Копальск показался семейству Аткинсона темницей, где оно должно было оставаться в плену зимы. Лишь в середине мая снег на горах растаял настолько, что можно было думать о горных путешествиях. 24 мая Аткинсон с женой, ребенком и тремя казаками покинул зимнюю квартиру. Их провожала вся знать поселения. Офицеры и их жены воспользовались этим случаем для составления пикника, и проводили семейство до горы Аразан. Мужчины ехали верхом, а женщин усадили в длинную ящикообразную повозку, которая беспрерывно перекачивалась из стороны в сторону на неровной дороге.

Путешественники проехали мимо множества больших курганов. По сказанию, в одном из них лежали останки дочери султана, которая была страстной охотницей. По уверению казахов, ее дух носился над курганом, любимым ее местом при жизни. Она ухаживала тут за цветами и травами, чтобы сохранить их для лесных животных, которые, как говорили, действительно приходили сюда зимой.

Рано утром добрались до священной горы Аразан, и остановились там для отдыха. Гора славилась большим теплым ключом, которым казахи издавна пользовались в лечебных целях. Вода собиралась в большой купальный водоем с каменными стенами. Поблизости лежали развалины калмыцкого храма, и множество неядовитых змей породы поселились там. Вероятно, теплота воды привлекла их к источнику. Неподалеку был еще большой источник кислых вод, выделявший множество углекислоты. Общество сначала освежилось купаньем, а затем уселось к прощальному пиршеству. Китайская водка заменяла вино и содействовала хорошему расположению духа. Один казак принялся играть на балалайке, а охотники до пляски стали танцевать на зеленой горной равнине до поздней ночи, при свете луны.

На следующий день Аткинсон распростился со своими спутниками, которые были его хозяевами в течение длинной зимы. Многих из них он полюбил и с ними он делил удовольствия охоты и тяжкие нужды. Артиллерийский офицер Абакумов с несколькими казаками проводил семейство Аткинсона до перехода горы Каратау, и показал им, в каком направлении они достигнут степи. Дым, клубившийся вдали, убеждал, что там был аул. К нему направили путь живописец и маленький его караван.

Еще днем достигли аула. Здесь казахи на зиму селились в окрестностях озера Балхаш. Стада прокармливались оставшейся травой, которую животные сами вырывали из-под снега. Впрочем, когда снега выпадало много и вместе с тем были сильные бураны, гибло очень много скота. Например, зимой 1849 года племена, кочевавшие у Балхаша, лишились не менее 70 000 овец. Лошади, верблюды и рогатый скот лучше укрывался от губительного действия непогоды, но и они погибли тогда в значительном числе. Таким образом, один султан лишился 700 лошадей и 90 верблюдов. В январе 1850 года было 20°R холода, и поднялась буря, бушевавшая одиннадцать дней кряду. Тогда погибло немало людей. Нередко бурный ветер срывал войлочную юрту, и раздирал ее на куски. Случалось, что буря, снеся юрту, уносила ночью одеяла с постелей детей, и завевала их снегом, в котором они погибали. Даже взрослые подвергались большой опасности, если они лишь на несколько шагов удалялись от аула.

При наступлении лета, кочевавшие племена забывали все зимние бедствия. Под конец мая они переходили на прекрасные, цветущие, горные пастбища в горах. Казахи говорили Аткинсону, что несколько человек из их рода уже ушли в горы, чтобы посмотреть, проходимы ли дороги, и обтаяли ли горные пастбища, но они нашли много свежего снега, и оттого пришлось подождать еще несколько дней, пока снег растает.

Место стоянки казахов представляло интересную, живую картину. Рогатый скот, лошади и верблюды были рассеяны по всей зеленеющей равнине, а по долине тек ручеек чистой воды, окаймленный цветущим кустарником. Овцы и козы лазили по холмам, окружавшим долину. Вечером скот сходился около юрт. Женщины связывали ягнят и козлят длинными рядами, и ставили их отдельно от взрослых животных. Коров, коз и овец доили, и собирали молоко для изготовления сыра. Подобным образом мужчины ухаживали за кобылами, молоко которых поступало в мешки для изготовления кумыса. Лишь утром и вечером, после доения, молодым животным давали сосать маток.

Аткинсон один попытался пойти по долине Аксу, вверх по этой речке, но ушел очень недалеко. Ущелье, сквозь которое дикий поток выступал из Алатау, скоро суживался высокой трещиной с отвесными и даже нависшими стенами, по которым великолепными водопадами свергались боковые ручьи. Аткинсон пытался пройти сверху, так как снизу невозможно было проложить себе дорогу к воде, но и тут нельзя было ходить без умения лазить по скалам, как аргали и каменные бараны, которые любопытно поглядывали на пришельца со скал.

Со стороны степи можно перейти в Алатау во многих местах. Чтобы не оставаться на одном месте, Аткинсон отправился к другому горному переходу, лежавшему восточнее, через который переправлялись многие кочевавшие племена. Тут он встретил толпу казахов на самом переходе, расположенных в чрезвычайно живописном месте. Там до страшной высоты вздымались отвесные базальтовые скалы, окруженные с обеих сторон горными ущельями. По одному из них шумно струился пенистый Баскан, а на заднем плане виднелись снежные вершины более высоких цепей. Посреди этой дикой, мрачной картины, красовался отличный зеленый луг у подножья скал, усеянных великолепными цветами, желтыми розами, душистым маком, пионами, женскими башмачками и бесчисленным множеством растений. Менее крутые части склонов скал украшены мелким кустарником, отчасти с пучками цветов, а отчасти с вкусными ягодами. Казахи, однако, никогда не трогали этих плодов. У них была пословица, что ягода и трава - для скота, а животные - для человека. 

