Казахская национальность есть следствие сложения в древние и средние века совершенно «разноликих» по этническому происхождению (в том числе и тюркскому) и антропологическим чертам (в том числе и монголоидным) казаков, людей «свободного состояния», в единообразную казахскую народность, унаследовавшую свой этноним от древнего, но свободного социального состояния казаков. Казахская национальность — прежде всего средство перехода названия «вольного образа жизни» от имени древнего народа к имени современной казахстанской нации, которая должна возникнуть в качестве правового государства многоэтничного и открытого общества. Именно в этом и состоит прогрессивность «казахской идеи».

Этнической доминантой казахской народности была именно казачья свобода, то есть свобода внутриполитического состояния каждого члена общества, не зависящая от этнического и социального происхождения и предполагающая не только реальное господство частной собственности и личное непосредственное влияние на государственные решения (откочёвка, игнорирование и даже нападение), но и определённое гендерное равноправие, свободу любви. А ведь именно личная свобода является главным индустриальным атрибутом, представляя собой единственно подлинное «всеобщее благо» и общечеловеческую ценность и представляя личность в качестве универсально значимого для человечества источника информации (разнообразия).

Сами казахи до сих пор в разбирательстве своей потестарно-политической принадлежности перед «родом» своим («ру») называют имя определённого племени в качестве народа своего («ель»), так как гордое имя «казак», обозначающее, прежде всего, «свободное состояние», являлось в казахской народности всего лишь титулом простого народа, «чёрного люда» («кара сёок»).

«Казахская идея» должна дать Всеобщей декларация прав человека в Казахстане реальную историческую основу и придать свободе и открытости личности значение действенной этнодоминанты для казахстанской нации. Как этнодоминанта личная свобода и открытость должны стать стереотипным образом жизни и основой религиозных мировоззрений, заняв в казахской идее место пока ещё не набравшей силы фундаменталистской модели ислама.

В этом отношении все рыночные преобразования постсоциалистического Казахстана должны быть завязаны, наоборот, на возрождение и восстановление традиционной структуры Казахстана в соответствии с мировыми условиями современности, а не на её дальнейшую трансформацию или деформацию.

История показала, что трансформация и деформация вызывали к жизни именно архаичные, действительно патриархальные, омертвевшие в самой традиционной структуре Казахстана элементы, в то время как культивированные традиции свободы — умаляли и уничтожали. Стало быть, именно в смысле возобновления, а не просто обновления «традиционной» структуры Казахстана следует понимать современные процессы модернизации казахстанского общества. Модернизацию современного Казахстана необходимо отождествить и интегрировать с модернизацией «традиционной» структуры Казахстана; с действительным, а не так называемым возрождением национальной культуры.

Таким образом, категоричное мнение современных историков о регрессивной роли в урбанизации и индустриализации казахов как «традиционно-патриархального этноса» Казахстана, надо думать, обусловлено общим историографическим предубеждением относительно традиционных устоев Казахстана.

Это мнение направлено, скорее всего, на постсоветские, тоталитарные стереотипы патриархального характера, которые придали силу «южанскому» (присырдарьинскому) быту в казахском сельском населении и образовали, вкупе с маргиналистской аномией, устойчивый образ «мамбетизма», так не свойственного казачьим нравам и степному, до сих пор живому «рыцарскому» духу казахов.

Казахи по историческому происхождению и социальной сущности — народ западный, хотя и существующий на Востоке. Более того, если сравнить казачий путь Дикого Востока с ковбойским путём Дикого Запада, их можно назвать «эмигрантским» народом. Отсюда их тяга именно к США. Известно, что современные, городские казахстанцы предпочитают большей частью работать именно с американскими представительством и фирмами. Простые же американцы находят Казахстан серьёзно отличающимся от Средней Азии (в том числе и от современного Ташкента) в части вестернизации. Некоторым иностранцам Казахстан кажется более близким американскому психологическому складу, чем остальные страны СНГ, даже если они жили до этого достаточно долго в России.

