Некоторые виды млекопитающих к концу XIX века уже были истреблены в пределах степных уездов, и напоминали о своем существовании только названием местностей, в которых они водились (горы Бугулы, Аркарлы, Кульдалалы, Теке-турмас и т.д.).

Для удобства ориентирования Акмолинский уезд, тянувшийся полосой с севера на юг (между 53° и 45° северной широты), длиной более девятисот верст, при 200-300-верстной ширине, был разделен на три части: северную - к северу от 51° параллели, среднюю - между 49° и 51° параллелями и южную — к югу от 49° параллели. Такое деление объясняется отчасти и особенностями жизни казахов - полуоседлых в северной и кочевников в южной части этого уезда.

Медведи. Аю.

Медведи в Акмолинском уезде встречались очень редко. В северной части уезда они жили в Мунчастинских лесах, а в южной части - в Актавских и Ортавских горах, в которых еще сохранялись относительно небольшие лесные заросли. По рассказам казахов, медведи, услышав, а тем более увидев приближающихся людей, с большой быстротой уносились в горы.

Медведи скрывались в высоких горах, часто под большими кустами ползучего можжевельника.

Вероятно, недостаток живности в Актавских горах в летнее время заставлял медведей, после ухода казахов на летние кочевья, разрывать свежие могилы и лакомиться трупами. Этому способствовало и то, что их было легко вырыть, так как казахи не особенно глубоко зарывали своих покойников, особенно зимой. Казахи ежегодно находили свежие могилы разрытыми и трупы вырытыми и объеденными, близ самых могил, а иногда - унесенными в горы. Много раз казахи, посещавшие летом свои зимовки, видели медведей на месте работы.

Кроме того, летом, медведи разрывали сурчины и добывали для своего стола сурков, мясо которых они очень любили и решались для сурчин, отправляться за несколько верст в места, где сурки встречались чаще.

Зимой медведи таскали казахских овец, зимовавших в горах, а иногда нападали на лошадей и коров, если какая-нибудь неосторожная далеко уходила от стада.

Судя по шкурам, Актавские медведи не отличались значительной величиной. Эти шкуры имели от 100 до 180 сантиметров длины, от конца носа до корня хвоста, и казахи говорили, что не встречали экземпляров больше этой величины. Цвет шерсти двух шкур был очень темно-бурый, а одна шкура была бурого цвета с рыжеватым оттенком. Когти у всех были черного цвета. По рассказам казахов, медведи, водившиеся в Актавских и Ортавских горах, были очень трусливы и несчастий, при охоте на медведя, не происходило. К слову, казахи не шли на охоту в одиночку, и в таком же количестве продавали шкуру убитого зверя, добросовестно разделяя вырученные деньги по числу участников. Иногда же, если в волости, к которой принадлежали охотники, был из богатых людей очень добрый человек (такого акмолинские казахи называли «мырза»), то охотники дарили ему медвежью шкуру. Обычно, в виде ответного дара, они получали двух-, или трехгодовалого жеребенка.

Состоятельные люди очень любили медвежьи шкуры и охотно спали на них зимой, в полном убеждении, что такая постель охраняла их от лихорадки. Желчь медведя непременно вынималась охотниками и продавалась. Она считалась самым действительным средством от брюшного тифа (казахи эту болезнь называли – «іш сүзек»). В Семиречье богатые казахи давали за полный желчный мешочек медведя пятилетнего коня; а иногда и верблюда, т.е. от 20 до 40 руб.

Такой мешочек высушивался в тени, разделялся и раздавался ближайшим родственникам и друзьям, для сохранения, на случай заболевания кого-нибудь из их семейств.

Тигр. Жолбарыс.

Тигры встречались только близ южной границы Акмолинского уезда, по берегам реки Чу. Ежегодно зимовавшие на берегах реки Чу казахи Акмолинского уезда жаловались на нападение тигра преимущественно на рогатый скот, редко нападали на верблюдов. Что касается лошадей, то их не гнали зимовать на реку Чу, так как по берегам этой роки корм был слишком груб, что делало его негодным для лошадей.