У подножья скал стояли пять юрт, а в долине паслось множество скота. Козы лазили по крутым скалам, как серны, и лакомились горными травами. Крупные животные оставались внизу, и посреди рогатого скота вздымались длинные шеи верблюдов.

Пастухи встретили путешественников очень гостеприимно. Аулом начальствовала жена султана, который с другими стадами еще находился в степи. Судя по широкому лицу султанши, Аткинсон предположил, что она была калмычкой, и ее похитили в молодости в ходе баранты. Она с прислугой занималась изготовлением сыра. При выделке сыра сливали вместе коровье и овечье молоко в кожаные ведра, которые не мыли, почему в них образовывалась толстая кора свернувшегося молока, заменявшего при брожении сычуг. Аткинсон полагал, что нужно много отваги, чтобы поднести нос к такому ведру. Несмотря на то, казахский сыр был довольно вкусен. Его делали четырехугольными кусками, величиной в кулак, и сушили на циновках из камыша.

Сыновья султана сообщили англичанину, где удобнее путешествовать по горам. Опытный проводник повел его в долину Баскана, чтобы как можно ближе подойти к горным ледникам, из которых возникала река. Повсюду в долине мрачные ущелья сменялись широкими котловинами. Местами базальтовые скалы вздымались до облаков, а на выдавшихся частях росли на них пихты и сибирские кедры. Гранитные гребни опускались до Баскана, и вынудили путешественника делать трудные и опасные обходы. В одной из верхних долин странникам представилось дикое зрелище. Здесь некогда стоял огромный лес. Сильный порыв ветра повергнул его, и стволы лежали рядами один возле другого, направив вершины в долине. Одни из них были вырваны с корнем, другие переломаны. Летнее солнце и зимняя стужа выбелили толстые стволы. Всадники спешились, и вели через них лошадей за поводья. Выше виднелся взвивающийся дым остановившихся казахов. Они перекинули через узкое место Баскана грубый мост. Посреди потока тут выдавалась скала, которой воспользовались для подпоры постройки. С обоих берегов наложили на скалу несколько бревен, покрытых срубленными ветвями и слоем земли. Переход через этот мост был довольно опасен. Три лошади провалились, и их перетащили на берег с большим трудом, причем один из помогавших едва не погиб.

Путешественники добрались до аула султана Барака, который правил своим народом в прелестной котловине. Его юрта стояла высоко в стороне долины. Из дверей юрты он мог обозревать всех своих подданных. От него узнали, что до источников Баскана в ледниках дойти невозможно. Высоко в горах лежало еще много снега, и кроме того приходилось переходить во многих местах через реку, которая текла извилисто. Такие переходы были тогда невозможны из-за полноводия. Аткинсон хотел сам убедиться, до какой степени эти указания верны, и отправился с несколькими казахами вверх по Баскану. Он увидел вдали снежные вершины высших хребтов, а в долинах блестящие массы ледников. Тут река преграждала путь. Попытались перейти через воду колонной шести всадников, едущих рядом. Несколько человек из предосторожности остались на берегу. Сначала переход был незатруднителен, но в середине реки волны били выше седел, и три лошади погрузились в воду. К счастью, казахи, оставшиеся на берегу, успели на помощь, иначе они погибли бы. Выбравшись из воды, пустились в обратный путь.

Вечером путешественников принял в своей юрте султан Барак, и тут они случайно присутствовали при суде под председательством хозяина. Одного казаха обвиняли в том, что он украл несколько лошадей и верблюдов. Обвинители утверждали, что они распознали краденых животных в стаде обвиненного, узнали лицо вора и его лошадь, и добавили, что при краже на воре была одежда с желтыми, красными и зелеными полосами. Обвиненный старался доказать свою невинность. Он утверждал, что относительно лица они ошибались, и приняли его за кого-то другого. Подобие лошадей ничего не значит, потому что таких лошадей, как у него, много. Главной уликой была одежда. Судья спросил:  — Сколько на тебе халатов? — Три! - отвечал обвиненный. — Где они?  — Они на мне! Известно, что казахские халаты были двусторонними и их носили одной или другой стороной. В холодную погоду казах носил на себе весь свой гардероб, и закладывал полы халата в широкие кожаные шаровары. Обвиненный вытащил из шаровар три халата, которые судья осмотрел с обеих сторон. Ни один из них не имел означенных полос. Оттого судья полагал, что обвинители ошиблись, и подозреваемого в краже следовало считать невиновным. При таком решении обвинители зароптали, а обвиненный хотел воспользоваться мгновением, чтобы сесть на лошадь и ускакать. Но обвинители схватили его, притащили к судье, и сняли с беглеца шаровары. Оказалось, что уличительный халат был скрыт в шароварах. Виновного заставили вознаградить кражу, и заплатить пеню скотом.