Так, Келли Гага из Международного института права (Вашингтон), прощаясь с участниками двухнедельного семинара, организованного Американским юридическим консорциумом в Алматы летом 1994 года, была тронута «до глубины души», чем весьма удивила алматинцев, поскольку точно не отличалась эмоциональностью и улетала не куда-то, а домой, в такой город, как Вашингтон. В свой повторный приезд она признала, что здесь люди так же открыты, как и американцы, но казахская открытость более глубока в смысле общечеловеческого чувства.

Да и самих авторов книги «Казахстан между прошлым и будущим» Амрекулова Н. и Масанова Н. вполне можно считать традиционными казахами, поскольку они пишут: «Мы не скрываем, что нашим идеалом остаётся западная цивилизация и, прежде всего, Америка — самая динамичная и процветающая страна, символ демократии и оплот свобод и прав самого простого человека. Убеждены, что и у суверенного Казахстана есть шансы постепенно приблизиться к этому идеалу: это и богатство природных ресурсов, и огромный экономический и научно-технический потенциал. Осознаём и страшную отдалённость отсталого Казахстана от этого идеала».

Несомненно, следует поддержать их идеал и только добавить, что Казахстан не «страшно отдалён» от него и не так отстал, по крайней мере именно н части историко-культурных предпосылок реализации идеала США в Казахстане. Реализация свободы как идеала США как раз и составляет особый, специфический путь казахстанского капитализма. Здесь были в свое время свобода совести и торговли, частная собственность и общественный договор с одним только отличием: Казахстан уже по названию своему представляется Свободной Страной.

Модернизация «традиционной» структуры Казахстана как рождение национальной культуры должна внести «живую струю» в правовое и экономическое преобразование постсоветского Казахстана в открытое общество, привнести моральную ответственность в личные действия казахстанцев перед оригинальной историей своей страны, объединить в единую нацию все национальности Казахстана и зарядить их стремлением и даже страстью, исполнить мировую миссию своей страны. А именно, стать в будущем культурным центром глобального информационного общества, обеспечив его в XXI в. новой нравственностью, соответствующей современным массовым телекоммуникациям.

В текущее время, когда Казахстан как никогда нуждается во введении такого фактора экономической эффективности, как политическая конкуренция, уже можно и необходимо обратиться к модернизации «традиционной» структуры Казахстана как к средству социального действия и указать, в частности, в вопросе определения типа республики и «характера государственности» Казахстана, на досоветские традиции казачьей свободы.

Свобода и правосознание — вещи неразделимые. Поэтому серьезная и всеобъемлющая пропаганда свободного правосознания как модернизированной казачьей свободы будет первым и всё определяющим фактором как возрождения этнической культуры казахов, так и создания национальной культуры казахстанцев.

Но что есть свободное правосознание по своей сути? Какую роль оно играет в развитии Казахстана? Правосознание и свободное правосознание — тождественные понятия, но в социокультурных условиях СНГ и постсоветского Казахстана следует говорить именно о свободном правосознании, чтобы подчеркнуть главное содержание знания о праве, свободу личности в человеческом обществе. У нас даже юриспруденция, не говоря уже о государстве и гражданском населении, главным содержанием права мыслит государственное законодательство. И поэтому «некоторая» синонимичность закона и права сводит у нас всё правосудие на нет, в то время как на Западе — не нарушает.

Наше правосознание включает в себя, прежде всего, знание писаного закона как высшей нормы права; причём, как правило, не смысловое, а буквальное. Сознание же права как естественной свободы, основанной на проистекающей из неё же законности, преимущественно отсутствует вообще. Такая притупленность нашего правосознания — следствие утверждения в Казахстане за последний век различного рода порядков, никак не напоминающих собой правопорядок.

В этом отношении правильно будет привести мнение Герцена, что «правовая необеспеченность, искони тяготевшая над народом, была для него своего рода школой. Вопиющая несправедливость одной половины его законов научила его ненавидеть и другую; он подчиняется им как силе. Полное неравенство перед судом убило в нём всякое уважение к законности. Русский, какого бы звания он ни был, обходит или нарушает закон всюду, где это можно сделать безнаказанно; и совершенно так же поступает правительство». 

Использованная литература: 

Нуров К.И. Казакстан: национальная идея и традиции. Алматы — VOX POPULI, 2011. — 460 с.