Если казахи находили логовище тигра, или случайно усмотрели место нахождения только что убитой им скотины, казахи отравляли труп этой скотины чилибухой и делали это так искусно, что осторожный и хитрый зверь поддавался на обман и иногда, если всласть кушал отравленного мяса, делался добычей казахов. Но такая удача была сравнительно редкой. Часто происходило так, что или зверь не трогал отравы, или ел, но она на него не действовала.

Зачастую отравитель действовал не один, а в компании с товарищем и, по казахскому обычаю, снятая с тигра шкура разрезалась пополам, по бокам. Верхнюю половину шкуры получил один из участников добычи, а нижнюю - другой.

В Семиречье бывали случаи, что несколько смельчаков-охотников из казахов решались атаковать выслеженного наперед титра, в его логовище. Для этого у казахов был своеобразный способ охоты: они связывали три конца («қанат») кереге (решетки, служащей основанием казахской юрты) как можно покрепче, волосяными тесьмами и арканами. К кереге прикрепляли палки (уық), но гораздо крепче, чем это делалось при установке юрты. Вершины уыков крепко связывали вместе. Наверху небольшого конуса, имевшего четыре аршина в диаметре основания, привязывали (обычно в середине) кошму, для уменьшения опасности от прыжка зверя. Когда все готово и охотники убеждались, что тигры находились в выслеженном им логовище, человек десять или больше с оружием входили в эту клетку снизу. Они, подняв описанным способом устроенную юрточку за решетки кереге, шли прикрытые ей к месту, где лежал тигр. Подойдя к зверю на несколько шагов, охотники, вооруженные ружьями, стреляли, стараясь попасть в голову, в сердце, или в легкие.

Однако редко такой залп заканчивал охоту. Чаще тигр, взбешенный болью от полученных им ран, одним прыжком бросался на юрту. Тогда охотники пускали в дело холодное оружие. Если юрточка была крепкой и удерживала прыгнувшего на нее тигра, а охотники смело и удачно наносили ему раны холодным оружием, то тигр всегда, без особых приключений, становился их добычей. Иногда же случается, что уыки, под тяжестью прыгнувшего на них тигра, ломались и он, не получив смертельных ран, проваливался в клетку с охотниками. Тогда он добирался до всех, находящихся в клетке охотников, а некоторые платили жизнью за свою смелость. Тем не менее, такие несчастные случаи бывали очень редко, несравненно чаще тигр довольно легко делался добычей охотников.

Скот ужасно боялся тигра. Отдаленный рев тигра наводил на всех домашних животных панический страх. Только особенно смелая лошадь решалась переступить свежий след тигра в камышах, а если лошадь увидела тигра, ни за что не приближалась к нему.

Однажды был и такой случай охоты на тигра в Сергиопольском уезде Семиреченской области. Переводчик Начальника Алатавского округа Осип Семенович Б., более известный в казахском народе под именем «қара тілмаш» («черный переводчик», по черной окладистой бороде) был по делам службы, в Копальском и Сергиопольском уездах. Дело было зимой. Проезжая из Сергиополя в Копал, на Лепсинской почтовой станции Б. узнал, что хороший его знакомый скотопромышленник, копальский татарин, жил в зимовке, верстах в двадцати ниже Лепсинской почтовой станции, на берегу реки Лепсы. Желая посетить своего приятеля, Б. со своими джигитами отправился вниз по Лепсе. Верст десять не доезжая до стоянки татарина, один из бывших при Б. джигитов указал ему на свежий след большого тигра, вышедшего из камыша, которым покрыты берега Лепсы и шедшего в одном с ними направлении. Приехав, на зимовку к своему знакомому, Б. рассказал ему о замеченном тигровом следе. Татарин на это сообщил Б., что близ его зимовки устроил свое логовище большой тигры, который уже убил несколько быков из его стада.

