(Выступают в прениях на тюрко-татарских языках т. т. Манатов, Алпаров, Алиев и Юманкулов).

Омаров. Я - представитель казахов, поэтому будет не случайно, если я тоже буду защищать фонетическое правописание. Здесь говорили, что фонетический принцип более хорош для языка менее культурных народов, а для культурных народов он не годится. Безусловно, казахи являются самым отсталым из всех тюркских народов в культурном отношении. Но в вопросах языка казах ушел далеко не только разработкой грамматики, правил правописания, но также в отношении развития самого языка. В наших глазах идет развитие языка, именно законов языка, создание новых законов, исчезновение звуков, создание новых звуков. Еще Радлов отметил существование в нашем языке звука «ч». Это было, но теперь теряется, уничтожается везде. В нашем языке недавно была буква «дж», это звук исчез в течение десятка лет. У нас сменяется морфология, окончание. Суффиксы «л», «ль» сохранились у татар и у других, но это старая форма, а у нас этот суффикс изменился, сохранившись в 2-3-х словах. Например, у нас существует в некоторых местах слово «тынлы». Теперь говорят «тынды», или «кынлы, а теперь «кынды». Вот такие случайные старые слова показывают, что эти окончания имеют недавнее происхождение. Таким образом, у нас развивалась фонетика. Затем, звук «ж»: переход полугласной «и» в «ж», это тоже совсем недавнее, потому что у нас существует слово вроде «быил». Это слово, которое получилось путем сочетания двух слов «был» и «ил». Когда было создано это слово, казахи произносили не «быил» а «ил». Казахский язык развивался, но развивался вне влияния чужих языков. Поэтому эти изменения законов нашего языка, это свободное изменение вне чужих влияний и является прогрессивным. Мы в отношении развития языка народа ушли далеко вперед, потому что на наш язык никакого стесняющего его влияния не было. Одним из условий, стесняющих развитие языка, является этимологическое правописание. Ведь русские филологи, как, например, Ушаков, определенно говорят о влиянии этимологического правописания на развитие языка. Этимологическое правописание задерживает свободное развитие языка. Таким образом, народный язык, язык русского мужика, свободное развитие языка, законы языка должны изменяться. Законы фонетические, морфология, закон языка русского мужика изменяются, развиваются естественным ходом, а литературный язык не может развиваться, потому что литературный язык не может выйти из пределов этимологического правописания. О достоинствах этимологического правописания или недостатках, об этом я не хочу говорить, но то обстоятельство, что татарский и другие тюркские языки не могут так развиваться, как наш язык, пожалуй объясняется тем, что у них раньше, чем у нас, появилась письменность. Интеллигентный человек имеет тенденцию обособляться, шиковать, как выразился проф. Жирков, хвастаться тем, что он иностранные арабские, и французские слова произносит так же, как коренной араб или француз. Путем такого шикования и других экономических и социальных условий буржуазного времени получился книжный язык. Этот литературный язык недоступен для демократии. Этимологическое правописание как раз поддерживало такое обособление литературного языка от народного. Отчего же нельзя говорить, например, «бейс», а не «беиш»? Это означает рай. У казаха не было такого понятия «рай», и только принятие Ислама вызвало необходимость создать для этого понятия особое слово. Казах не захотел придумывать новое слово из своего лексикона и принял чужое слово «беиш» или «беиз». В лексическом отношении казахский язык, пожалуй, богаче, чем другие тюркские языки, но слова большей частью не свои. В словарном отношении масса чужих слов, может быть, меньше, чем у азербайджанцев и осман, но все чужие слова у нас переделаны, например, слово «интымак». Ни один казах не поверит, если скажешь, что это слово не казахское, а перезвукованное арабское «иттифак». Этимологическое правописание имеет особое достоинство для языков флективных, к которым относится русский язык, но в арабском языке фонетическое правописание, как во всех индоевропейских языках, невозможно, потому что все эти языки не флективные. Тут меняется корень слова, меняется звук. Что касается тюркских языков, не флективных, тут корень слова никогда не изменяется, и поэтому для правописания никаких затруднений не может быть. Нет ни одного корня в казахском языке, который бы менялся. В этом отношении некоторое затруднение представляет самое смягчение. Этот вопрос распространяется в казахском языке на два звука: на «ка» и «г», которые находятся между двух гласных, и «гк» «хк». Это единственное затруднение, и, следовательно, этимологическое правописание для этих звуков невозможно. Если же мы установим этимологическое правописание для этих звуков, то слова «жеке» и «жеге» - деепричастия - мы должны тогда писать одинаково; если не менять корня, то получается смягчение, и поэтому письмо должно показать эти два смягчения. В отношении смягчения, есть и другие затруднения, которые получаются при сочетании слов, например, «казах» при сочетании с «кара» произносится иначе, влияет гласный звук предыдущего слова, а если к слову «казах» прибавляется слово на гласную букву «эле», то тоже получается изменение. И такие изменения мы не отмечаем, потому что ряд слов имел бы несколько изображений, и для фонетического писания необходимо изучить всякого рода суффиксы, словообразования и словоизменения.