Аткинсону страшно было переезжать через ветхий мост. Несколько казахов предложили провести его по другой дороге, по которой проезжают мимо горного озера. Окрестности последнего были мрачны и пустынны. Голые скалы опускались отвесно в воду озера. Непосредственно за скалами все еще было покрыто снегом и льдом, само же озеро полностью оттаивало лишь в середине лета. Над ближайшими снежными горами вздымались еще более высокие вершины Актау. На этой дороге миновали мост, но встретили немало опасностей. Часто приходилось ехать по узким выступам скал. В других местах ехали по скользким склонам, а затем опять взбирались на крутизну. Раз живописец едва не сломал себе шею. Его лошадь поскользнулась и уже висела над пропастью, но подъехавший казак вовремя подхватил животное, и приподнял его. Когда воротились в аул султанши, их очень ласково приняли оба молодых султана.

По словам казахов, странствование по южной долине было еще труднее. Даже единственный человек, хорошо знавший местность, сначала отказывался вести туда Аткинсона, но пороховница пороха и несколько пуль сделали его сговорчивее. Приготовились к путешествию во второе ущелье и взяли с собой припасов на несколько дней. К Аткинсону присоединились оба султана, которые хотели сопровождать его. Они были красивые, здоровье, молодые люди лет двадцати, твердо сидевшие на конях. На них были богато украшенные кожаные шаровары и халаты из толстой шелковой материи, а шапочки, вышитые серебром, были окаймлены лисьим мехом.

Аткинсон пустился в путь бодрый и полный ожиданий, которые более чем подтвердились. Сначала ехали два часа между высокими скалами с изорванными гребнями. На одних вздымались исполинские пирамиды, а на других заостренные башни или зубчатые стены. Все постройки людей казались крошечными в сравнении с этими исполинскими формами. Наконец, ущелье до того сузилось и стало крутым, что по нему нельзя было ехать верхом. Пришлось сойти с лошадей и лезть на четвереньках. Внезапно подошли к краю страшной черной пропасти. Она состояла из сланцевых скал, которые местами нависли. Виднелось только немного кустарника и мха, а впрочем, это место походило на вход в преисподнюю. В глубине блестела поверхность озера, вода которого казалась черной, как чернила. В этом проходе несколько человек легко могли защищаться против целой армии, а далее в расщелинах было удобно скрываться легиону разбойников. По извилистому пути смельчаки пробирались вверх по крутой горе возле страшной пропасти, и наконец достигли ее гребня. Протоптанные дорожки не существовали, потому что казахи никогда не заходили сюда со своими стадами, но старый проводник искусно распознавал дорогу по скалам и выдавшимся камням. Аткинсон не мог не выразить своего удивления, почему старик так хорошо знаком с этой неприступной местностью. Казах, хотя и неохотно, сознался, что в молодые годы был в шайке атамана Кинзары, которая имела тут свой притон. Этого атамана до того боялись, что женщины и дети трепетали при одном его имени. Он не только грабил ближайшие аулы казахов, но ходил даже до пограничных русских постов, и уводил скотину и людей в свой притон, где поджидал случая продать их. Никто не осмеливался заходить в занимаемые им горы.

Путешественники шли по лабиринту скал, отчасти по голому камню, а отчасти по земле, поросшей мхом и коротким горным дерном. Перед ними открылся обширный вид на снежные вершины Актау, которые блестели при вечернем солнце. Вблизи были видны многочисленные долины, с роскошной растительностью, где казахи летом пасли скот. Проехав дальше, достигли берега ручья, и продолжали странствование вдоль его вниз по течению до красивого березового и осинового леса, где расположились для первого ночлега.

Это место было прелестное и уединенное. Здесь не раздавались никакие звуки, кроме журчания ручья. Вблизи, к югу, открывались узкие долины, закрытые в глубине скалами, над которыми ясно светились вершины Актау, а внизу все уже покрылось густым мраком и вечерним туманом. Обломки скал представляли картину дикого разнообразия, и были покрыты ковром мха. Наступила ночь, и путешественники расположились вокруг ярко-горящего костра, представляя живописцу интересную картину. Он несколько отошел, чтобы лучше рассмотреть группу. Красные лучи огня скользили по людям, и окружающим деревьям. У самого пламени сидели оба султана в богатой, пестрой одежде, а в нескольких шагах стоял, прислонившись к дереву старый разбойник, беседуя с бородатыми казаками. На сучьях висело оружие. Вся группа походила на ночную стоянку шайки разбойников, сидящих у огня.

Усталые всадники без помех проспали на седельных коврах. Под утро Аткинсон проснулся от ржания коня, пасшегося подле него. Он вскочил и разбудил товарищей. Казахи разостлали халаты, и принялись молиться, казаки сделали то же, и после этого отправились дальше к югу, в долину. Виды в последней были очень разнообразны. Бока состояли из скал в 700 и 800 футов вышиной, с различными расселинами. Скалы украшались маленькими кедрами и уродливыми хвойными деревьями, а также цветущими кустами. В долине росла хорошая трава, и местами цвело множество анемонов, так, что казалось, будто едешь по саду. Проехав верст семь, взобрались на вершину края долины, мимо прекрасных масс ясписа, и таким образом приблизились к верхнему гребню Актау. Особенное внимание обратил Аткинсон на коническую скалу. Он предложил подъехать к ней, но проводник возразил, что это невозможно, потому что дорога туда преграждается расселинами.

