К.К. Абдрахманова
Одним из главных мест концентрации научного потенциала стали лагеря Казахстана. Здесь находились многие известные учёные (физики, генетики, биологи, историки, медики) с мировыми именами. Не смотря на тяжёлые условия существования, они занимались научными изысканиями, подтверждая этим свою преданность науке. Статья посвящена крупным советским ученым А.Л. Чижевскому, Н.В. Тимофеев-Ресовскому, ставшим жертвами тоталитарного режима. В статье на основе архивных материалов освещается история и деятельность ученых в годы пребывания в Карагандинском исправительно-трудовом лагере.
Одной из актуальных как в научном, так и в общественном отношении проблем новейшей истории советского государства является исследование феномена «репрессированная наука». Невозможно подсчитать, сколько талантов было уничтожено тоталитарным режимом. Одни были сосланы, расстреляны, сгнили в лагерях, другие затравлены идеологической инквизицией, третьи загнаны в шарашки, четвёртые оказались без учеников, попавших в несметное число «врагов народа», пятые спасались бегством в эмиграцию.
Важной стороной в феномене «репрессированная наука» является тема «интеллигенция и лагерь». Созданная советским правительством система концентрационных лагерей была направлена на освоение малоизученных и труднодоступных регионов станы с помощью подневольной рабсилы и эксплуатации человеческого интеллекта.
Изучение истории науки в ГУЛАГе в 1930-1950-е годы показывает, что наука выполняла многочисленные функции, позволяющие выжить в стране в определённых социально-экономических условиях. Учёные находились в подчинённом состоянии, выполняя волю правящих кругов, но в то же время в своей повседневной деятельности многие из них составляли духовную оппозицию тоталитарному режиму. Эту мысль точно подметил известный учёный-иммунолог, медик-биолог, академик Г.И. Абелев, говоря о всей советской науке на протяжении 70 лет: «Альтернативное сообщество (научное сообщество) было невидимым колледжем, его объединяли общая система ценностей и общность судьбы его участников. Человек приходил в это сообщество в силу неких, часто неосознаваемых духовных начал – чувства долга, совести, достоинства, в их как бы вечном и индивидуальном существовании. Отсюда сближение с религиозным отношением к миру и месту человека в нём, причём у людей, выросших в обстановке безусловного атеизма и прагматизма» [1, с. 52].
Во всем обществе и особенно в условиях ГУЛАГа было противостояние некоторой категории учёных, которые считали работу на власть «работой на дьявола», и тех, кто эту работу рассматривал необходимой в широком общественном контексте. Последние, в том числе и Абелев, придерживались взгляда, что такая работа «органическая», формирующая вокруг себя людей «здравого смысла, неискажённых критериев, способных отличать белое от чёрного и в науке, и в жизни». Конечно, существовала и, по-видимому, немалая категория учёных, осознанно не задающих себе вопрос о выборе, принимающих условия жизни как неизбежность. Тем более что занятия наукой в условиях ГУЛАГа да, и пожалуй, в условиях всей страны были далеко не самым худшим средством выживания.
На тему «интеллигенция и лагерь» сами участники гулаговской эпопеи высказываются по-разному. Вот слова поэта Наума Коржавина, сосланного в Караганду: «Как у ссыльного, мое положение было лучше, чем положение рядового колхозника. Интеллигенцию притесняли, убивали, но всё-таки относились, как к людям. А к простым людям относились, как к замазке» [2. л. 3].
Примерно то же писал в воспоминаниях учёный-экономист, проведший не один год в печорских лагерях, В. В. Зубчанинов, когда касался отношений начальства к железнодорожным рабочим и к нему: «Ведь у меня нет преимущества перед ними; ем я ту же ячменную сечку, при этом не могу ловить куропаток; получаю 15 руб., тогда как им начисляют в среднем по 30, я не сижу без дела, работаю по 12 часов, как не каждый из них.… Да. Но им тыкают, а мне говорят: «Вы»; их счётом гоняют, куда придётся, это «серая порция», быдло, чёрное рабочее сословие. Разница между мною и ими не материальная, а сословная. Именно это вызывает неприязнь или угодливую зависть» [1, с. 53]. Человеческое отношение к интеллигенции, если такие слова вообще применимы к репрессивной политике тоталитарного государства, немало способствовало тому, что люди, прошедшие ГУЛАГ, не были растоптаны, не прекратили занятия наукой и на воле, а главное не озлобились.
Что касается темы «интеллигенция и лагерь», то имеются и другие примеры. Вот слова доктора искусствоведения Ю.К. Герасимова об умиравшем философе-мыслителе Л.П. Карсавине, его «коллеге» по лагерю: «Это было тяжёлое время и место. Между людьми были очень сложные отношения. Что касается рассказов бывших заключённых о Карсавине, то их будет немного: лежал и умирал старик, каких было много. Прежние ценности – культура, образование, искусство – волновали очень немногих» [1, с. 52]. И это сказано об учёном с мировым именем – «лежал и умирал старик, каких было много!»