(Далее выступают на тюркском языке т. т. Нейзим и Фейзи). 

Усманов, Шамиль. Некоторые, выступавшие здесь, товарищи заявляли о необходимости не смешивать вопроса орфографии с вопросами алфавита. Я думаю, докладчик в своих тезисах подразумевал недопустимость путаницы вопросов орфографии с вопросами алфавита. Однако, это не есть отрицание связи между ними. Это было блестяще доказано товарищем Байтурсуном в его речи, когда он говорил, что от совершенства алфавита зависит облегчение или осложнение вопросов орфографии. Возьмите для примера реформированную орфографию татар. Мы знаем, что в арабском алфавите нет букв для обозначения гласных звуков, там учат, что есть буква «вау», буква «вау» и «з» рядом дают «вз». Однако, если перед ними стоит буква «г», то выходит «гюз»; если над «вау» стоит запятая, то будет «гёз», если над предыдущей буквой стоит запятая, то будет «гуз». Как видите, это не облегчение, а осложнение. Если мы примем более совершенный алфавит, то этой сложности не будет. Товарищ Байтурсун в своей речи в логической последовательности должен был договориться до этого. Однако, по его данным, выходит, что язык казахов настолько совершенен и строен, что не нуждается в таком алфавите и удовлетворяется старым арабским. Я не знаю, строен ли казахский язык, однако, знаю, что если бы он произнес свою речь не по-русски, а на родном языке, в его речи было бы столько иностранных слов, что закона сингармонизма не было бы и в помине. Противники основной, коренной реформы противопоставляют закон сингармонизма. Я до сих пор не мог понять их цели, зачем понадобилось им выкапывать этот закон, относящийся еще к древнему языку. Теперь, благодаря товарищу Алпарову, ясно, в чем дело. Он высказал мысль, за которую я ему благодарен; оказывается, они этим хотят доказать ненужность для тюркского письма какого бы то ни было совершенного алфавита. Но я знаю, что полного сингармонизма даже в татарском языке нет. Возьмите слова «сина», «мина», здесь сингармонизма нет. В татарском языке также много слов, получивших право гражданства, но не подчинившихся закону сингармонизма. Так, например, «исхак», «китаб», «галимджан», «ибрагим», здесь никак нельзя суметь соблюсти этот закон. Также много слов, вошедших в наш язык, благодаря веяниям новой культуры и техники, как слова «кино», «килограмм» «километр», «гидро». Вы этого никак не скажете - выйдет «кылограмм». Один товарищ говорил о необходимости вернуться к чистому языку деревни. Теперь мы не можем идти обратно к деревне. Нашим лозунгом теперь должен быть лозунг: «Вперед к городу». Товарищ Ибрагимов просил Съезд дать в арабский алфавит новые знаки, думая, что Съезд даст их, но это будут не запятые, а будут более радикальные и более совершенные знаки, и с введением нового латинского алфавита в корне разрешатся все вопросы орфографии. (Продолжительные бурные аплодисменты).

Говорят на тюрко-татарских языках т. т. Алпаров, Хакимов и Чобанзаде.

Заключительные слова докладчиков.