При дальнейшем странствовании опять спустились, и ехали мимо пропастей, обломков камней и скал различного состава и цвета. На большом протяжении совсем не было растений, а на других местах красовались роскошные кусты желто-цветной альпийской розы и ползучие низкорослые кедры. Позавтракав у маленького источника, оба султана распростились с Аткинсоном, и уехали со своими казахами, чтобы поджидать путешественников на первой стоянке. Далее невозможно было ехать верхом, и оттого казахи взяли лошадей с собой. Англичанин с казаками и бывшим разбойником пошли пешком, и увидел на пути дорожки, протоптанные медведями, и следы тигров и оленей, но им не удалось встретить ни одного зверя. Впрочем, они и не имели времени идти по следам, что также было делом очень трудным в этой местности. Пролазив вверх и вниз, достигли крутого горного склона, на который взобраться было крайне трудно. Эта гора оканчивалась вверху узким гребнем. Отсюда открывался вид в пропасть, которая была глубже и круче, чем на стороне, по которой влез Аткинсон.

На гребне вздымались зубцы в 700 и 800 футов, и терялись в туманной дали. Столь же глубоко они опускались в узкое ущелье, куда проникали с трудом, и где продолжали идти далее. По форме рассевшейся горы, полагали, что она треснула при сильном землетрясении. Выступы и нависшие скалы одной стороны вполне соответствовали углублениям того же вида на противоположной. Пропасть суживалась и становилась более дикой по мере того, как в ней шли дальше. Далее ущелья были усыпаны обломками камней разной величины. Обточенные их края свидетельствовали, что они вертелись в проточной воде. По бокам ущелья также виднелись следы действия воды на высоте в 30 или 40 футов.

Нужно было время, чтобы пробраться через эти камни. Затем перед путешественниками открылась обширная долина, шириной в 1,5 версты и длиной верст в 7. Тут находились следы существовавшего некогда горного озера, вода которого стояла до высоты в 600 футов, потому что до этой высоты скалы были обточены. Как далеко видели глаза, ясно представлялись следы водяного уровня, подмытого камня и углублений. Аткинсон нашел также голыши, а в песчаных местностях - обломки раковин. Долину окружали крутые скалы без всякого выхода, и посреди ее протекал горный ручей. Проводник рассказал, что этот ручей впадает далее в пещеру, куда никто не осмеливается войти, потому что там живет шайтан. Вся котловина была усеяна обломками скал разной величины, среди которых росла роскошная трава. Здесь жил страшный атаман Кинзара со своей шайкой. После грабежа он уходил сюда и пировал. Несколько стражей было достаточно для охраны и защиты узкого ущелья. Более того, существовала лишь еще одна дорога в степь, где можно было ехать на лошади. Корма для скота в долине вдоволь. Под нависшими скалами, на одной стороне долины, атаман ставил свою юрту, и оттуда мог легко обозревать всю свою область. Шайка разбойников состояла иногда из 300 отчаянных человек соседних племен, а также беглых китайских преступников с Или.

У бывшего разбойника глаза блестели диким огнем при рассказе о прежнем житье-бытье в долине. Аткинсон вспомнил, сколько тут пролито слез, сколько вырывалось вздохов, когда изверги делили между собой живую добычу, безжалостно разлучая мужа и жену, родителей и детей, которых в различных местах продавали рабами. Атаман строго требовал послушания, и за всякую вину неминуемо наказывал смертью. При каждом походе, он был всегда впереди на ретивом коне, бросался со сверкающей секирой в самую густую толпу, убивая всех вокруг себя, и громко раздавая приказы подчиненным. Казахи были убеждены, что Кинзара заключил союз с дьяволом, потому что всегда оставался невредимым.

На месте, где некогда стояла юрта атамана, путешественники остановились для ночлега. Ужин был крайне прост, потому что состоял из чая и сыра. Душный дневной жар сменился теперь грозой на противоположной стороне. Яркие молнии освещали мрачные скалы, а за ними следовали раскаты грома, точно пушечные выстрелы. Молнии учащались, а раскаты грома сливались с отголосками в горах непрерывным гулом. Когда гроза несколько притихла, в огонь накидали дров, и растянулись спать на земле. Ружья тщательно осмотрели и положили возле себя. Такие меры предосторожности были необходимы, потому что близ места ночлега видели голову большого оленя, съеденного не далее как за два дня. По следам в песке убедились, что тут рыскает большой тигр.

Недолго за полночь спавшие пробудились от треска. В первое мгновение они думали, что над ними обрушились скалы. Ночь была темная, но посреди черной мглы блеснула яркая молния и осветила на мгновение тяжелые тучи, налегшие на долину. Разразилась гроза. Одна молния следовала за другой, и удар сменялся ударом. Свергались потоки воды и огня. Такая непогода бушевала часа два кряду. О сне нечего было и думать. Приготовили кипяток для чая, и при первом мерцании утренней зари на очистившемся небе принялись завтракать и осматриваться.