Так сегодня выглядит здание Музея памяти жертв политических репрессий в п. Долинка близ Караганды
Резко высказывался историк А.В. Антонов-Овсеенко: «В лагере образованных не любят, интеллигенцию травят, как полевых вредителей. Бригадиры, десятники, надзиратели, охранники вымещают на них свою злобу. Уголовники истребляют учителей, писателей, профессоров с таким старанием, будто по директиве сверху действуют. А «кум» (оперуполномоченный), тот при виде мыслящего зэка аж загорается в охотничьем азарте. В соседней бригаде работает математик: мягкая улыбка на измождённом лице, неизменная вежливость, спокойный тон медлительной речи, а в глазах, в безвольно опущенных плечах – полная обречённость. Такие в лагере не выживают» [3, с. 19].Человеческая жизнь в сталинское время ценилась низко. Главными были идея и конкретные задачи, воплощающие это. Люди имели значение, только выполняя определённые функции. Здесь они рассматривались как товар. Поэтому так низко ценилась простая рабочая сила, которую в неограниченных количествах могли согнать на общие работы. Её цена повышалась в определённые отрезки времени, когда или ставилась новая масштабная задача, или когда по каким-то причинам случались перебои в поставке рабов для ГУЛАГа. Стоимость специалистов была выше, и поэтому к ним отношение было несколько иным. Но ценились только высококвалифицированные специалисты, да и те, кто не имел «страшных» статей. В этих случаях система уничтожала таких людей, делая исключения в редчайших случаях, позволяя «провинившимся» работать на себя. В условиях ГУЛАГа более важным было не то, что ты знаешь и что ты умеешь, а то, как ты можешь делиться с другими своими знаниями и умениями.
Важен не человек сам по себе, а человек во взаимодействии с другими. Поэтому даже хорошие специалисты, не найдя своего места в лагерном сообществе, часто могли оказаться оторванными от коллектива, и, в конечном счете, не способными выполнять работу, требующую совместных усилий. Если на воле такая обособленность не приводила к профессиональной непригодности, то в условиях лагеря это было не редким явлением.
В научной работе в условиях лагерной системы важно было умение общаться, делиться своим научным багажом и использовать знания и умения других. Вот одна из причин, почему учёные в лагерях были организованы в сплочённые группы. Они состояли из учёных, артистов, инженеров, писателей, художников, музыкантов и людей других профессий. Однако эти группы не образовывались по узкой профессиональной деятельности. Большим уважением пользовались люди с энциклопедическими знаниями, так как источников информации остро не хватало. Люди нуждались в духовной пище, чтобы выжить в условиях информационного голода.
Весьма показательные данные об образовательном уровне лагерных заключённых ГУЛАГа за 1934-1941 гг. приводит исследователь В.Н. Земсков.
За период с 1934 по 1941 гг. удельный вес лиц с высшим образованием возрос в три раза, а со средним – почти в два раза. Столь значительное увеличение удельного веса заключённых с высшим и средним образованием произошло несмотря на одновременный рост численности малообразованных лиц. Количество малограмотных среди лагерных заключённых возросло с 217 390 в 1934 г. до 413 122 человек в 1941 г., т.е. почти в два раза, но их удельный вес в общем составе заключённых ИТЛ за этот период понизился с 42,6% до 28,3%. Численность же заключённых с высшим образованием увеличилась за 1934-1941 гг. более чем в восемь раз, со средним – в пять раз, что обусловило возрастание и их удельного веса в общем составе лагерников [4, с. 14-15].
Эти данные говорят о том, что опережающими темпами в составе лагерных заключённых росли численность и удельный вес интеллигенции. Недоверие, неприязнь и даже ненависть к интеллигенции – это общая черта коммунистических вождей. Практика показала, что, добравшись до безграничной власти, они были просто не в силах удержаться от соблазна поглумиться над интеллигенцией. При этом способ глумления над интеллигенцией в маоистском Китае – отправка на «трудовое перевоспитание» в сельское хозяйство – можно назвать относительно гуманным. Наиболее «радикально» поступил другой коммунистический вождь – Пол Пот, который физически истребил почти всю интеллигенцию в стране.
Сталинский же вариант глумления над интеллигенцией, заключавшийся в отправке части её в ГУЛАГ на основании надуманных или сфабрикованных обвинений, занимал как бы срединное положение между маоистским и полпотовским вариантами. Не репрессированной части интеллигенции была уготована форма глумления в виде «идеологических взбучек», руководящих и направляющих указаний «сверху» о том, как ей следует мыслить, творить, почитать «вождей».
