для более чем 20 тысяч граждан СССР
Первые упоминания о месте расположения будущего Бутовского полигона можно найти в исторических справках. В 1568 года в селе Дрожжино было построено имение местного земского боярина Федора Дрожжина. Позже сам Дрожжин был казнен по приказу Ивана Грозного, а его усадьба часто меняла хозяев, пока в конце XIX века ее не выкупил помещик Николай Соловьев. В 1889 году Соловьев построил на территории усадьбы конный завод, ипподром и несколько зрительских трибун, однако накануне Первой Мировой войны он продал усадьбу текстильному промышленнику Ивану Ивановичу Зимину. Последний не мог принимать участие в работе конного завода постоянно, поэтому назначил директором завода своего племянника Ивана Леонтьевича Зимина. Под руководством нового директора конный завод считался одним из крупнейших заводов того времени. В 1915 году И.Л. Зимин был призван в армию, а оттуда сразу на фронт Первой Мировой войны. Подвиги И.Л. Зимина не остались незамеченными – его наградили Георгиевским крестом. После тяжелого ранения он вернулся в усадьбу и пристрастился к морфию. Тем не менее, он руководил конным заводом до 1930 года. В 1930 году он был обвинен в растратах. Также быстро всплыли факты о его дворянском происхождении, о Георгиевском кресте, что считалось достаточным для суда. Ему удалось оправдаться, но ценой всего нажитого имущества. Он умер в нищете в начале 30-х годов, а у имения появились новые хозяева.
К 1934 году территория усадьбы и конного завода перешло в управление хозяйственного управления НКВД. В тот период, в условиях ухудшения продовольственной безопасности, на территории будущего Бутовского полигона была создана база для обеспечения сотрудников ведомства продуктами. Вопрос продовольствия для сотрудников НКВД стоял достаточно остро: если на территории совхоза «Коммунарка» производили молоко и мясо, то Бутово стало поставлять овощи. Территория в 100 гектаров была обнесена забором, стрелковым полигоном, здесь дежурила круглосуточная охрана.
31 июля 1937 года народный комиссар внутренних дел Николай Ежов издал приказ «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Если желание власти зачистить страну от бывших кулаков, сочувствующих им, их родственников и недовольных колхозным строем, которые были отнюдь недовольны изменениями, можно понять, то под категорию «антисоветский элемент» мог попасть кто угодно. Для этого достаточно было неосторожного слова, соседского доноса или «подозрительного» пункта в биографии. Этот приказ имел плановый характер: в каждый регион СССР отправлялись конкретные цифры, которых нужно было найти, осудить как врагов народа и расстрелять. Такое количество расстрелянных не могло принять ни одно московское кладбище, поэтому в середине 1937 года высшее руководство НКВД приняло решение организовать расстрельные полигоны на территории Коммунарки и Бутово. Если на спецобъект «Коммунарка» главным образом попадали партийные функционеры союзного масштаба, офицеры РККА, сотрудники НКВД и деятели науки и искусства, то Бутовский полигон стал местом расстрела арестованных в рамках т.н. массовых операций. Здесь расстрелу подлежали «антисоветские элементы», в число которых входили кулаки, уголовники, бывшие белогвардейцы, священники и даже простые рабочие.
Беспризорник Михаил Шамонин (13 лет) был самым молодым расстрелянным осужденным Бутовского полигона. Из-за того, что расстрелу подвергались только с 15-летнего возраста, в документах была исправлена дата его рождения
Многие люди, попавшие в жернова сталинских репрессий, становились «антисоветскими элементами» случайно: органам НКВД зачастую были необходимы человеческие жизни для выполнения или перевыполнения плана по репрессивным мероприятиям. Эти люди проходили очень непродолжительный допрос, находились свидетели, факты нарушения закона, а дела переходили в руки тройки НКВД. Эти тройки, не привлекая свидетелей, адвокатов, заочно и без обсуждений решали судьбы людей.
Самим осужденным не говорили о смертном приговоре и о том, куда их везут. В Бутовский полигон их свозили со всех тюрем Москвы в автозаках с надписью «ХЛЕБ», в который вмещалось порядка 30 человек. О том, как проходила процедура казни во многом можно только догадываться. Судя по отрывочным сведениям, людей привозили в Бутовский полигон ночью. Чекисты заводили осужденных в длинный восьмиметровый барак, где всю ночь проводили сверку, перекличку и только потом зачитывали смертный приговор. Под утро приговоренных к смерти вели к заранее подготовленному рву. Это было одной из главных особенностей Бутовского полигона: если в других подобных спецобъектах заключенные сами рыли себе ямы, то в Бутово для этого использовались экскаваторы, которые рыли рвы длиной около 100 метров и глубиной 3-4 метра. Приговоренных выводили к исполнителям по одному, вели вглубь полигона и стреляли из табельного оружия в затылок потом складывали в рвы, вечером бульдозер посыпал их тела землей, строительным мусором и известью. За одну смену на Бутовском полигоне расстреливали порядка 300 человек, но архивы НКВД не сохранили имена всех приговоренных. Относительно точные сведения по расстрелянным на Бутовском полигоне существуют лишь в период с августа 1937 года по октябрь 1938 год. За этот период в Бутовском полигоне погибли 20761 человек.