Среди различных скал долины одна отличалась особенно оригинальным видом. Она походила на ворота, опирающиеся на трех столбах. Каждая сторона ворот имела около ста футов ширины, а вершина свода вздымалась футов на 500 над долиной. Вода промыла в этой скале правильные отверстия.

Для бывшего разбойника долина была священной землей. Он неутомимо сообщал спутникам различные подробности о событиях, которые припоминал при виде известных местностей, и показал на следы угля там, где некогда жил сам.

К месту, где поджидали путешественников оба молодых султана, отправились другой дорогой, и на пути посетили пещеру, куда ввергался упомянутый ручей. По описанию Аткинсона, горы Актау и Алатау богаты узкими, глубокими расселинами, которые возникли при землетрясении. Проводник повел англичанина по узкому дикому ущелью, где путь преграждали камни. Приходилось пробираться, или через них, или под ними. Наконец дошли до черной скалистой стены, в глубине которой находился вход в страшную Чертову Пещеру. Влажные стены были покрыты желтоватыми лишаями и мхами, и вполне соответствовали дикой мрачности этого места. Англичанин вошел с казаками в пещеру. Старый разбойник не решился сделать и шаг в страшное место. Уже недалеко от входа, в пещере было столь темно, что вошедшие не могли различить, как высок ее свод. Гул воды оглушал их, и они почти не слышали, что кричали друг другу в ухо. Значительный ручей, раздробившись в пену, низвергался в черную пропасть, и пещера наполнена водяными парами. Повсюду текли капли воды, которые делали землю скользкой.

Сделав шайтану визит в передней к преисподней, путешественники воротились к проводнику. Вдоль берега другого ручья пошли в ущелье, образовавшееся в доломите. Множество скал нависли по обеим сторонам так грозно, что, казалось, они готовы обрушиться. Эта боязнь была небезосновательна, в чем убеждали многочисленные обломки скал в глубине расселины, по которой приходилось лезть с большим трудом. В одном месте открывалась большая трещина. Здесь шумел водопад. Аткинсон решился войти в эту расселину с одним из спутников. Сначала трещина была довольно широка и удобна, но далее высокие скалы сближались, и наконец сошлись, закрывая небо. Путешественники прошли еще 500 шагов в темноте ощупью. От одних волн отражался мерцающий луч света. Наконец, опять вышли на свет. Оба путешественника глубоко вздохнули. Ущелье тут расширилось. На скалистых склонах вышиной в тысячи футов висели кусты в листьях, украшенные цветками и облитые золотистым солнечным светом. Самое великолепное зрелище представлял водопад, против которого стояли странники. Вода свергалась с высоты около 300 футов, вполовину разбившись в пену, и достигала водоема, где влага хлопотала, как на огне. Посреди этого водопада вздымалась скала около 70 футов вышиной. 

Насмотревшись на это чудное зрелище, Аткинсон поспешил воротиться к отставшим спутникам. Идти было еще далеко, потому что в этот день приходилось странствовать дольше вчерашнего. Несколько часов шли у буйного ручья, то по правому, то по левому берегу. В заключение, странники достигли места, где высокие стены ущелья сблизились до того, что ручей пробивался сквозь узкую трещину. Он свергался шумно, пенясь между скалами, и человеку по нему нельзя было пройти. Боковые стены вышиной до 1 500 футов также были неприступны. Но проводник указал на выступ, по которому им следовало идти. В первое время англичанин не понимал, каким образом они доберутся до этого выступа. Достигнув подошвы скалистой стены, он увидел, что стены образовали расселины, направлявшиеся кверху. Путешественники влезли в одну из трещин. Для этого нужно было иметь голову, неподверженную головокружению, хорошую грудь и здоровые руки и ноги. Ружья и прочие вещи сложили на спину, чтобы свободнее действовать руками, и несколько отдохнули, для подкрепления сил. Затем Аткинсон с товарищами стали карабкаться в расселине, цепляясь за камни и кустарник. Аткинсон убедился, что его проводник указал верную дорогу, потому что местами были вбиты в трещины куски дерева, доставлявшие более надежную точку опоры для рук и ног. На высоте около 500 футов достигли выступа скалы, поросшего травой, и сели тут отдохнуть. Глубоко внизу была видна черная пропасть, наполненная пеной шумящей воды, а сзади находилась скала еще вдвое выше. Но долго отдыхать не могли, а потому следовало лезть дальше по такой же расселине. Через некоторое время проводник остановился перед скалой, преграждавшей путь. Далее лезть не могли. Старик минуту внимательно осматривался, затем спустился назад футов на пятьдесят, а за ним и его спутники. Тут он нашел верную расселину. Опять руками и ногами поднялись постепенно еще на 500 футов, и запыхавшись и утомившись, достигли второго выступа скалы вышиной шагов в 20, поросшего травой. Тут застигли стадо горных баранов, которые немедленно убежали, так что охотники не успели приложиться винтовкой. Через некоторое время быстроногие животные появились выше, на другом выступе, несколько минут смотрели на путников, а затем снова убежали. По выступу странники дошли до вершины скалы, откуда открылся обширный вид. На одной стороне разверзалась пропасть, в глубине которой струился горный ручей в виде белой полосы. Сама расселина вверху была до того узка, что могли дошвырнуть камнем до противоположной стены. Отвесные бока пропасти местами нависли так, что камень, брошенный с одной скалы, ударялся в середину другой. На севере вздымались снежные вершины Актау еще несколько тысяч футов выше, а на юге, на горизонте, расстилалась широкая степь. Вблизи были разбросаны обломки скал разной величины и формы. Местами вовсе не прозябали растения, а местами горные травы покрывали камни. Пришлось перейти еще через несколько низких горных цепей, чтобы добраться до места отдыха, где оба султана уже ожидали путешественников у ярко горящего костра.