Если говорить об использовании узников ГУЛАГа по специальности, т.е. задаться вопросом, насколько эффективно использовала гулаговская система их интеллект, знания, опыт и практические навыки, то можно выделить следующие категории узников: учёные, инженеры и другие специалисты, соответствующие промышленной ориентации концлагеря, были востребоваными; гуманитарии, знания которых оказались не востребованными; учёные и инженеры, которые по режимным соображениям использовались только на общих работах; каторжане, предназначенные по судебному определению только для тяжёлых и опасных работ.
Такая классификация несколько условна: те узники, которые использовались по специальности, некоторое время, как правило, содержались на общих работах; гуманитарии стремились переквалифицироваться, становились геологами или горняками, т.е. получали новую лагерную специальность, спасавшую их от общих работ. Для официального ГУЛАГа гуманитарная интеллигенция была балластом, так как они были хуже приспособлены к тяжёлому физическому труду. Однако их влияние на всю жизнь лагеря было огромно. Гуманитарии создавали нравственно-культурный климат, помогая выжить заключённым, укрепляя их дух.
Одним из главных мест концентрации научного потенциала в системе ГУЛАГа являлся КарЛАГ, образованный 19 декабря 1931 г. Его создание было связано с освоением и развитием угольно-металлургической промышленности Карагандинской области. В политическом плане КарЛАГ являлся местом изоляции социально-опасных нарушителей и контрреволюционных элементов. В экономическом плане он составлял производственно-хозяйственную систему всей страны, поскольку являлся поставщиком высококачественной сельскохозяйственной и промышленной продукции.
Именно здесь отбывали срок крупнейшие учёные, которые в дальнейшем заложили основы научно-исследовательской работы в учреждениях и учебных заведениях Караганды.
Необоснованно, без суда был осужден один из великих учёных XX в. профессор Александр Леонидович Чижевский. Русскому учёному было чуть более сорока лет, когда его избрали почётным президентом Международного конгресса по биологической физики и биологической космогонии (Нью-Йорк, 11-16 сентября 1939 года). В соответствии с протоколом вниманию присутствующих был представлен меморандум о его научных трудах. В нём было отмечено важнейшее научное и практическое значение трудов профессора Чижевского, а сам он был назван «гениальным натуралистом». В меморандуме охарактеризованы десятки направлений его деятельности: биофизика и электрофизиология, медицина и проблемы продления жизни, физиология дыхания, животноводства, растениеводства, эпидемиология, изучение смертности, установление нового закона о вегетативной функции Земли. Он основоположник ряда наук, а также талантливый изобретатель.
А.Л. Чижевский
Отмечалось, что особое место в работе учёного занимают изыскания в сфере гуманитарных наук, в том числе касающихся точных наук в древнем мире, капитальные многолетние исследования о периодах во всеобщей истории. В заключении говорилось: «Редко, когда на долю одного учёного выпадает счастье подметить, открыть, установить так много явлений природы, фактов и законов…. Обширность и глубина трудов профессора Чижевского показывает, что всю свою жизнь, не щадя себя, он работал в лабораториях. Он – неутомимый, исключительный по выносливости и творческой энергии человек, истинный труженик на научной ниве, отдавший всего себя и всё своё слабое от природы здоровье служению высшим гуманитарным идеалам человечества». И далее отмечалось, что «изучить работы А.Л. Чижевского – истинное наслаждение для каждого учёного, врача, биолога и всякого натуралиста вообще, стоящего на уровне современной науки, так как его труды и идеи идут в её авангарде, опережает её, и иногда значительно.Важно и то, что они блещут не только прогрессивной новизной, глубиной и дерзостью полёта мысли, но и высоким мастерством изложения или изяществом математического базиса» [5, с. 51]. Под этими словами стоят подписи всемирно известных учёных А.Д. Арсонваля и П. Ланжевена.
Проблемы космологии заинтересовали Чижевского ещё в юности. По счастливой случайности Чижевскому удалось встретиться и побеседовать с великим учёным, изобретателем и философом К.Э. Циолковским. На этой встрече Чижевский задал Циолковскому вопрос: «Могут ли циклы солнечной активности влиять на мир растений, животных и даже человека?». На всю жизнь запомнил Чижевский ответ Циолковского, который не только поддержал молодого человека, но и наметил пути научного исследования: «Было бы совершенно не понятно, если бы такого действия не было. Такое влияние, конечно, существует и спрятано в любых статистических данных, охватывающих десятилетия и столетия. Вам придётся зарыться в статистику, любую статистику, касающуюся живого, и сравнить одновременность циклов на Солнце и в живом…. Вам придётся много поработать, но мне кажется, что в этой области можно обнаружить много самых удивительных вещей» [5, с. 52].
