К началу ХХ века в Акмолинской и Семипалатинской областях жили казахи Среднего жуза, в те годы самого многочисленного (около одного миллиона человек) из всех сибирских народов. Головачев описывал казахов как народ среднего роста, крепкого сложения, с хорошо развитой грудью. По его словам, они имели выдающиеся скулы, широкий нос, черные, прямые и довольно жесткие волосы, узкие черные глаза, а цвет оттенка кожи разнился от смугло-желтого до темного. Казахи имели очень здоровый желудок и отличались тем, что всякие раны заживали у них необыкновенно быстро. Растительность на лице они имели редкую - только в старости у них вырастала довольно редкая борода. К старости же казахи часто становились тучными. Из-за постоянной верховой езды ноги казахов искривлялись, но благодаря этому казахи приобретали удивительную неутомимость на седле. Русские называли казахов добрым народом, терпеливым, наивным, но недоверчивым по отношению к русским, которых они опасались. Самое широкое гостеприимство было главной чертой казахов. Еще одним выдающимся качеством казахов Головачев называл вспыльчивость и мстительность, а последнее свойство объяснял господством родового быта. Родовой быт же обязывал всех членов рода мстить человеку, обидевшему их сородича, из-за чего довольно частым явлением среди казахов были драки и баранта (насильственный угон скота). Также казахи отличались любовью к новостям, празднествам, угощениям, склонностью к судебным разбирательствам. В умственном отношении казахи были понятливы и восприимчивы, довольно ярко отмечалась их способности к рисованию и математике.

Обширная, маловодная, но обильная питательной травой, казахская степь была прекрасно приспособлена самой природой к привольной жизни огромного количества всякого рода скота, а потому скотоводство издавна было главным, почти исключительным, занятием и средством пропитания казахов. Молоко составляло главнейшую пищу казаха, а лошади и особенно бараны представляли единственный товар, в обмен на который казах получал разные изделия русской промышленности. Из этого ясно значение скота для казаха. Чем меньше было у него скота, тем беднее он был. Потерявший скот становился или работником у богатого казаха, или «джатаком» («лежачим», не кочующим) и селился в землянках возле русских городов и станиц. По причине такой важности скота для казаха, он при встрече со знакомым всегда справлялся раньше о благосостоянии скота, чем о здоровье семьи, хотя он и был прекрасным семьянином, очень любил детей и уважал жену (по нескольку жен имели только очень богатые казахи). Чтобы прокормить то количество скота, которое казах должен был иметь для безбедного существования, ему нужно было заготовлять столь огромное количество сена, какое было бы ему совершенно не по силам. Поэтому летняя кочевка являлась для казаха необходимостью. Около зимников, устроенных всегда возле озера или вообще воды, траву ни под каким видом нельзя было трогать, потому что зимой только ей и мог питаться скот. Весной, лишь только сойдет снег, казахи начинали кочевать, двигаясь дугообразно от зимников и возвращаясь к ним поздней осенью.

Время кочеванья было самым счастливым и веселым временем для казахов, а день перекочевки - праздничным днем в ауле. В этот день мужчины, и особенно женщины, одевались в свои лучшие одежды. Задолго до того, как весь аул тронется в путь, молодые люди уезжали вперед, к пастухам, чтобы согнать стада баранов на ту дорогу, по которой будет двигаться аул. Между тем, женщины разбирали юрты, связывали тюки, навьючивали верблюдов и накладывали тарантасы, и в 9-10 часов утра аул пускался в путь. Впереди шли старшины, за ними двигались стада баранов, лошадей, быков, верблюдов, потом все мужское население аула. За мужчинами ехали женщины впереди широкого фронта вьючного скота с имуществом, по сторонам и среди которого джигитовали девушки. Шествие замыкалось работниками. Под яркими лучами весеннего солнца аул иногда верст на десять растягивался по изумрудной равнине и представлял весьма живописную картину. На стоянке кололи баранов, всю ночь шел пир, раздавались звуки кобызов, и аул засыпал только с восходом солнца. Так праздновали казахи веселое начало перекочевок.