На обратном пути до аулов в степи не встретилось опасностей, и путешественники благополучно дошли до юрт султана, где находились миссис Аткинсон с маленьким Тамчибулаком и казаком. Последнему, во время отсутствия Аткинсона, посчастливилось на охоте. Он убил марала. Для проголодавшихся путешественников по горам, жареная оленина была особым лакомством, потому что при утомительных переходах они несколько дней довольствовались только чаем и  кофе. Казахи, с которыми путешествовал Аткинсон, уже привыкли к подобным переменам голода и пресыщения. Они были в состоянии вынести без пищи два и три дня, но затем у них развивался такой голод, что, говорят, будто один человек съедал за раз целого барана. 

За общим обедом султаны осчастливливали гостей кусками мяса, которые они собственноручно засовывали им в рот. Чем больше желали оказать чести, тем крупнее предлагали кусок, который иногда имел такие размеры, что всякий инородец непременно подавится им. Кормимый держал между тем руки за спиной. Дать данному куску упасть считалось великим оскорблением.

В горы опять послали людей убедиться в проходимости переходов. Аткинсон между тем делал казахам визиты. Он предпочитал разъезды по степи плену в казахской юрте. Пребывание в юрте имело поэзию лишь в описаниях, особенно ночью. Поэтому степь представляла для него много интересного и поэтического. Большие курганы у подножья гор свидетельствовали о давно погибших витязях. Среди них были рассеяны бесчисленные мелкие могилы, образуя обширный город мертвых. Особенно странным казалось зрелище, когда заходящее солнце освещало последними лучами широкую степь с гробницами, аулами и стадами. До последнего отблеска сумерек небо и земля красовались великолепными оттенками. Затем наступала смертная тишина, и при тусклом свете серпа луны, возбужденное воображение воскрешало погибшие поколения, которые повещали одеяниях минувшего времени. Когда живописец приблизился к аулу султана, возводившего родословную до Чингис-Хана или Тимүр-Тамерлана, туманные картины мечтаний приняли определенную форму. Старый султан, весь в рубцах, покоился на башкирском ковре посреди приближенных бородачей исполинского телосложения. Баян орды, пастух-поэт, сидел на коленях и наигрывал на балалайке странные, дикие аккорды. Он воспевал счастье кочевого племени, исчислял его стада, восхвалял силу сынов, миловидность и прелесть женщины, драгоценность одежды, свежесть горных вод и красоту степей. Слушатели внимали ему безмолвно, и ни один звук не прерывал нового Гомера. Аккорды становились более дикими. Певец прославлял зимние набеги, ночную поездку к бою, ярость сражения, крики бойцов и счастливое нападение, которое окончилось гибелью врагов. У старых воинов пробуждались воспоминания, глаза у них сверкали, черты лица оживлялись по мере развития баллады, они более не могут удержаться, ү них в руках блещут боевые секиры, и посреди ночного безмолвия раздаются воинственные крики, которым вторят волки в надежде на поживу трупами.

Деяния предков и современников сохранялись в песнях казахов. У старика грудь подымалась выше при воспоминании о счастливых походах в прежние времена. Мальчик в стороне с блестящими глазами вслушивался в описание подвигов, и ему казалось, что величайшая честь в мире заключалась в исполнении таких же деяний. Казах, подобно своим предкам, упражнялся в употреблении боевой секиры и копья, и бывший разбойник, сопутствовавший Аткинсону, показал, как он еще ловок в употреблении оружия и езде на коне, чем изумил даже казаков, мастеров этого дела. Казахи, по словам Аткинсона, дали бы России лучшее иррегулярное войско в мире.

Странствуя несколько лет по степям, Аткинсон убедился в превосходстве казахских лошадей. Однажды он присутствовал при торжественной скачке, которая была совсем не похожа на европейскую. На прославленных скачках Англии требовали, чтобы лошади бежали быстро на довольно малом пространстве. Казахи же требовали не только быстроты, но и неутомимости лошадей. Целью скачки установили в степи юрту с флагом в расстоянии 25 верст от исходной точки бега. На известных промежутках стояли всадники с флагами. К скачке явились 40 всадников. Они все разместились в ряд и поскакали по степи. За ними понеслись верхом многие зрители, чтобы следить за ходом скачки. Сначала вся линия держалась цельным рядом и ехала умеренно скоро, но по мере приближения к юрте всадники стали спешить. Юрту нужно было объехать и затем воротиться на прежнее место. Через полтора часа к этому месту во весь опор, неслись около 20 всадников в пестрой одежде, на фыркающих конях. Они подъезжали к юрте, где у двух копий, воткнутых в землю, стоял султан. Кликами и криками каждый старался заставить свою лошадь спешить. Несколько шагов от копий на одной линии держались еще 8 соперников, и никто не мог предвидеть, кто останется победителем. Но вот трое выдвинулись на длину полголовы вперед, именно в то мгновение, как всадники проносились между копьями, и при всеобщих кликах провозгласили их победу. Они проскакали 50 верст за час и сорок минут.