На протяжении всего времени с 1914 по 1922 гг. Чижевский обучался в МГУ на трёх факультетах: археологическом, физико-математическом и медицинском. В марте 1918 года он защитил диссертацию на степень доктора всеобщей истории «Исследование периодичности всемирно-исторического процесса» [6, л. 16]. Чтобы подготовить эту диссертацию, А. Л. Чижевский проделал колоссальную работу, которую продолжал и после защиты.
К 1924 году труд насчитывал 900 машинописных страниц. Автор основывал свои оригинальные выводы о солнечно-земных связях на огромном фактическом материале. Образно говоря, археолог Чижевский проводил «раскопки» в исторических архивах, изучая на древнегреческом, латыни, немецком, французском, английском и, конечно, русском языках произведения историков, философов, поэтов и врачей. Китайский энциклопедист Ма Туанлин, живший задолго до нашей эры, авторы древних арабских и армянских записей, киево-печорские и новгородские летописцы, создатели галльских и германских хроник часто сопоставляли явления, отмеченные на Солнце в виде «пятен» с земными явлениями, – грандиозными геофизическими катастрофами, вспышками эпидемий, массовым голодом.
Учёный приходит к выводу, что жизнь в значительно большей степени явление космическое, нежели земное. «Оно создано воздействием творческой динамики Космоса на инертный материал Земли. Она живёт динамикой этих сил, и каждое биение органического пульса согласовано с биением космического сердца – этой грандиозной совокупности туманностей, звёзд, Солнца и планет» [, с. 85]. Более того, учёный был убеждён, что почти все важнейшие моменты в истории человечества совпадают с эпохой максимального напряжения солнцедеятельности.
К сожалению, издать этот грандиозный труд не удалось. Краткое и популярное извлечение из него было опубликовано в начале 1924 года в Калуге под заглавием «Физические факторы исторического процесса» (в издании всего 72 страницы). Данная книга вызвала резко отрицательное отношение со стороны ревнителей ортодоксальной науки: открытие учёного считали лженаукой, астрологией, а его самого не только «солнцепоклонником», но и мракобесом.
В 1930 году выходит новый труд А.Л. Чижевского «Эпидемические катастрофы и периодическая деятельность Солнца». В работе автор приходит к выводу, что все эпидемии чумы на Земле совпадают по времени с появлением тёмных «пятен» на Солнце. Также в момент особенной активности Солнца на Земле происходят землетрясения, наводнения, засухи, начинают усиленно развиваться вирусы и бактерии, на человечество обрушиваются «эпидемические катастрофы» [8]. Результатом кропотливой работы многолетней деятельности учёного, его сотрудничества с отечественными и зарубежными врачами, физиками, биологами стало появление новой науки – космической биологии. Основателем её по праву считается А.Л. Чижевский.
Помимо предыдущих изысканий, учёный проводил серию исследований по положительному влиянию на все живые организмы отрицательно ионизированного воздуха. Итоги этих исследований были столь значительны, что Совнарком СССР принял постановление о создании Центральной лаборатории ионификации, директором которой назначали А.Л. Чижевского. Он мечтал очистить жилища, производственные помещения, целые города от загрязнённого воздуха, насытить его аэроионами отрицательной полярности.
Газетные публикации об исследованиях Л.И. Чижевского
Но в середине 1936 года лабораторию закрыли, исследования учёного объявили лженаукой, а сам он в течение трёх лет вынужденно бездействовал. В 1938 году Чижевский подал заявку на регистрацию нового метода распыления красок и покрытия ими поверхности в электрополе. Своё изобретение он передал Советскому правительству. Но это новшество не оценили.Чижевский всячески отстаивал свои изобретения. С горечью писал он в феврале 1955 года: «Косность, боязнь новизны, трусость и перестраховка ещё владеют умами некоторых наших производственников. С этим злом надо беспощадно бороться. Надо решительно искоренять тупое безразличие к научным дерзаниям и смелому эксперименту, ведущему к научному и техническому прогрессу» [6, л. 16].
В 1939 году его кандидатуру выдвигают на Нобелевскую премию как Леонардо да Винчи XX в. Однако он сам снимает свою кандидатуру. В родной стране ему была уготована совсем другая «честь». Исследования Чижевского стали публиковаться всё реже, порой он вообще оставался без работы, был вынужден продавать свои картины.
В январе 1942 года Чижевский был арестован. До вынесения окончательного приговора он находился в тюремном заключении в Челябинске. 8 июня 1943 года особое совещание при НКВД СССР вынесло приговор. Постановили: «Чижевского Александра Леонидовича за антисоветскую агитацию заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на восемь лет, считая срок с 22 января 1942 года с конфискацией библиотеки» [6, л. 69].
Юридическим обоснованием приговора послужило то, что Чижевский был по происхождению дворянином, сыном царского генерала. Его обвинили в том, что он «выступал против Сталина», «вёл переписку с иностранными учёными, за что был представлен к Нобелевской премии», «враждебно встретил Октябрьскую социалистическую революцию» [9, с. 190].