Аул останавливался где-нибудь у воды на 1-2 недели, пока вся трава кругом не будет потравлена, и после этого двигался дальше. Каждый род и каждый аул имели свою тропу для кочевок, освященную обычаем, и таким образом, вся степь размежевывалась между казахами. Очень богатые скотом аулы иногда делали во время своих кочевок тысячеверстную дугу, а обычная кочевая «орбита» простиралась от 30 до 200 верст. Кочевая жизнь в безграничной степи в течение полугода, необходимость наблюдения за бесчисленным скотом — все это развило в казахе необыкновенную остроту зрения и слуха, выносливость к холоду, голоду и жажде и замечательную память и наблюдательность. Казаху было достаточно лишь раз увидеть человека в степи, чтобы через очень долгое время описать все приметы лошади встречного. Зиму казахи проводили в зимниках - деревянных избах или землянках, а летом их жилищем служила юрта. Деревянный решетчатый остов юрты, похожий на птичью клетку (3-4 сажени поперечника и 2-3 сажени высоты), состоял из двух половин. Нижняя часть представляла круг из нескольких частей деревянной решетки, к которой привязывались изогнутые тонкие жерди, которые, в свою очередь, вставлялись в отверстия, сделанные в деревянном обруче наверху. Это и было дымовым отверстием. Нижняя цилиндрическая половина юрты покрывалась циновками из чия, высокой, прочной и гибкой травы. Деревянный остов юрты перевязывали для прочности шерстяной тесьмой, а сверху покрывали войлоками, у богатых - светлыми и белыми, у бедных - серыми и потемневшими от времени и непогод. Чтобы войлока не соскальзывали, юрта сверху перехватывалась шерстяной веревкой. Верх казахской юрты всегда был шарообразен, и в этом состояло одно из главных отличий юрты тюркской от конусообразной монгольской юрты.

Юрты очень богатых казахов устилались вышитыми кошмами коврами, которыми были увешены и ее стены. В кругообразном потолке юрты находилось круглое дымовое отверстие, а под ним, на полу, таган, на котором стоял котел. У богатых пища готовилась в отдельных юртах. Прямо напротив входа в юрте помещались кожаные тюки, сундуки с имуществом, особенно с приданым девушек. Справа было расположено отделенное пологом спальное помещение, а слева — кладовая за невысокой ширмой из чия. Никакой мебели в юрте не было, кроме одного-двух маленьких столиков на очень низеньких ножках.

Обычная одежда казахов состояла из ситцевой рубахи, шаровар из какой-нибудь темной и плотной бумажной материи, иногда из выделанной овечьей или козлиной кожи, кожаных сапог с высокими деревянными каблуками. Поверх обычно надевался халат из желтой или серой армячины, опоясанный ремнем с медными или серебряными бляхами, к которому иногда прикрепляли сумку с огнивом и рог с нюхательным табаком, хотя казахи не курили. На бритой голове казахи носили тюбетейку, а сверху надевали войлочные остроконечные шляпы с загнутыми кверху полями. Зимой они носили овчинные шубы, ергаки (из конской шкуры, шерстью вверх), и на голове — малахаи. Женская одежда немногим отличалась от мужской. Летом замужние женщины носили на голове шапку в виде усеченного конуса. Верхняя часть этой шапки обвертывалась большим платком из белой кисеи, полотна или коленкора, середина которого клином опускалась на спину, а концы - на плечи. Девушки заплетали волосы в мелкие косички и носили на голове шапочки.