Щерба. Я затрудняюсь что-нибудь говорить, потому что по существу моего доклада, насколько я мог осведомится от коллег по Съезду, ничего не было сказано. И это понятно, потому что, ведь, в сущности мой доклад был отвлеченный, говорил о принципах орфографии вообще, не применяясь к данным конкретным обстоятельствам. Но то обстоятельство, что времени было у меня недостаточно, конечно, повело к тому, что целый ряд недоразумений мог возникнуть, и мне могли приписать некоторые мысли, которых я не имел. В частности, я от разных лиц слышал, что мне приписывается некоторое склонение в ту или другую сторону в вопросе, который занимает Съезд в первую очередь, в вопросе об алфавите. Я должен сказать по этому поводу, что, как уже отмечал в печати, по этому вопросу считаю себя совершенно некомпетентным высказываться, т.к. это вопрос, национальный, решается на основании культурно-политических соображений, и мне здесь в этом вопросе нечего делать. Так что, просто, я бы считал себя совершенно не вправе, как инородец, как-нибудь вмешиваться в это дело. Если я взял на себя доклад по орфографии, то только по принципам, которые существуют вообще в мире.

К некоторым недоразумениям, по-видимому, повели мои соображения относительно исторического принципа. Тут как раз за недостатком времени я об этом мало говорили, отчасти, именно потому, что считал, что применительно к турецкому языку, точно так же, как и к русскому, которые (и те, и другой) являются в значительной мере молодыми языками, в которых этот вопрос исторического принципа, исторического правописания не имеет преобладающего значения, не следует об этом подробно говорить. Из доклада профессора Жиркова видно, что есть один вопрос, который представляется важным, вопрос о правописании заимствованных слов с арабского, но это, конечно, частный вопрос. Ведь, все-таки главная масса слов турецкие, и вопрос о некоторых в большей или в меньшей мере встречающихся арабских словах - вопрос частный. Я осведомлю вас, что разные народы решают вопрос правописания слов по-разному. Русские и итальянцы держатся принципа неотмечения никаких иностранных слов, как таковых, в отношении к своим словам. Немцы, наоборот, придерживаются этого принципа отмечения заимствованных греческих слов. Там имеется особая буква «у» (испилон), сочетания th, ph и т.д. Дело вкуса и дело опять-таки национального разрешения. Как поступить в данном случае? По-моему, я, как не тюрок, опять-таки в этом вопросе своего мнения выявить не могу. Но, как русский, за свой язык я это высказал и высказываю. А вы, как знаете. Это дело ваше, вам виднее. Как для русского языка, так, по-моему, вообще следует придерживаться принципа неотмечения особо иностранных заимствованных слов. Теперь несколько больше придется мне сказать об этом историческом принципе. Дело в том, что я указал на его значимость. Я указал, почему он все-таки не есть какая-то грубая косность, ничем не оправдываемая; но так как я полагал, что это, вообще, в данной конъюнктуре неинтересный вопрос, то я и не останавливался долго на другой стороне дела. Я не отметил того, что исторический принцип в орфографии есть большое зло, хотя бы потому, что он затрудняет и усложняет чтение. Английская орфография - настоящая мука для них самих. Это несомненно. Это азбучная истина. В частности, я, как один из авторов русской реформы орфографии, я придерживаюсь такого мнения, что нельзя допускать, чтоб язык попал в такое положение, в какое попал английский язык. Мудрость здоровой языковой политики состоит в том, чтобы постоянно подгонять, не застаиваться, а подгонять под существующее положение вещей язык. В этом вся штука и состоит, и молодые народы, вступающие на путь культурного строительства, это, по-моему, должны иметь в виду. Русская культура, в частности языковая, всегда стояла на этом пути. Реформа орфографии есть продолжение того, что делалось и во время Петра Великого, и раньше, и после Петра Великого, во время Пушкина, Карамзина и т.д. Это непрерывный процесс постоянного подновления языка под современность. Вот эта-та оборотная сторона медали, вот это тот момент, на котором я остановился вскользь, и который, может быть, повлек за собой некоторые кривотолки. Могу только прибавить одно, что, конечно, это дело ваше. Разумеется, фонетический принцип - идеальный. Я это сказал утром. Я сам являюсь членом и даже почетным членом Международной Фонетической Ассоциации, которая одной из своих целей ставит введение фонетического алфавита. Это - идеал. Это для меня не подлежит сомнению, но, однако, как человек жизни, я указываю, что да, это, конечно, самое простое решение, к которому надо стремиться; жизнь же требует поправок, и поправок не этимологических, которые отнюдь не надо смешивать с историей. Надо стараться поставить работу так, чтобы не попасть из огня в полымя, т.е. чтобы для широких общественных слоев не создать еще больших затруднений по изучению орфографии, что могло бы быть при других условиях, как я достаточно, кажется, выяснил это утром. Так что фонетический принцип - это идеал. Отрицать это значит ломиться в открытые двери. Но вот о чем надо сказать, это о том, что, несмотря на очевидность этого положения, есть что-то другое, на что надо обратить внимание, исходя с точки зрения целесообразности, с деловой точки зрения. Конечно, принцип «пиши, как говоришь», - это идеал. К этому надо стремиться, в этом отношении нельзя стоять на месте. Русский язык в этом смысле постоянно движется вперед. Он отметает все этимологии, которые забыты, которые не чувствуются. Один пример - слово «смиренный». Мы производим через «смирный» и пишем через «и», а на самом деле это слово происходит от слова «смеренный», «смерять», «умерять». Это значит, что русский язык постоянно обновляет слова в связи с реальным ощущением говорящих, с теми связями, которые существуют сейчас. Я согласен с Яковлевым, что в разных случаях, в разных местах и т.д. этимологический принцип должен иногда прийти на помощь фонетическому, который есть идеал, и главный, но не надо забывать что-то другое и важное (аплодисменты).