Первым этапом стал Ивдельлаг. Сюда он прибыл 29 июня 1943 года. В январе 1945 года Чижевский был переведён в КарЛАГ в лечебно-санитарное отделение [6, л. 70]. Находясь в невыносимых условиях КарЛАГа, без лабораторной базы, а также необходимых справочников и пособий, он продолжал вести глубокие научные исследования. Об этом свидетельствует переписка учёного, сохранившаяся в его личном деле.
Письмо Чижевского заместителю начальника КарЛАГа, подполковнику Слюсаренко: «Я позволю себе представить Вам имеющиеся у меня книги по вопросам аэроионификации и покорнейше прошу Вас ознакомиться с ними, в частности со статьёй профессора Варищева. В настоящий момент я закончил работы по составлению двух научных работ для отправки их в Центр и покорнейше прошу Вас разрешить мне лично явиться к Вам, чтобы дать необходимые пояснения по этим серьёзным работам, из которых одна имеет большое государственное значение» [6, л. 71].
В ответ Слюсаренко: «Вызвать его и оказать помощь в пересылке материалов его работы по адресам. Возвратить ему его книги. Улучшить ему в Долинском комендантском отделении жилищно-бытовые условия и создать условия для работы» [6, л. 71].
На рецензию в Москву одна за другой уходят работы Чижевского: «Об абсолютной очистке воздуха от пыли и микроорганизмов», «Электростабилизация морфологических и белковых элементов крови при переливании», «Электростатический метод интенсификации химических реакций», «Профилактическая роль отрицательных ионов воздуха в рентгеновских кабинетах».
Ответы не заставляли себя ждать: «31.12.47. Начальник КарЛАГа МВД подполковнику Соколову направляю для сведения и сообщения заключённому Чижевскому А.Л. копии отзывов на представленные им работы. Работы научной ценности не представляют. Возражения автора, если последние возникнут, направлять в Центральное бюро по делам изобретений 4-го спецотдела МВД СССР. Приложение: 1. Отзыв Комитета по изобретениям и открытиям при Совете Министров СССР. 2. Отзыв специалистов 4-го спецотдела. Зам. начальника промотдела 4-го управления ГУЛАГа МВД СССР Колесов» [9, с. 204].
Несмотря на отказы, Чижевский продолжал настойчиво писать подполковнику Слюсаренко: «Я приступил к научно-исследовательской теоретической работе об электрических функциях крови, экспериментальная часть которой была мною выполнена в ЛСО в 1946 году. Этот труд подробно рассматривает электрические свойства крови, их изменчивость при ряде заболеваний, особенно при раке. Параллельно я занят разработкой ещё двух научных тем военного характера. Я приступил к работе над выяснением возможного применения электростатического метода и увеличению прочности бетона, что может иметь большое значение при постройке бетонных сооружений военного характера» [6, л. 72].
Письмо Чижевского самому начальнику КарЛАГа подполковнику Соколову: «В течение двух последних лет в свободное время я вёл серьёзную научно-исследовательскую работу в области моей специальности – биофизики. Выводы этой работы могут иметь, по-видимому, очень большое военно-оборонное значение. Попытки заинтересовать моим трудом ответственных работников лагеря успехом не увенчались. Ввиду чрезвычайной актуальности и серьёзности дела я позволяю себе обратиться лично к Вам, с покорнейшей просьбой не отказывать вызвать меня для 10 минут доклада Вам о военно-оборонном значении моей работы, дабы вы решили её судьбу. Прошу простить меня за причиненное беспокойствие. Профессор Чижевский, бывший директор Центральной лаборатории ионизации Наркомзема СССР» [6, л. 72].
На все письма и просьбы Чижевского Соколов не отвечал.
В КарЛАГе А.Л. Чижевский сильно болел. В своём заявлении он пишет: «5 января я получил в карцере сильное сотрясение мозга, следы которого в виде сильных головных болей держатся до сих пор. Я глубоко неизлечимый инвалид, страдающий одной из самых страшных и тяжёлых болезней сердца – грудной жабой. Частые ночные приступы неописуемых болей и удушья, длящиеся иногда часами, бессонные ночи приковывают меня к постели и делают меня практически совершенно нетрудоспособным. Более 50% моего пребывания в заключении я пролежал в стационарах…. Я хочу лишь одного – получить возможность закончить новаторские научные труды» [9, с. 210].
Позже, уже в Спасском отделении, Чижевский получил заключение консилиума, состоявшего из профессоров и докторов Г.С. Ващадзе, В.В. Оппеля, Л.Е. Паценко, Г.Г. Эрнезакса, И.И. Козаковского удостоверяющее, что он «страдает миокардиодистрофией с расширением сердца, стенокардией с частыми приступами удушья, генерализованным артериосклерозом периферических сосудов мозга, эмфиземой лёгких, паренхиматозным гепатитом, хроническим колитом, грыжей белой линии живота» [6, л. 73].