Первые похищения начались на старой зимовке, ниже по Лепсе, с которой татарин ушел со своим стадом, боясь дальнейших убытков и перенес свою зимовку на несколько верст выше. Но тигр последовал за стадом, и уже убил второго быка, на новой стоянке. Казахи-пастухи не стали предпринимать охоту на тигра, а их хозяин, никогда не охотившийся и даже едва ли умевший стрелять, не решался руководить ими и не знал, что предпринять, для прекращения хищничества тигра. Второй бык был убит тигром в день приезда Б. на стоянку татарина.

Молодой еще в то время человек и страстный охотник Б. начал уговаривать татарина устроить охоту на тигра, руководство которого Б. принимал на себя. У охотников были ружья: один одноствольный дробовик и две казахские винтовки с фитильными запалами. Оружие это было в большом беспорядке: все ружья были покрыты ржавчиной, а у одного из казахских ружей («мылтық») была переломана ложа и вовсе не было фитилей. Поэтому тотчас же началась чистка и приведение в порядок ружей, литье пуль и вымеривание зарядов для каждого ружья.

Говоря о способе, который казахи употребляли для измерения количества пороха, по калибру данного ружья, важно сказать следующее. Они выливали по калибру ружья круглую пулю, клали ее на середину ладони совершенно открытой руки и мало-помалу начинали сыпать на пулю порох из пороховницы. Как только пуля зарывалась в порох, мера готова. По измеренному количеству готовили патроны, или пригоняли пороховую мерку (обычно из конца козьего рога) и с уверенностью употребляли в дело измеренные заряды. Более серьезные и заинтересованные точной стрельбой охотники («мерген»), тремя-четырьмя выстрелами пристреливали ружья и, судя по звуку и меткости выстрелов, прибавляли или убавляли в заряде количество пороха.

Казахи делали очень хорошую форму для пуль камня из добываемого близ Карачокинской станции Копальско-Верненского почтового тракта. Вследствие такого употребления этот камень они называли «қалыб-тас» («қалыб» - шаблон; «тас» - камень). Научное же название этого камня - агальмaтoлит.

Итак, вычистив ружья, зарядив их, и с запасом готовых зарядов Б. с семью казахами, пастухами и джигитами, на другое утро, рано отправился к заранее выслеженному и определенному месту отдыха зверя. Тигр лежал на снегу, в редком камыше, близ берега реки Лепсы. Б. и двое из пастухов были вооружены ружьями, а остальные - казахскими пиками и ножами. Подъехав к зверю шагов на 150, охотники остановились и решили стрелять. Для большей уверенности в выстреле, охотники положили ружья на плечи своих товарищей, вооруженных пиками и дали залп по тигру. Все три пули, не долетев до зверя, ударились в землю.

Тигр, лежавший до выстрела, с положенного на передние лапы головой, поднял голову и обратил внимание на отчаянных охотников. Потом он опять опустил голову на лапы. Это ободрило охотников. Они зарядили снова ружья и, подъехав шагов на 70-80 к цели, встали цепью и сделали новый залп по зверю. Было видно, что пули попали в цель.

Раненый тигр, огромным прыжком с места, бросился на того из стрелявших в него казахов, который стоял напротив его головы. Переполох, последовавший тотчас вслед за залпом, был неописуемый. К счастью, лошади успели вовремя заметить начало прыжка зверя, тотчас повернулись и самым бешеным карьером с места унеслись от преследовавшего их тигра.

Исключение составил Б. Лошадь, его так испугалась вида прыгнувшего хищника, что на нее нашел столбняк. Положение Б. было ужасное. В испуге он забыл о револьвере и ноже, бывших у него за поясом, а разряженное ружье, которое он держал в руках, представляло собой плохую защиту в случае нападения тигра. Никакие понукания лошади ногами, ни удары нагайкой, не могли ее заставить двинуться с места до тех пор, пока тигр, занятый преследованием казаха, по направлению к которому он сделал первый прыжок, пробежал, после этого прыжка, несколько десятков шагов рысью и сделал новый прыжок. С выпученными глазами, направленными на пробегавшего шагах в 30-40 от Б. тигра, растопырив все четыре ноги, лошадь дрожала, как в сильной лихорадке и в несколько секунд покрылась обильным потом.