Гал. Ибрагимов. Товарищи, мне трудно говорить на русском языке, все же я вынужден это сделать, потому что мой утренний доклад был не всем понятен. Я начну с конкретных моментов. Габитов упрекал меня в том, что я дал неправильную информацию относительно башкирского наречия. Я много в этой области работал и хорошо это знаю, а кроме того есть сборник, который посвящен целиком Тюркологическому Съезду. Этот сборник издан под редакцией Габитова. Он говорит, что у башкиров имеются две категории наречий: основные и татаризированные. К основным он причисляет: кубели, эйзе и т.д. - это основные, а татаризованные - топсак и т.д. Таким образом, я не знаю, чему верить - этому выступлению, или тому сборнику, который посвящен Тюркологическому Съезду. Относительно выступления Манатова. Он упрекает меня, что я дал здесь слишком неточные и краткие сведения относительно движения по реформе орфографии в Турции и Азербайджане. Но я был ограничен временем и не мог на этом остановиться. Все же я подчеркнул, что подробности можно получить из книги Ага-Заде, там есть подробности, но на основных моментах, о том, какие были съезды в 5,6 году, я все-таки останавливался. Если Манатов интересуется этим вопросом, я могу дать ему эти материалы. Кроме того, тут произошла путаница. Товарищ Манатов говорил, что как будто я предлагаю турецкий язык взять за основу и, основываясь на этом языке, создать орфографию. Товарищ, вы не так меня поняли, я сказал, что в наших отдельных турецких наречиях - узбекском, башкирском и т.д. есть основные общие черты в фонетике и морфологии. Это должно быть взято за основу, и, кроме того, я сказал, что не надо допускать провинциализма, а провинциализм есть фонетический, морфологический и орфографический. Я, может быть, неточно выразился, но я хотел сказать, что не надо допускать провинциализма в орфографию. Товарищ Рахими говорил и запутался. Он говорил, что в своем докладе Самойлович говорил, что туркмены и азербайджанцы входят в южную группу. Я, конечно, это знаю, и я не говорил о таких классификациях. Я говорил только, что туркмены по тем результатам, которые они сделали в орфографии, стоят ближе к узбекам, чем к азербайджанцам. Еще серьезный вопрос возник с выступлением товарища Чобан-Заде. Из его выступления на мою долю относится два момента. Он отрицает значение сингармонизма и значение основных моментов агглютинации. Я считаю, что это неправильно, особенно по отношению к родственным языкам. Профессор Чобан-Заде хороший филолог и знает древние тюркские языки. Ему известны все работы и все ученые тюркологи, как арабские, так и русские, особенно Радлов и другие; все эти ученые указывали, что во всех этих наречиях это свойство определенно было. Во всех академических изданиях это подчеркивается, как особая теория, а в практическом отношении во всех реформированных орфографиях говорится, что в этом отношении тюрки отстали. Суиндж... говорит в своей грамматике (читает по-тюркски). И во всех тюркских языках, и во всех грамматиках это принято во внимание. Он определенно говорит: «тогда мы можем объединить все урало-алтайские наречия». Это немного не то; эти народы культурно разобщены, и я настойчиво предлагаю вашему вниманию, при составлении тюркской орфографии, эти основные моменты учесть, это явится и экономией и облегчением. Байтурсун сказал, что тюркские языки строгие (по-тюркски), и это еще больше усилится, если мы будем изучать эти два момента. (Аплодисменты).