В разное время Бутовский полигон стал эшафотом для ряда писателей, участников Гражданской войны, советских партийных работников, бывших офицеров царской армии, ученых и художников. Среди расстрелянных и погребенных в Бутовском полигоне были пресс-секретарь и автор биографии Колчака Сергей Ауслендер (на фото снизу), «литературный Аль Капоне» Соломон Бройде и венгерский писатель Фридеш Карикаш. Последний, к слову, был обвинен в создании подпольного секретариата ЦК Коммунистической партии Венгрии и в попытке избежать смертной казни иммигрировал в СССР, где она его и настигла.
В Бутовском спецобъекте был расстрелян ряд бывших офицеров Белого движения: подполковник Владимир Головкин (к моменту ареста занимавший должность заведующего военной кафедрой Планового института Госплана СССР), генерал-майор Александр Лигнау (заведующий кафедры тактики на курсах комсостава «Выстрел»), майор Вильгельм Лобковиц (преподаватель тактики на курсах комсостава «Выстрел»), генерал-лейтенант Евгений Мартынов (преподаватель военного дела в 1-м Московском университете), генерал-майор и герой Первой Мировой войны Борис Столбин (ответственный секретарь артиллерийского журнала Воениздата НКО) и многие другие.
.jpg)
Александр Лигнау и Борис Столбин
Последние часы жизни в Бутовском полигоне также провел пионер квантовой химии, немецкий физик-теоретик Ганс Гельман, который после прихода к власти нацистов был уволен. После увольнения Гельман имел на руках два предложения – из США и СССР, однако из-за увлечения социалистическими идеалами и украинского происхождения жены принял советское гражданство. В рвах Бутовского полигона также покоится останки английской феминистки и суфражистки Розы Коэн и звезды немого кино латышки Марии Лейко.
Руководство НКВД СССР обычно расстреливало высших политических чиновников союзного значения на спецобъекте «Коммунарка», но иногда бывали исключения. Так, в Бутовском полигоне был расстрелян дипломат и торгпред СССР в Великобритании Саул Брон, один из создателей партии левых эсеров Борис Камков, первый секретарь ЦК Белоруссии Вильгельм Кнорин, первый секретарь ЦК Азербайджана Рубен Рубенов, полномочный представитель СССР в Королевстве Саудовская Аравия Карим Хакимов, а также казахский общественный деятель, один из лидеров западного крыла партии «Алаш» Жаханша Досмухамедов (слева).
В годы Гражданской войны Ж. Досмухамедов провозгласил Казахскую автономию – Уильский вилайят, искал помощи у уральских казаков, у руководителя Белого движения Александра Колчака, у Ленина и Троцкого. С установлением советской власти правительство провозглашенной автономии было распущено. В первые годы строительства коммунизма Ж. Досмухамедов жил в Ташкенте, занимался адвокатской практикой, перевел на казахский язык гражданский и уголовный кодексы. В октябре 1930 года Ж. Досмухамедова арестовали в Москве, а в 1932 году приговорили к пяти годам заключения в Воронеже. После освобождения он был снова арестован по делу «О буржуазных националистах», а 3 августа 1938 года пал жертвой сталинского режима.
В 1938 году расстрельный полигон Бутово был закрыт, однако туда продолжили привозить трупы расстрелянных в московских тюрьмах граждан для захоронений. Что касается здания комендатуры, то оно было использовано как дом отдыха для старших офицеров НКВД СССР: шашлыки, баня и пруд. После окончания войны на территории расстрельного полигона было построено несколько зданий центра подготовки сотрудников спецслужб стран Варшавского договора. В 1950-е годы часть территорий Бутовского спецобъекта была передана сотрудникам МГБ и МВД СССР для постройки дач. Это продолжилось до тех пор, пока счастливые обладатели новых территорий не обнаружили разложившиеся человеческие останки. В конце 1960-х годов часть бывшего Бутовского полигона площадью семь га была огорожена колючей проволокой, а здание комендатуры до конца 1980-х годов служило сначала пионерским лагерем для детей чекистов, а позже – детским спортивным лагерем.
Интересно, что термин «Бутовский полигон» на официальном уровне нигде не упоминался. Лишь в 1991 году в архивах г. Москва были найдены «расстрельные книги», в которых были предписания и акты о проведении казни 20 тысяч человек, но ни слова о том, где казни были проведены. Благодаря коменданту административно-хозяйственного отдела НКВД, работавшего в спецзоне в 1937-1938 годах, историки впервые услышали слово «Бутово», которое подтвердили местные жители. В 1993 году Бутовский полигон впервые стал открыт для посетителей – родственников погибших. В 1995 году территория Бутовского полигона была передана в ведение Русской Православной церкви.