Как только вторым прыжком тигр удалился от стоянки Б. шагов на сотню, лошадь его быстро повернулась назад и поскакала во всю прыть своих ног, и так скакала, что не слушалась поводьев. Б. насилу остановил ее, чтобы ехать к товарищам, а потом большого труда стоило заставить лошадь опять идти по направлению лежанки тигра, куда уже совсем смело ехали казахи, воодушевленные желанием убить раненого охотниками тигра.

Б. рассказывал, что после первого прыжка зверь бежал крупной рысью, причем сильно махал хвостом: как бы бил им по своими ребрам. По рассказам казахов, охотившихся вместе с Б., тигр сделал всего три прыжка, с двумя перебежками рысью. После третьего прыжка, тигр пошел обратно в логово. Каждый последующий прыжок был меньше предыдущего. Преследуя охотников, тигр всего отходил от логовища шагов на двести, не более. Первый прыжок был очень велик и Б. высказал предположение, что если бы казах, которого тигр преследовал, стоял шагов на двадцать ближе, первый прыжок тигра достиг бы его.

Охотники лишь издали следили за действиями тигра. Возвратившись в логово, тигр тотчас же опять лег и начал усердно лизать свою рану в боку, между ребрами. Это показало охотникам, что рана серьезная, сильно беспокоившая зверя, и они решили подъехать еще ближе и, залпом в самые убойные места, положить его. После третьего залпа тигр заревел и, встав на передние лапы, хотел сделать прыжок, или побежать на дерзких охотников, но задние ноги отказались служить ему. Тигр злился: заложив уши, он бросал злобные взгляды на охотников, хватал зубами за раненое место, ползал, делая страшные усилия передними ногами, но более сильных движений сделать не мог. Задняя половина туловища его оставалась недвижимой. Лошади охотников беспокоились. Метавшийся тигр был весь на виду и вид его наводил на лошадей ужас. Нельзя было и думать о том, чтобы последний залп произвести с коней. Охотники спешились и отдали своих лошадей одному из джигитов, для того чтобы он отвел их подальше.

Ободренные победой, охотники приблизились к зверю шагов на десять и четвертым залпом в голову убили зверя. Пуля, лишившая его движения задними ногами, пробила позвонок тигра, над почками, и засела в нем, повредив позвоночный мозг.

В своих трудах Герн рассказывал, что во время службы в Семиречье, ему приходилось проезжать верхом по камышам, в которых водились тигры. Это происходило в Бахтиар-Арале, на левом берегу реки Или, между впадением в нее рек Чилик и Тургень.

Однажды зимой лошади остановились и ни за что не хотели идти дальше по тропинке, проложенной в камышах. Они сильно беспокоились, храпели и решились повиноваться только после нескольких энергических ударов нагайки. По объяснению бывших с ним казахов, живших близ Бахтиар-Арала, причина беспокойства лошадей кроилась в запахе тигра, который наводил на лошадей панический страх. Они чуяли его и прекрасно отличали его от других.

Китайцы охотно покупали и дорого ценили сердце тигра и его кости. По китайскому поверью, как соус из сердца тигра, так и желе из костей этого зверя были вернейшими средствами для увеличения храбрости в тех, кто кушал эти яства.

По берегам реки Чу встречалась и другая большая кошка: барс («ілбіс»). Этот зверь водился в горах к югу от города Верный в Илийской долине и в окрестностях озера Балхаш, но в пределы Акмолинского уезда он не заходил или заходил очень редко. Не обладая смелостью и дерзостью тигра, он очень редко становился добычей казахов.

