты об этих боях молчали. Страна ничего не знала.

Итак, вернемся назад к 1954 году. Кенгирское восстание-мятеж. Лагерь в руках зеков 40 дней. Ждут приезда члена Политбюро. «Вот приедет барин...» — обещают генералы. Зеки надеются. «...Тихо спалось и в сороковую ночь мятежа... коротки июньские ночи... выспаться не успевают люди, как и 13 лет назад — в 1941 году...

На раннем рассвете 25 июня в пятницу в небе появились ракеты на парашютах, ракеты взвились и с вышек — и наблюдатели на крышах бараков не пикнули, снятые пулями снайперов.

Ударили пушечные выстрелы! Показались самолеты, летящие над лагерем на бреющем полете, нагоняя ужас. Прославленные танки Т-34 двинулись со всех сторон на лагерь и давили всех на своем пути: молодых и старых, мужчин и женщин, которые, спасая мужчин, выходили толпой навстречу танкам, думая их остановить. Танки не останавливались!» ...

Убитых и раненых было более 600 человек. В 1912 году в знаменитых расстрелах на Ленских приисках (после которых Ульянов стал Лениным), потрясших всю Россию, было убито 270 человек, раненых — 250. «Сорок дней Кенгира», — это совершенно необычное событие в истории ГУЛАГа, безусловно, повлияло на улучшение условий в жизни зеков особых лагерей для «врагов народа». Большинство требований кенгирцев были во второй половине 1954 года выполнены: номера на лбу, на сердце, на спине, на колене отменены; решетки с окон бараков сняты; бараки на ночь не закрывались (ночные параши-бочки ликвидировались); оплата труда с введением хозрасчета увеличена; непосильные нормы выработки пересмотрены; «ОСО» (в новом составе) начало пересмотр дел. Кровь и смерть мужчин и женщин Кенгира достойна вечной памяти и преклонения!».

Восставшие в аду казахи

Будучи в Астане, в семье Искендировых меня ознакомили с книгой «Шежире казахов рода Аргын, о делах и подвигах предков Аралбай батыра». Особенность этой книги, как справедливо отмечают авторы, в том, что впервые шежире одного рода пишется на русском языке. Там я и нашел эту историю.

История Мукамедия Бозова

«В армию меня призвали 24 декабря 1941 года. Сразу повезли в Акмолинск. Там формировалась казахская национальная конная армия. В апреле 1942 года попали на Юго-Западный фронт. В руках у нас не было не то что винтовки - сабли. Никакого оружия. Разгрузили на станции Лозовая. За линией фронта немцы, с этой стороны - мы. Нам приказали идти в атаку. Мы, пятьсот всадников, помчались на врага. Через некоторое время все полегли. Не прошло и суток, как ни одной лошади не осталось. Всех, кто остался в живых, загнали в пехоту.

25 мая я был ранен осколком около станции Лозовая. Всех раненых собрали в санчасть. Вечером 26 мая наш командующий Тимошенко, взяв знамя 6-й Армии, сказав, чтобы подождали до завтра, улетел на самолете в Москву. На следующий день в полдень нас окружили немцы и взяли в плен многих. Попал в плен и я. Рядом со мной был бывший секретарем горкома Караганды Кияш Койшыкенов. Его дочь сейчас живет в Караганде.

Вначале нас пригнали в Проскуров и там стали делить по лагерям. Через десять дней мы оказались в знаменитом Освенциме. Здесь были построены крематории для уничтожения евреев.

Казахи, узбеки, таджики – все мусульмане тоже оказались здесь. Ежедневно сжигали по 350 человек. Мы все время шептали «Алла, Алла», от ожидания своей очереди все волосы побелели.