Главная пища казахов в то время состояла из молока и проса. Из овечьего молока они готовили курт, очень кислый и сухой сыр. Из поджаренной на сале просяной муки казахи делали болтушку с водой, пили кислое молоко (айран). Из кобыльего молока в казахской степи готовили кумыс, лучший из которых, по мнению Головачева, готовили в Кокчетавском уезде. Вкус этого напитка во многом зависел от особого умения казахов готовить его, а еще больше от качеств казахских лошадей и прекрасных степных трав. Кумыс готовили так: кобылье молоко сливали в кожаный мешок с узким горлом (саба), в котором оно в течение нескольких дней старательно и часто взбалтывалось особой палкой. От закваски и взбалтывания молоко бродило, и из него получался питательный напиток, освежающий и слегка опьяняющий. Особенно приятен был молодой и средний кумыс, от употребления которого даже истощенные люди с начинавшейся чахоткой поправлялись и выздоравливали. Казахи чрезвычайно любили кумыс, смотрели на него, как на священный напиток (пролить его на землю признавалось предосудительным действием) и употребляли в огромных количествах. Казах мог выпить в день до ведра кумыса. В. городах Акмолинской и Семипалатинской областей на базарах выстроено множество лавочек (кумысен), в которых казашки продавали кумыс распивочно, по 1-2 копейке за чашку. Казахи особенно ценили тот кумыс, от которого пахло продымленной кожаной посудой. Из коровьего молока казахи готовили «айран», далеко уступавший кумысу по качеству. Кирпичный чай также был в большом распространении. Казахи часто употребляли мясную пищу, а копченая конина считалась отборным и очень лакомым яством. Диких растений казахи, в противоположность алтайцам, в пищу совсем не употребляли. Они любили вареную баранину и бесбармак — мясо молодого барашка, разрезанное на мелкие куски и зажаренное в сале («бесбармак» в переводе означает пять пальцев, так казахи употребляли это кушанье). Другое любимое кушанье казахов – куырдак - было очень похоже на бесбармак.

Казахи умели изготовлять все необходимые предметы из шерсти, кожи (кожаные мешки разной величины с узким горлом и втулкой — турсуки), из дерева (седла) и различные кузнечные изделия. Особенно любили и умели казахские ремесленники украшать серебром разные принадлежности верховой упряжи: украшали седла, чепраки и прочее замысловатыми узорами из серебряной проволоки, вбивая ее в кожу.

Кроме лошадей, баранов и рогатого скота, казахи разводили верблюдов, на которых перевозили товары. Казахские аулы располагались очень далеко друг от друга, и состояли из кучек юрт, покрытых войлоком. Бесчисленное множество шумных собак постоянно вертелось кругом юрт, обгладывая кости, и дралось из-за выбрасываемой иногда подачки.

Жизнь аула начиналась поздно, так как мужчины поднимались часов в 12, а женщины — в 8 и не раньше шести. Женщины должны были убирать постели, развести огонь и приготовить завтрак, по возможности более сытный и обильный. После этого женщины доили скот, готовили айран и кумыс, дети носили воду и собирали дрова, девушки валяли войлок, важную часть своего приданого. Вечером опять повторялось доение коров, лошадей и овец и приготовление пищи. Мужчины, кроме пастухов скота, никакими делами не занимались, уезжали куда-нибудь в гости или просто для прогулки. Обычая обедать у казахов не было: дни у мужчин проходили или в прогулках, или в перекочевках, так что казахи обычно днем утоляли голод, перекусив что-либо в кладовой. Долго еще после ужина казахи не ложились спать. Тогда в аулах слышались песни, рассказывались сказки, сообщались события дня. Лишь около полуночи аул замолкал, и хозяйка каждой юрты ложилась спать последней, закрыв тюндюком дымовое отверстие.

Как юрта без жердей превратилась бы в кучу войлока, так весь быт казахов не мог бы держаться без деятельности женщин. На казахской женщине лежало много труда: она вьючила юрты, ставила их, готовила пищу, кормила детей, доила скот и присматривала за ним, обшивала семью. Казах же во время кочевок искал места для остановок и иногда пас скот в отгонных табунах, но чаще всего гулял по степи и искал разных развлечений: поминок, свадеб, разборов дел биями, ссор, драк. От тяжелой жизни казашка скоро старела, но зато пользовалась полной свободой, не удалялась от мужчин, не закрывала себе лица, распоряжалась в доме, и совета ее часто слушали мужчины: она участвовала даже на общественных сходках.

В 1893 году казахское самоуправление было сильно ограничено и поставлено в полную зависимость от русских чиновников. 100-200 кибиток составляли административный аул (не отдельное селение), которым управлял выборный аульный старшина. 1000-2000 кибиток составляли волость, управляемую волостным управителем. В каждом уезде находилось по нескольку таких волостей, которыми заведовал русский чиновник — уездный начальник. Мелкие дела решали по народным обычаям бии, избираемые на три года, а крупные, в том числе и баранту, — русские судебные учреждения.