В Акмолинском уезде Герн спрашивал о них, но верных сведений получить не смог.

Рысь. Сілеусін.

Рысь изредка встречалась в Актавских и Ортавских горах, в горах Бугулы и Тагалы (в верховьях рек Нуры и Сарысу) и иногда попадалась в горах Еремень. Казахи различали два вида этого животного и называли один, больший, «жылқы сілеусін», а другой, меньший, «қой сілеусін».

Вообще рысь - это горный житель и водится она в лесистых и безлесных горах. На добычу она нападает всегда из засады, или замечательно искусно подкрадываясь, одним прыжком. В случае промаха, который случается очень редко, рысь не преследует добычу другим прыжком. Она одинаково охотно нападает на водящихся в горах птиц куриных и голубиных видов и на млекопитающих.

Рысь есть вообще мало и часто довольствуется только кровью трепещущей еще в ее лапах добычи. Казахи употребляли рысий мех на опушку шапок, добывая рысь всегда случайно, при встрече на охоте. Тяжелораненая рысь отчаянно защищается своими сильными лапами и зубами. Шкурки добытых казахами рысей покупали торговавшие в степи сарты и татары, которые платили за штуку от 5 до 7 рублей.

Как уже сказано выше, казахи различали два вида рысей. Большие из них ростом доходили до аршина с вершком. В сравнении с кошкой, она коротка туловищем. На сильных, мускулистых ногах, с очень большими, для ее роста, лапами, след которых неопытному охотнику трудно отличить, по величине, от следа молодого барса. Шерсть этой рыси на голове, шее, спине и боках, ровного сероватого цвета, без всяких пятен, с мягким, густым и длинным (немного короче шерсти) подшерстком бурого цвета. На животе шерсть и подшерсток переходят в белый цвет, с редкими едва заметными черно-бурыми пятнышками (клочками шерсти черно-бурого цвета). На животе шерсть не так густа, как на спине, но заметно длиннее и нежнее ее. Жылкы-силеусын получил это название потому, что решалась иногда нападать на одиноко пасущихся лошадей, в особенности - на отошедших от табуна жеребят.

Кой-силеусын значительно меньше описанного, но очень похож на него формами. Он сравнительно ниже на ногах и от этого длиннее туловищем. В местах, занятых одной разновидностью, другая встречалась редко. Кой-силеусын окрашен немного темнее описанного, небольшие пятна у него почти черного цвета, на спине расположены рядами вдоль туловища и покрывают всю шкуру животного. Шерсть и подшерсток, значительно нежнее, гуще и несколько темнее окрашены, чем у жылкы-силеусына. Кой-силеусын, по словам казахов, никогда не нападал на крупных животных, и только иногда бросался на удалившихся от стада ягнят, или овец. Отсюда же он и получил свое название («қой» - овца).

На водившихся в горах молодых, диких жвачных, а также на сурков, зайцев и птиц, оба вида нападали одинаково охотно и смело. Хвост у обоих видов короткий, не более 3,5 вершков длины и как-то странно дисгармонировал с фигурой мощного хищника. Оба вида прекрасно взбирались на деревья и ловко скрывались между каменьями и в расселинах скал, всегда стараясь, при возможности выбора, скрыться там, где цвет окружающих предметов подходит к цвету их шерсти.

Рыси, пойманные в детстве, легко приручались и в молодости бывали очень забавны и игривы. С возрастом же они становились злыми и нетерпимыми в доме и на свободе. Домашнюю птицу, они уничтожали всю и больше убивали для высасывания крови, чем для еды, так как ели вообще мало. Домашних кошек, ручные рыси ненавидели: они преследовали и душили каждую, которая попадалась в их лапы. С полуживой кошкой они играли, как домашняя кошка с мышью. С собаками же часто жили в мире и даже, без всяких признаков неудовольствия и ссор, ели с ними одновременно из одной и той же посуды, и вместе спали.