Вода в этих старицах была стоячей и только весной, в половодье, река Ишим вместе со старицами образовывала один громадный бассейн, занимавший пространство в десятки квадратных верст. На этих старицах располагались заводы, занимавшиеся выделкой сырых продуктов животного и растительного происхождения: кожевенные, салотопенные, мыловаренные, овчинные, пивоваренные и другие заводы. Вода, употребляемая на этих заводах (при мочке и квашении кож, при топлении сала и т.д.) и после употребления уже испорченная, выливалась вместе со всеми органическими остатками и никуда не годными отбросами (ашурка, кости, копыта, кал, кровь и т.д.) и попадала - посредственно или непосредственно - в старицы. Если взять во внимание то количество испорченной также разными органическими животными веществами пресыщенной воды, которая попадала в старицы из одних салотопенных заводов (по меньшей мере, 500 000 ведер), то становится понятно, что вода стариц не только не годна к употреблению людьми и животными, но и весьма вредна. Несмотря на это, доктор Белиловский в своем медико-санитарном отчете за 1888 год писал, что ему случалось летом видеть, как скот, забравшись в старицу, пил из нее воду, а мальчишки купались. Воду такой старицы можно было и не анализировать – «один вид ее и запах вызывали отвращение». По словам врача, это была «какая-то грязно-зелено-бурая жидкость, которая после двухчасового стояния образует большой осадок. Этот последний через 2-3 дня, переходя из грязно-зеленого в желто-бурый цвет, разделяется на два слоя - один остающийся на дне и состоящий из более мелких хлопьев, - другой всплывающий наверх и состоящий из более крупных хлопьев. Оба слоя через несколько дней принимают вид рыхлых волосисто-нитевидных хлопьев ржавого цвета. Органических веществ в такой воде почти в 20 раз больше цифры, принятой за норму Tiemann'ом и Kubel'ом т.е. около 95». 

В некоторых старицах (Кривое озеро) в течение целого лета производили мойку шерсти. На каждой шерстомойне работало человек 200, большинство из которых были татарками и казашками. Здесь они сидели на так называемых ларях, вроде маленьких барок. Эти лари держались на воде и были прикреплены к плотине. Лари наполняли бараньей шерстью, которую работники топтали босыми ногами и таким образом мыли и чистили ее. В промежутках между ларями щипали, чистили и мыли шерсть руками. Озеро это тогда было большим и глубоким - местами около 8 аршин (около 5,5 м). Вода в озере была грязно-зеленого цвета, мутная и полна шерстинок, волокон волос и каких-то точечных крупинок. Не говоря уже о том, что на каждой шерстомойне, на каком-нибудь пространстве в 5-8 квадратных саженей, работало человек 200, Белиловский писал, что здесь промывалось нечистой шерсти или джебаги около 200 000 пудов, из которых оставалось грязи 60 000 пудов (12 фунтов с пуда). Это количество достаточное, чтоб не только загрязнить, но и сделать никуда не годной и очень вредной воду этого озера. Между тем, рабочие купались в этой воде, и зачастую зачерпывали грязными руками для утоления жажды. Это озеро соединялось посредством ручья с Ишимом.

Все эти старицы в большей или меньшей степени страдали от расположенных на них заводов, и все весной сливались с Ишимом в один необъятный бассейн, наделяя реку доброй частью своих качеств. Теперь спрашивается, какова была вода самой реки?

Кроме стариц, временно сливавшихся с Ишимом, на воде последнего вредно отражались еще баня дворянина Вонсовича, расположенная в 30 саженях от воды. Сточный канал этой бани впадал в реку и загрязнял ее воду ежедневно сотнями и тысячами ведер грязных, часто болезнетворных нечистот, изливавшихся из бани, где моется чесоточный, сифилитичный, и сыпной, и всякого рода люди, где грязь, мыло, моча и т.п. образовывали одну банную смесь и быстро устремлялись в Ишим. Да еще как раз туда, где водовозы брали воду для городских жителей. Собственно водовозы брали воду несколько выше, но так как с одной стороны река немного ниже того места, где впадала клоака Вонсовича, делала загиб с небольшим радиусом, то вода образовывала у правого крутого берега как бы застой и течение здесь значительно замедлялось, вода несколько уносилась назад, а с ней, конечно, и банные нечистоты, т.е. как раз к тому близлежащему пункту, где брали воду. И так как с другой стороны число водовозов, въезжающих ежедневно в воду, доходило до 1 000, то всколыханная и взболтанная массой черпал, вода, понятно, должна была еще энергичнее пригонять банные нечистоты к водоему, чему именно и способствовал застой воды.

Здесь важно заметить, что застой воды в этом месте в доброй доле обязан был водяной мельнице Додонова, расположенной несколько ниже по течению. Для того чтобы получать больше нужных для мельницы сил, Додонов запрудил почти всю реку от одного берега до другого, оставив по середине только весьма незначительное пространство для протока. Правильно устроенные шлюзы, конечно, поправили бы это дело, но городские жители Петропавловска были не брезгливы. Это подтверждалось и тем, что та баня, о которой выше шла речь, в продолжение целых 10 лет свободно изрыгала в реку свою «банную смесь», пока, наконец, Белиловскому не удалось-таки убедить думу поставить вопрос о бане на очередь и решить запечатать ее, что и совершилось 28 ноября 1888 года.