В производственной характеристике, подписанной начальником управления КарЛАГа Соколовым и начальником политотдела КарЛАГа подполковником Егоровым, данной на содержащегося под стражей в Карагандинском исправительно-трудовом лагере МВД заключённого Чижевского А.Л. под№300062 отмечено: «в условиях КарЛАГа МВД возможность трудоиспользовать зэка Чижевского А.Л. была очень ограниченной…. Это дало основание считать, что дальнейшее использование зэка Чижевского по линии медико-санитарной службы нецелесообразно. Санотделом поставлен вопрос о его переводе в другую отрасль хозяйства, где он может быть более полезен» [6, л. 73].
10 июня 1948 года спецкомиссия в составе подполковника Даниеленко, подполковника Скворцова и младшего советника юстиции Ларинини выносит заключение по личному делу Чижевского А.Л.: «Перевести в особый лагерь МВД СССР». Из выписки протокола заседания Центральной Комиссии МВД, КГБ и Прокуратуры СССР от 4 июня 1948 года за №28 по отбору заключённых, подлежащих переводу из КарЛАГа в особые лагеря и особые тюрьмы МВД, следует: «…. Чижевский А.Л. как особо опасный государственный преступник подлежит содержанию в особом лагере МВД. Начальник спецотдела КарЛАГа МВД СССР майор Матросов» [9, с. 212].
Таким особым лагерем был Спасск. Здесь Чижевский попадает в штат лагерной больницы, получает комнату, которая стала его лабораторией. Находясь в Спасском лагере, учёный продолжает свои научные изыскания. У начальства лагеря он просит выделить ему в помощь узника КарЛАГа, учёного-математика П.Г. Тихонова.
П.Г. Тихонов, как и Чижевский, был арестован 22 января 1942 года и осужден по 58 ст. п. 10 на десять лет. До ареста он работал преподавателем Челябинского педагогического института. Уволили его за «антисоветские разговоры», и он был вынужден работать слесарем на заводе [10].
В Спасском особом лагере Чижевский, последние свои годы заключения, работал научным руководителем Клинической лаборатории 2-го отделения. Именно здесь шли серьёзные научные изыскания, и был высококвалифицированный коллектив. Учёный занимался исследованием электрического свойства крови и болезней рака. В Спасске функционировало крупное онкологическое стационарное подразделение. Именно оно станет позже фундаментом для открытия в Караганде онкологического диспансера. Вместе с Тихоновым он отработал огромный материал, который лёг в основу книги Александра Леонидовича «Динамика крови» [11, с. 15]. Этот труд сыграл позже неоценимую роль в освоении человеком космоса.
Поскольку Спасский лагерь поставлял рабочую силу для рудников Джезказгана, то среди заключённых была высокая степень заболеваемости силикозом. Из письма Чижевского начальнику Управления Степлага МВД СССР полковнику Чеченову следует: «Данное Вами поручение Клинической лаборатории 2-го отделения по разработке способа борьбы с силикозом в теоретической части выполнено. Расчёты показывают, что электромаска будет весить несколько десятков граммов, не будет стеснять лицевой мускулатуры, выдыхаемый и вдыхаемый воздух будет совершенно свободно проходить через пятисантиметровую трубку, ибо преграды (фильтры) для прохода воздуха отсутствуют, и пыль будет оседать с помощью работы электрического поля, создаваемого специальным генератором электрического тока весом в 600 граммов, помещающегося в кармане рабочего. Теоретические расчёты показывают, что электромаска может иметь универсальный характер, т.е. может быть применена для борьбы с любыми органическими и неорганическими бактериальными запылениями лёгких» [6, л. 74].
Маска Чижевского могла быть применена во многих областях горнорудной промышленности, а также в местах соприкосновения со «специфической вредной пыльцой».
Чижевский настаивает: «Экспериментальная разработка электромаски потребует многочисленных опытов, а также специальной комнаты, приборов и прочих мелких приспособлений. Ориентировочная стоимость приборов составит около 8 – 10 тыс. рублей. Приборы и всё прочие необходимо выписать из Москвы. Я лично заинтересован в практическом воплощении электромаски. Прошу Вас о следующем: отпустить необходимые средства и командировать доверенное лицо для закупки необходимых приборов» [6, л. 74].
Чижевский знал, что после окончания срока (22.01.1950) ему не удастся уехать в Москву. 2 декабря 1949 года, находясь в Степлаге, он пишет заявление на имя заведующего Кароблздравотдела: «22 января истекает срок моего заключения. Желая остаться работать по своей специальности в Караганде, позволю себе адресовать Вам это заявление. В том случае, если Вы сочтёте мои научные работы полезными в деле здравоохранения Карагандинской области, прошу Вас не отказывать возбудить ходатайство перед Карагандинским областным отделом МВД или КГБ об оставлении меня на работе в Караганде» [9, с. 216].