Жирков. Я должен буду занять внимание собрания на 5 минут, потому что по существу моего содоклада, случайного содоклада, насколько мне было понятно из тюркских речей, особо резких возражений и протестов не было, но общая линия в прениях дала мне мысль выступить, и вот почему. Дело в следующем. У нас не только один вопрос орфографии будет решаться на Съезде и будет дебатироваться, будут также поставлены столь же серьезно вопросы об алфавите, о самой внешней графике и о системе письма. Эти два доклада будут сопровождаться обильными прениями. Это очень важные вопросы. А сейчас вопрос об орфографии стоял первым, и поэтому многое то, что относилось к последующим докладам и последующим вопросам, было сказано уже сейчас. Это мне кажется не более, не менее, как недоразумением. Хотелось бы больше системы в порядке обсуждения.

Вот еще одно впечатление, которое оказалось в результате прослушанных мою прений. Многие товарищи здесь делали совершенно справедливый упрек деятелям науки, упрек в том, что вы не решаете многих вопросов, не решаете того, что мы у Вас спрашиваем. Вы не даете прямых указаний: делай так, а так не делай. Я должен поставить вопрос совершенно иначе. Я бы здесь сказал так: а вы сами, турки-ученые, где? Почему вас так мало? Вас должно быть гораздо больше, вас должно быть столь много, чтобы вы эти вопросы могли решать за себя сами, и могли бы решать не хуже, чем их решают в Европе народы, оказавшиеся в более счастливых исторических условиях. Если бы вы сказали: мы хотим решить эти вопросы, но мы не уверены, у нас нет методов, вы нам должны оказать помощь. И вот эту помощь вы вправе потребовать от ученых всего мира, и эту помощь вам наука может оказать. Сейчас стоит один из очень важных вопросов - вопрос о подготовке научных работников в области языка из среды самих этих народностей. Раньше европейцы изучали языки всех континентов, а сейчас вы должны сами начать изучать свои языки и изучать не хуже, а во всяком случае лучше, чем эти языки изучали европейцы. (Аплодисменты).

Ага-Заде. (По-тюркски). (Аплодисменты).

Алиев. Предлагается по этому вопросу составить для выработки резолюции комиссию из товарищей Щерба, Жиркова, Галимджана Ибрагимова, Рахими, Ага Заде, Байтурсуна, Алиева, Чобан-Заде, Габитова, Гельдиева, профессора Яковлева, Аюпова. Созыв за тов. Алиевым.

Председатель. Слово для сообщения принадлежит тов. Самойловичу. 

Самойлович. Ленинградский Институт Живых Босточных Языков имени товарища Енукидзе подносит Съезду изданное Институтом специально для Съезда и посвященное Съезду 2-е переработанное издание работы профессора Иностранцева «Хунну и Гунны». Названная работа издается Тюркологическим Семинарием, состоящим при нашем Институте.

Далее Яфетический семинарий, находящийся при том же Институте, подносит Съезду работу академика Марра «К вопросу о реформах письма» (Апплодисменты).

Заседание закрывается в 8 ч. 30 м.