Из особенных развлечений богатых казахов Головачев указывал соколиную охоту. Держа на луке седла охотничьего сокола или ястреба, с колпачком на глазах, казах выезжал в степь и высматривал лисицу или какого-нибудь другого зверька и спускал своего сокола на добычу. Хищная птица опускалась на спину животного, выклевывала ему глаза и оглушала его сильными ударами клюва в голову. Подъехавший казах добивал животное. Казахи также любили слушать песни и сказки, иногда сопровождавшиеся игрой на сырнае, любили певцов и рассказчиков. Головачев писал, что из всех сибирских народов казахи были особенно склонны к разным общественным удовольствиям, состязаниям, песням и сказкам.

Казахи любили праздники, которые сопровождались конскими бегами, слушанием песен и сказок. При этом кумыс, конина и баранина употреблялись ими в огромных количествах. В начале мая они три дня справляют Курбан-Айт, праздник весны, в котором главное участие принимала молодежь. Молодые люди гонялись на лошадях за девицами, а те били их плетью. Девушка дарила кому-нибудь кусок плису, меховую папку или что-нибудь в этом роде, и получивший пытался сохранить вещь от других, причем сопротивления не допускалось: все дело в том, чтобы убежать от преследования, а подарок должен был держаться в руках, подняв его кверху. Поминки, которые совершались в первую годовщину смерти богатых и уважаемых казахов, сопровождались празднеством. За 2-3 дня начинали тянуться гости к тому аулу, где шли поминки. Аул оживлялся. Для гостей ставили особые юрты, всюду виднелись оседланные лошади. Вечером, когда старшие занимались разговорами в одной кибитке, в другой девушки и женщины развлекались загадками. Вечер заканчивался ужином, по окончании которого, обычно перед кумысом, особенно почтенные гости начинали угощать сидящих. Мужчинам они клали почетные куски мяса прямо в рот, а женщинам отдавали в руки. Казахи на этих собраниях очень любили следить за состязанием двух певцов. Суть этого состязания состояла в том, что один восхвалял своих предков, другой пытался его опровергнуть. Слушатели же одобряли все меткие нападки и возражения. Казахские певцы сами каждый раз сочиняли новые песни, предметом которых становилось какое-нибудь важное историческое событие. Иногда рассказывалось о споре или о соперничестве в любви, иногда воздавалась похвала какому-нибудь знатному гостю, которого хотели почтить. Каждый куплет заканчивался длинной нотой, так как певцу нужно было обдумать продолжение, а если и этого времени было мало, то закончить могли и звуками кобыза или домбры. Если певец нравился, то слушатели хвалили его и тут же обещали кто халат, кто барана. Для неказахских ушей эти песни казались однообразными и утомительными. Слава о замечательных певцах расходилась по всей казахской степи, и иногда переживала самих певцов.

На поминках всегда происходили состязания борцов и скачки. Зрители тесным кольцом окружали борцов. Первый ряд сидел на земле, сложив ноги калачиком, второй ряд сидел на коленях, подложив ноги под себя, третий размещался кругом, сидя верхом на лошадях и, наконец, зрители четвертого ряда стояли на лошадях, чтобы лучше видеть борьбу. Зрители бились об заклад то за одного, то за другого бойца. Скачка лошадей, на которых сидели мальчики, начинались за 30-40 верст от аула, и еще задолго до появления первых лошадей зрители сильно волновались. Два длинных ряда лошадей, на которых становились казахи, образовывали улицу. Когда скакуны уставали, их окружали друзья и родственники хозяев, тянули за поводья, били нагайками, гикали, но иногда раздавались крики одобрения. Имя хозяина победившей лошади выкрикивалось, переходило из уст в уста, и это служило ему единственной и самой почетной наградой. После скачки поминки заканчивались.

Прежде эти поминки стоили родственникам и наследникам умершего больших расходов: 2 500 овец и баранов, до 200 лошадей и до 5 000 ведер кумыса. Память о таких поминках сохранялась на многие годы. Отличным ездокам, стрелкам, певцам раздавались различные подарки. Однако с началом всеобщего обеднения казахов, и поминки становились все проще и скромнее. Память о богатых и влиятельных казахах поддерживалась еще и надгробными памятниками, разбросанными по степи, чаще всего у берега озера или речки. Они были похожи на часовни и делались из дерева с решетчатыми карнизами, с главками, на которых возвышался полумесяц, или просто из дерна со стенами и башенками. Подобные могилы пользовались у казахов большим уважением и немного меняли ровную и скучную степь.