Видимо, Всевышний услышал наши молитвы. Аллах смилостивился, и на четвертый день поступил приказ всех мусульман, жителей Средней Азии отделить. Место, где нас собрали, невозможно было в сторону и шага ступить. Вся зона окружена колючей проволокой, по которой пропущен электрический ток. Затем нас перевели на новое место, где колючая проволока была уже без напряжения. «Мусульмане, вас сюда привезли по ошибке. Вас от этих полыхающих печей спасли действия Мустафы Шокая» - сказали нам. Мы в то время не знали, кто такой Мустафа Шокай. Первый раз слышали. Мы стали обнимать друг друга и плакать. Затем нас разделили по тысяче человек. Назвали Туркестанским легионом. Нас на фронт не посылали, использовали на тыловых работах.

Группу в 480 человек, где был и я, послали восстанавливать разрушенные железные дороги и мосты. На шее у нас желтые кожаные ошейники, чтобы рельсы и шпалы не продавливали кожу. Ремонтируя железные дороги, сначала дошли до Западной Украины, затем до границы с Чехией. Стали общаться с чехами и вскоре подружились. О возможности попасть к советским партизанам, и что есть надежные люди, кто мог бы к ним переправить, сказал мне парень Жалел, фамилию его не помню. Бежать решились 14 человек.

В тех местах был тоннель, немцы только на входе. Внутри командуют чехи. Течет река, вдоль берега очень густые заросли кустарников и деревьев. Только зайти туда и никто уже там тебя не найдет. 14 джигитов со словами «кұдай, өзің сақта» в конце 1943 года пошли по указанному маршруту. Переходя с одной горы на другую, прячась в скалах, добрались до чешских партизан. Они перед нами выставили еду и через пару дней передали нас советским партизанам. Из 14 человек помню только Жалела и казаха из Шымкентской области Ахметжана Мухатова.

Советские партизаны отнеслись к нам, как к волкам. Загнали всех в одну камеру и через час стали вызывать по одному в особый отдел НКВД. Через две недели нас оправдали и отвезли в воинскую часть, где мы 24 января 1944 года вновь приняли присягу. Сам я попал старшиной в 6-ю штрафную бригаду и встретил победный май 1945 года в Берлине.

В декабре 1946 года живым и здоровым вернулся домой. Стал инспектором ОСАВИАХИМа. О том, что новости плохие, предупредил начальник и посоветовал перейти на другую работу. Устроился работать в котельную депо. Взяли 24 марта 1949 года. Следствие велось больше двух месяцев. Все задержанные – бывшие фронтовики. Новости передавались по стенке азбукой Морзе. Нас не били, но спать не давали сутками. Следователи менялись каждые два часа. Осудили по 58-й статье. Петропавловский военный трибунал всем сразу вынес один приговор: 25 лет строгого режима, 5 лет поражения в правах, всего 30 лет. Забрали нас в 16-ю тюрьму. Она была заполнена такими как мы фронтовиками, побывавших в плену. Привезли в Джезказган. Народу тьма. Ряды высоких заборов. С одной стороны мы, с другой – женская зона. В бараках по 150-200 человек. Подстилка из соломы. Ежедневно 500 человек выводят на обогатительную фабрику, возвращалось на 15-20 меньше. Трупы мы не видели: их растерзывали собаками, расстреливали, когда ходили в туалет.

Пришло известие о смерти Сталина. И тогда было решено после обсуждения с осужденными генералами и полковниками закрыть ворота и начать переговоры. Решили объединить мужские и женские зоны, иначе сил будет мало. Разрушать стены зоны было нельзя – нас просто перестреляли бы. В течение суток было прорыто три канала и зоны соединились.

В одно утро по радио объявили: «Бозов Мукамедия выходи, к тебе приехали мать и твоя сестра». Мне показали мать и сестру Ханшайым. Я подумал, если я выйду, что скажут те, с которыми я был, если пойти туда, что они скажут матери: «На, возьми своего сына?». Нет, конечно, отправят в другое место, а там просто расстреляют. А тут мои друзья, сверстники. Через день после тяжелых раздумий я прокричал: «Мать, прости меня! Я не могу бросить своих товарищей, да и опасно это. Не думай обо мне, и возвращайтесь домой».