Люди, посланные в горы, воротились и сообщили, что переходы уже не покрыты снегом, и потому по ним можно ходить. Один казах верхом развозил эту весть по всем аулам, так что на следующее утро все тронулись в горы. Едва начался день, как в степи все ожили. Мужчины приводили в порядок стада, женщины и дети убирали юрты, и укладывали домашнюю утварь и прочее имущество. В течение трех часов успели устроить все. Мужчины скакали на лошадях, а женщины провожали вьючных животных. Тут шли мерным шагом верблюды с ивовыми жердями юрт. Они висели по бокам животного большими вязанками. У многих животных природный горб был увеличен навьюченными токами войлока, вышиной с самого верблюда. Верх увенчивался вершиной юрты. Ящики и сундуки, ковры и кухонная утварь, запасы проса, муки, чая и прочие принадлежности казахского хозяйства лежали на верблюдах и на волах. На одном сильном быке был навьючен большой чугунный котел. Животное споткнулось, и котел, потеряв равновесие, упал животному через голову и чувствительно ударил его по морде. Бык оттого испугался и взбесился. Фыркая, он перескочил через котел, и с поднятым хвостом большими скачками побежал по степи, грозя приближающемуся всаднику огромными рогами. Никто не осмеливался остановить его и заставить исполнять возложенную на него обязанность. Животное исчезло в стаде, и другой более покорный бык должен был заменить беглеца. Женщины и девушки ехали на кобылах или на коровах. Женщин легко было узнать по высоким белым шапкам из бумажной ткани с крыльями, опускающимися на плечи. Все носили кожаные шаровары. Волосы девушек были сплетены многочисленными косами, которые висели, а на голове была надета цветная шелковая шапочка с лисьим мехом. Подросшие мальчики и девушки ехали верхом на молодых коровах, и правили ремнями, которые были продеты сквозь носовой хрящ. Малые дети сидели, засунув ноги в войлочные сапоги, привязанные к седлу, а младенцев уложили в мешки, висевшие по обоим бокам верблюда.

Степь была покрыта живыми существами на всем обозреваемом пространстве. Вся эта масса медленно направлялась к горному переходу, а на горизонте появлялись все новые толпы других аулов. Склоны горного перехода сначала до того круты, что на них не могли взобраться ни животные, ни люди, и потому отправились далее, вдоль подставы по ущелью, вышиной в 900 футов.

Проход суживался до 300 футов, и животные должны были там идти теснее. Аткинсон и его спутники попали промеж животных. Выбраться из них и ехать вперед или назад не было никакой возможности. За ними фыркал табун диких лошадей, которые кусались, не имея места лягаться. Ударами кнута старались удержать животных на расстоянии. Если бы лошади и всадник здесь упали, они погибли бы неминуемо под копытами стада. Лошадей теснили длиннорогие быки, против которых было бесполезно и лягание, и укусы, почему коням оставалось только идти вперед. Дикое ржание жеребцов заглушалось мычанием быков, криком верблюдов и блеянием бесчисленных овец и коз. Этому концерту вторил еще и отголосок в горах, так что голоса пастухов совсем не было слышно.

Еще выше переход стал круче и опаснее, потому что тут лежало множество обломков скал. Животным приходилось перелезать на этом месте, где казахи ежегодно теряют несколько голов скота, который сваливался и погибал. Путешественники четыре часа медленно ехали посреди лошадей и быков до места, где долина несколько расширялась. Отсюда дорога уклонялась в сторону, и шла круто через гору. Один казах повел путешественников по боковой дороге, чтобы скорее перейти через гору до долины, где намеревались устроить аулы. Эта дорога была до того узка, что по ней мог идти только один человек, и местами она проходила под нависшими скалами. Всадники спешились и повели лошадей за собой. Таким образом, взбирались в гору около часа, когда погода стала меняться. Со снежных гор Алатау неслись густые облака, и стало темно. Задул ветер и пошел дождь. На небольшой равнине увидели юрту с казахами, и влезли в нее, чтобы несколько защититься от непогоды. По множеству людей, пребывание в тесной юрте стало крайне тягостным. Когда дождь уменьшился, Аткинсон продолжил странствование, чтобы поскорее добраться до долины. Путешественники уехали недалеко, когда непогода разразилась сильнее прежнего. Задул резкий холодный ветер, так что у всадников застучали зубы. К дождю присоединился град, а облака до того стали густы, что перед собой нельзя было видеть далее нескольких шагов. Всадникам пришлось сойти с лошадей, и Аткинсон старался определить посредством компаса направление, которому следовал проводник, руководствуясь известными горными вершинами. Несколько часов путешественники, мокрые и продрогшие, почти ощупью двигались вперед. Приближался вечер, и странники ужасались мысли, что им придется провести ночь под открытым небом на горном хребте в такую погоду. К величайшей радости, они услышали на правой стороне лай, и вскоре подъехали к юртам, поставленным под защитой нескольких скал. Тут была небольшая толпа казахов, которые также пошли по более краткому пути, и остановились, чтобы защититься от непогоды. Они полагали, что днем, при ясном небе, можно в два часа достигнуть долины, но в такую погоду идти дальше опасно и для людей, и для животных. Недалеко от того места, где остановились казахи, они лишились верблюда, который подошел слишком близко к краю пропасти и свалился в нее.