Было еще Поганое озеро, находившееся в 15 саженях позади бани Вонсовича. Когда-то, в былое время, вода в Поганом озере была чистая. В концу XIX века это озеро, по приказу высшего начальства, засыпали навозом. Весной, когда разлив реки бывал очень большой, Поганое озеро, этот большой природный котел, наполненный зловонной, заплесневелой густой жидкостью, тоже соединялось с Ишимом и со своей стороны также щедро уступало последнему громадную часть гущи, полную мириадами органических заразительных начал. 

Экологическую ситуацию также портил кожевенный завод Восянина, расположенный на правом крутом берегу Ишима, немного ниже по течению, чем мельница Додонова. Приближаясь к заводу, уже за сотни шагов можно было услышать смрад, смешанный с прокислым запахом квашеной и дубленой кожи. Дальше представляется следующее зрелище: как раз около завода со стороны Ишима обрыв. На этом обрыве кучи извести, навоза, дуба, рогов и копыт. Это то место, где сваливали все ненужное в Ишим. Тут же маленький ручей протекал и впадал в Ишим. Этот ручей брал свое начало в самом заводе, в месте нахождения чанов, из которых каждый наполняли известковой провонявшей жидкостью и 140 кожами. На поверхности воды в этих чанах выступали пузыри. На неровных полах в этих помещениях всюду была застойная, смрадная вода, покрытая плесенью. Всюду были грязные комки шерсти, a местами целые кучи грязной шерсти. Все это кисло, плесневело, распространяло страшный смрад. Из чанов вынимались кожи. С них теперь легко было соскребать шерсть и волос. При этом из кож струями лилась вода на пол и, смешанная с шерстью, сливалась в углубление, выходившее каналом под стеной наружу на двор, а отсюда прямо в реку Ишим. Кожи промывали тут же, в Ишиме, но не только кожи, а еще и шерсть и волос, валявшиеся и плесневевшие на полу вокруг чанов, собирались в большие корзины, а эти последние привязывались бечевками к плотине, устроенной тут же на Ишиме. Течение воды, проходя через корзины, наполненные этой грязной шерстью, промывало последнюю, а грязь и всякий не чистый груз смывало и уносило с собой.

Другой проблемой Петропавловска была его почва. Весь город, можно сказать, стоял на навозе. Кроме того, что кругом весь город, куда ни выехать, был почти опоясан сотнями куч навоза, перемешанного с падалью, в самом городе все улицы выравнивались, умащивались и утаптывались навозом. Были громадные лога (напр. лог около женской прогимназии), куда сваливался навоз, мертвые собаки, кошки (в былое время находили в этих навозных кучах и младенцев) и т.п. Вследствие того, что в эти лога сваливался навоз в продолжение круглого года, таким образом, и зимой, когда навоз был мерзлый и перемешан со снегом, то весной и летом эта громадная навозная гора, оттаивая, служила ключом зловонного гнилостного ручья, медленно ползущего глубоко по рву все дальше и дальше, пока сильные проливные дожди своими быстрыми широкими потоками не поднимали его и не уносила с собой или в старицу, чтоб со временем все-таки посетить и Ишим, или же непосредственно в саму реку, что зависело только от направления, какое принимали во время течения эти заразительные, смертоносные ручьи. 

Выше сказано, что весь город был унавожен, вследствие того, что в городе, занимавшем пространство, в 6 верст окружности, кроме 12 с лишком тысяч жителей, постоянно обитали еще не менее 6 тысяч лошадей, (это минимум, потому что здесь каждый почти имеет лошадь, а то и несколько) около 2 тысяч рогатого скота и около 2 тысяч баранов, свиней и т.д. (не говоря уже о том громадном числе - в несколько сот тысяч рогатого скота, лошадей, особенно баранов, пребывающих в Петропавловске каждое лето временно во время прогона), от которых т.е. лошадей и животных - оставалось в городе, по крайней мере, около 500 000 пудов экскрементов. После этого становится ясным, насколько и городская почва ранней весной, когда тысячи вешних потоков, или летом, в проливные дожди, когда дождевые ручьи смывали почву и, насыщаясь всякой грязью, быстро устремлялись под гору в реку Ишим, - насколько такая почва вредно влияла на реку.

Уже и вышеприведенных фактов более чем достаточно, чтоб каждого, даже оптимиста, убедить в том, что воду реки Ишима (о старицах и толковать нечего), употребляемую жителями для питья и для приготовления пищи - смело можно назвать не доброкачественной. Это заключение было сделано не на основании химических и бактериоскопических исследований, а на основании страшной смертности в городе детей, а именно от поносов, что главным образом, как наука доказывает, зависит именно от воды. В отчете медицинского департамента за 1883 год упоминается, что «почти во всех отчетах встречаются указания и жалобы на весьма плохое качество воды в селениях и городах, как на одну из весьма важных причин летнего поноса», и на основании простого здравого смысла. Есть вещи, для уяснения и обсуждения которых не требуется специальных исследований. Существует масса гигиенических вопросов, которые разрешаются при помощи одного здравого смысла, и которые также ясны, очевидны и самодоказательны, как аксиомы.

Таким образом, старицы с расположенными на них заводами, баня Вонсовича, заводы на реке, Поганое озеро, навозная почва города - все факторы, оспаривающие друг у друга первенство в силе наносимого ими вреда Ишиму. Другой воды в городе Петропавловск не было, за исключением колодца, находившегося во дворе городской больницы, откуда многие жители брали воду в продолжение всего лета и осени. В колодце этом вода действительно совершенно прозрачна, бесцветна, без всякого запаха и вкуса, и содержала в себе заметное количество углекислого натра, хотя на вкус вода почти не передавала этой примеси.