Вскоре приехали из Генеральной прокуратуры, завотделом ЦК всего 9 человек из Москвы. По договоренности они открывают ворота с той стороны, а мы с этой. Они расписывались в том, что получили 9 человек, отмечалось время ухода и возвращения. Мы принимали пришедших на переговоры, потом закрывали ворота.

Посреди - 2 высоких стола. Один накрыт черной скатертью. За столом, накрытой красной скатертью, расположилось 9 москвичей. Наши во главе с Кузнецовым, Васильевым и представителями других национальностей за столом с черной скатертью. Все осужденные внимательно слушали все переговоры. Тишина была такая, что муха бы пролетела, услышали бы.

- С чего начнем, - спросили они.

– С чего хотите, с того начинайте, а нам нужна только свобода. Если не хотите дать свободу, то лучше нас уничтожьте сразу, как немцы в Освенциме. Могилы мы выкопаем сами. Больше ничего у нас не спрашивайте.

Переговоры продлились 40 дней. В это время подошли три человека в черных халатах и капюшонах на голове. «Товарищ Кузнецов, сказал кто-то, - можно эти люди скажут несколько слов от имени женщин». Тогда эти три женщины, повернувшись к нам, сказали: «Мы просим прощения, если что не так, мы им покажем, но вы не обращайте внимания», - сказав это, они сбросили халаты. Пред нами предстали плоские как доски, живые скелеты, облаченные в кожу. Оказывается, нет ничего ужаснее, чем истощенные голодом женщины.

«За что вы издеваетесь над нами, - сказали они, обращаясь к москвичам, - Что мы такого сделали, вы нас расстреливаете, закапываете в землю, а потом спокойно идете домой и ложитесь спать. Нам ничего не надо. Мы ничего не воровали. В плен попали не по своей воле. А вы в десять раз хуже немцев». После этих слов женщины встали и ушли.

Через два дня к утру начался ближний свет. Мы выскочили на улицу - а там танки проламывают стены и ползут к нам. В небе самолеты. И тогда мы все - мужчины и женщины бросились на танки. Вырвали оттуда танкистов и сами сели вместо них. И первым делом атаковали здание управления зоны. В июле всех нас привезли в лагерь Тайшет, что у реки Ангара. Когда мы туда приехали, нас торжественно встретили – все протягивали свои хлебные пайки и папиросы. В ноябре узнали, что в газете «Известия» опубликована амнистия для всех заключенных, которые были осуждены за пребывание в плену. Амнистия состояла из 15 пунктов. Мы проходили по первому. Началась бессонница в ожидании освобождения. Через месяц, в 1956 году, кто-то трогает меня за плечо и говорит, что появилась твоя фамилия. В списке среди 100 человек и моя фамилия. «Готовится прямо сейчас», - сказали мне. Нас стали фотографировать и выдавать паспорта. Приехавшие из Москвы сказали, что нас никто преступниками не считает. Вы уважаемые люди, воевавшие люди. На руки вам выдадут 25000 рублей и корову. Кто желает остаться, выходите сюда. Так я освободился 29 октября, 6 ноября был уже дома».

Восстание заключенных в Степлаге, в котором довелось принять участие Мукамедию Бозову, получило название Кенгирское. Как ни старались скрыть Кенгирское восстание, информация об этих событиях дошла до западных стран. Бывший заключенный Степлага венгр Ференц Варкони - свидетель этих событий, рассказывал о восстании в США, Германии и написал впоследствии книгу.

Мукамедия Бозов - кавалерист 106-й национальной кавалерийской дивизии рассказал писателю Асану Жумадилову о пережитом в 1998 году. Спустя год после этой встречи ветерана не стало. Из тех 602 карагандинцев, ушедших в кавалерию воевать в том далеком 1942 году, известно всего несколько имен, хочется верить, что будут установлены имена всех и откликнутся родственники.

Д. Имангалиев 

Опубликовано в журнале "Mangi Еl", 01-02.2016. - С. 86-95