Аткинсон был рад, что гостеприимные пастухи уступили ему на ночь юрту, и размышлял о благодеянии, которое могли доставить несколько жердей и кусков войлока, когда бушевал среди ночи холодный, бурный ветер с дождем и градом. Позже ветер несколько унялся, а утром небо отчасти разъяснилось, и облака висели еще лишь на самых отдаленных высоких горных цепях. Аткинсон осмотрел окрестности и при солнечном свете стал вглядываться в путь, пройденный вчера вечером посреди густых туч. Он с ужасом увидел, что лошади прошли по скользкой дороге, которая на довольно большом протяжении тянулась у самого края пропасти. Он подошел к месту, где свалился верблюд, посмотрел вниз и увидел, как в расселине четыре волка раздирали разбившееся животное.

Дорога под гору, по которой теперь пошли казахи, была ясно видна, и не представляла никаких особенностей. Поэтому с несколькими казахами и казаками он хотел перейти выше. Когда же пастухи стали говорить, что это предприятие трудное, и на пути есть большой водопад, охота к попытке у живописца лишь увеличилась. Он пошел прямо к водопаду. По дороге он встретил стада горных баранов, и подстрелил одного из них. Пролазив несколько часов, путешественники достигли водопада. Аткинсон увидел одно из величественнейших зрелищ подобного рода, какое ему случалось встречать в жизни. Значительная масса воды свергалась широким потоком через край пропасти в виде огромного серебристого ковра, свесившегося с высоты в 600 футов. Пенясь, раздробленные воды протеснялись на некотором пространстве между скалами, и затем опять свергались водопадом в 350 футов вышиной, а еще далее сливались через третью ступень такой же высоты, устремляясь после этого, в виде пенистого потока, в узкую черную пропасть. Тут нельзя было переехать, и оттого отправились выше верхнего водопада, где решились испытать переход на менее стремительном месте. Все 8 всадников соединились в один ряд, и каждый держал повод лошади соседа. Таким образом, ехали медленно в холодном потоке. В середине одна из лошадей поскользнулась и упала. Всадник уцепился за соседей, между тем как лошадь поправилась и встала. Несколько шагов дальше, то же самое случилось с другим конем, а затем и с третьим. Все совершенно промокли и благодарили судьбу, что переход окончился благополучно. Если бы ряд лошадей на пути разорвался, то всадники проплыли бы к водопаду, и тогда ни один из них не остался бы в живых и никогда не нашлись бы даже и следы их. Вечером путешественники расположились в маленькой защищенной долине. У двух костров, пламя которых сильно поддерживалось сучьями кедра и можжевельника, высушили одежду и изжарили на нем застреленного барана. Лошади имели довольно корма, а горы несколько защищали от свежего ночного ветра. Таким образом, общество достаточно подкрепилось для продолжения странствования. Беспрерывно лазая вниз, они добрались до более удобного пути, по которому прошли стада. На дороге Аткинсон во многих местах видел порфир и яшму, а так же скалы с резко обозначенными слоями, которые внизу темно-фиолетово-серы, затем ярко-красны, а вверху - зелены. 

Путешественники благополучно прибыли в область пастбищ казахов, которая лежала приблизительно на 7 000 футов над уровнем моря. Тут они узнали, что вчерашняя непогода нанесла вред и стадам. В одном месте свалились несколько верблюдов и были ранены, а в другом погибли лошади. На этом высочайшем пастбище казахи оставались четыре или пять недель, а затем постепенно перемещались все ниже. К сентябрю они опять находились у подошвы гор, и отправлялись для зимовки к берегу Балхаша.

Казахов чрезвычайно интересовал маленький Тамчибулак, сын Аткинсона. Один из султанов серьезно утверждал, что мальчик его подданный, потому что родился в жузе и прокармливался молоком и мясом жуза, которая стала оттого отечеством ребенка. Следовательно, маленький Тамчибулак имел перед собой прекрасную перспективу стать казахским султаном и предводительствовать толпами всадников при набегах. Подарки для ребенка сыпались со всех сторон. Ему посылали шелковую материю на платье и бараньи четверти для обедов. Когда ребенку было только два месяца, мать была вынуждена, за неимением лучшего, давать мальчику кусочки мяса. Свежий хлеб он получал ежедневно, потому что в долине воды для печенья было вдоволь. Сама миссис Аткинсон, столь любившая холодную воду, купалась в растаявшем льде.

При всех неудобствах и трудностях жизни посреди кочевавших казахов, все-таки бывали иногда интересные и забавные часы. Один старый казах чрезвычайно любил давать менее чем годовому англичанину наставления в верховой езде, сажая его на овцу. Вообще семейство Аткинсона было для сынов степи большим чудом, которому они приходили дивиться.

В одну жестокую грозу олененок забежал до самых юрт, и один казак изловил его для маленького Тамчибулака. Миссис Аткинсон украсила животное синим шелковым ошейником. Когда же она заслышала в горах призывные крики матки олененка, ей стало жаль животного, и она отпустила его.