7 января 1950 года был выписан наряд на отправку зэка Чижевского в ссылку на поселение: «Этапировать в Караганду в распоряжение УМГБ. Начальник отдела «А» МГБ СССР полковник Заславский, заместитель начальника 19 отделения подполковник Шашков» [9, с. 217].
Чижевский устроился на работу в Областной онкологический диспансер на должность лаборанта. Он вёл научную работу по изучению свойства крови и ранней диагностики рака. В онкологическом диспансере Чижевский проработал до 1957 года.
26 февраля 1957 года выходит приказ Директора Карагандинского научно-исследовательского угольного института Г. Иванченко: «О приёме профессора Чижевского с 18.02. 1957 года на работу по совместительству старшего научного сотрудника в лабораторию механизации технологических процессов, с окладом 1400 рублей в месяц» [6, л. 22]. Здесь он занимался изучением методики аэроионификации (люстра с отрицательными частичками ионов для очищения воздуха в запылённых помещениях) на шахте № 38 и № 70. В КНИУИ Чижевский проработал до 1.04.1959 года, а затем переехал в Москву на постоянное место жительства. В 1964 году учёный с мировым именем ушёл из жизни.
В 2012 г. в Калуге (Московская область) установили памятник выдающему русскому ученому
Чрезвычайно широк был круг интересов А.Л. Чижевского – история, астрономия, физика, мифы и сказания народов, математика, медицина, химия, космическая биология. Он пытался собрать воедино такие, казалось бы, разные науки и направления, проявляя при этом завидное мужество, преодолевая многие невзгоды. Не смотря на то, что Чижевского не оценила по достоинству советская наука, он сделал большой вклад в развитие мировой науки. Находясь в заключении, он писал: «Здесь, в Долинке, кто-то постарался создать мнение о том, что мои труды ровно ничего не значат. Это для меня не ново, так как и в Москве против моих новаторских работ были «многократные походы» со стороны «академически мыслящих» учёных, то есть людей, которые руководствуются учебниками и ненавидят новые идеи, новые смелые дерзания, особенно, если эти дерзания опережают современное состояние науки на десятилетия. Но, смею вас заверить, что не всё так никчёмно в моих трудах…» [11,с. 27].Величие и непобедимость духа, способные преодолеть все невзгоды и удары судьбы, даже самые жестокие, помогли Чижевскому создать вдохновенные строки о космосе, Солнце, любви к людям.
Лагерную систему испытал на себе ещё один крупный учёный, основатель радиационной генетики и радиационной биогеоценологии Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский. Его фундаментальные всеобъемлющие труды в области популяционной генетики, радиационной экологии и эволюционного учения получили международное признание. Первым он осознал идею защиты организма человека, его генетического аппарата от действий радиации. Заложил основы молекулярной генетики, создал предпосылки для понимания механизмов восстановления живых клеток и хромосом при облучении.
С 1925-1945 гг. он жил и работал в Германии в институте биологии кайзера Вильгельма. После окончания войны, Тимофеев-Ресовский вернулся на Родину. 9 октября 1945 года он был арестован. 4 июля 1946 года Верховный Суд СССР осудил его по ст. 58-1, сроком на 10 лет. Начало срока с 8.10.45 по 8.10.55 годы [12, л. 57].
Н.В. Тимофеев-Ресовский
Находясь в заключении, ученый занимался наукой. Он развивал свою «теорию мишени». Радиобиологические исследования, начатые в Германии и продолженные в заключении, позволили сформировать новое научное направление – радиационную биогеоценологию. Учёный саму систему «биосфера и человек» рассматривал не в виде количественных прогнозов динамики роста численности населения, обеспеченности его пищей, загрязнения атмосферы, а в комплексном определении границ устойчивости популяций, биосферы и их резервных возможностей [12, л. 58].
Из личного дела Тимофеева-Ресовского №326030 следует, что после вынесения приговора он был этапирован в Карабас (отделение КарЛАГа). Здесь он находился с 15.08.1946 по 29.08.1946 года [12, л. 59]. По всей вероятности его направили в КарЛАГ для работы на сельскохозяйственной опытной станции. Но после двухнедельного пребывания в Карабасе Н.В. Тимофеев-Ресовский был по этапу отправлен в Самарское отделение, куда он прибыл 31 августа 1946 года. Здесь «Зубр», так прозвали учёного, находился по 18 ноября 1946 года. На каких работах был, чем занимался – не выяснилось. Но некоторые моменты про Самарское отделение можно узнать из книги А.И. Солженицына: «На лагпункте Самарка в 1946 году доходит до самого смертного рубежа группа интеллигентов: они уморены голодом, холодом, непосильной работой. И даже сна лишены, спать им негде, бараки-землянки ещё не построены. Предвидя близкую смерть, вот как они проводят свой последний бессонный досуг, сидя у стеночки: Тимофеев-Ресовский собирает из них «семинар», и они спешат обменяться тем, что одному известно, а другому нет, они читают друг другу последние лекции. Тимофеев-Ресовский рассказывает им о принципах микрофизики» [13. т. 2, с. 522]
Между тем, А. Завенягин, директор Магнитки, потом Норильского комбината, зам. наркома МВД разыскивал Тимофеева-Ресовского, чтобы учёный в секретной зоне смог выполнять специальные темы по радиационной биогеоценологии. «Зубра» отыскали в Самарке.
Солженицын вспоминает: «Он находился в тяжёлом состоянии, обессиленный, с последней стадией пеллагры. Он умирал…Его положили в сани и повезли на станцию. 150 километров предстояло скрипеть на морозе. К тому же на прощание уголовники вырезали бритвой спину его суконного бушлата. Всё равно доходит профессор, доедет мёртвяком, так что ж добру пропадать, из сукна тёплые портянки выйдут» [13. т. 2, с. 523]
Доставленный в Карабас 20 ноября 1946 года Тимофеев-Ресовский находился здесь по 29 ноября. В карточке учёта, в графе когда, куда убыл – «Москва, Бутырская тюрьма 9-го управления МВД» [12, л. 63].
Известно, что до конца своего срока Тимофеев-Ресовский находился на Урале. В 1955 году, не смотря на окончании его срока, он не был реабилитирован. Его называли как «правоуклонником», «приверженцем хромосомной теории наследственности», «распространителем идеализма в биологической науке».
После окончания срока, он с 1955 – 1963 гг. работал в Институте биологии Уральского филиала АН СССР. С 1964 года его с большим трудом взяли в Институт медицинской радиологии в Академии медицинских наук СССР, где он проработал до 1969 года в должности начальника отдела общей радиобиологии и радиационной генетики » [14, с. 114].
Научная деятельность Тимофеева-Ресовского нашла широкое международное признание. Он был избран членом академии искусств и наук США, Академии «Леопольдина» (ГДР), удостоен высшей награды в области генетики – Кимберовской премии, Дарвинской медали (ГДР), Менделевской медали (ЧССР), золотой медали «за выдающийся научный вклад в генетику» (США) » [14, с. 136].
Не смотря на научный вклад Тимофеева-Ресовского в мировую науку, он не был признан Советской наукой.
Таким образом, на примере сложившейся судьбе А. Л. Чижевского, Н. В. Тимофеева-Ресовского следует сделать вывод, что советская наука, не признав научные открытия и достижения многих учёных, нанесла себе большой ущерб. Тем не менее, лагерная система не смогла сломить волю учёных, стремление к научному творчеству. Ряду учёных, попавших в относительно благоприятные условия, удалось выжить и по возвращении вернуться к творческой работе в науке и к преподаванию, но многие, попавшие на общие работы, погибли или навсегда ушли из науки.
Литература:
1. Маркова Е. В., Волков В. А., Родный А. Н., Ясный В. К. Судьбы интеллигенции в Воркутинских лагерях. 1930 – 1950-е годы // Новая и новейшая история. 1999. № 5. С. 52 – 78.
2. Государственный архив Карагандинской области (ГАКО). Ф. 1487. Оп. 1. Д. 274.
3. Маркова Е. В., Волков В. А., Родный А. Н., Ясный В. К. Учёные – узники Печорских лагерей ГУЛАГа // Новая и новейшая история. 1998. № 1.
4. Земсков В. Н. ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // Социологическое исследование. 1991. № 6. С. 10 – 27.
5. Глухов А. Александр Леонидович Чижевский // Университетская книга. 2001. № 9. С. 51 – 58.
6. ГАКО. Ф. 1487. Оп. 1. Д. 257.
7. Чижевский А. Л. В ритме Солнца. М.: Наука, 1969. 196 с.
8. Чижевский А. Л. Земное эхо солнечных бурь. М.: Наука, 1973. 256 с.
9. Кузнецова Е. КарЛАГ: по обе стороны «колючки». Сургут: Дефис, 2001. 340 с.
10. Кузнецова Е. Камень с Родины на память // Индустриальная Караганда. 1996. 24 сентября.
11. Могильницкий В. М. Звёзды ГУЛАГа. Караганда, 2001. 205 с.
12. ГАКО. Ф. 1487. Оп. 1. Д. 275.
13. Солженицын А. И. Архипелаг Гулаг. 1918 – 1956: опыт художественного исследования. В 3-х томах. Т. 1. М.: Советский писатель. Новый мир, 1991. 560 с.
14. Хрестоматия по генетике. Казань, 1988. 198 с.
УДК 94 (574) «19»
