Во время пребывания миссионерской миссии в Казахстане, в степь не раз приезжали торговцы из Бийского округа. Часто они привозили с собой в качестве толмача 17-летнего казахского юношу из Кокпекты Мурзаита. О нем торговцы всегда отзывались с похвалой, а миссионер Синьковский даже замечал в нем «внимание при беседе о христианской вере».
Миссионер писал, что посреди казахских кочевий не мог заговорить с юнцом о христианстве. Поэтому он поручил дело обращения Мурзаита в христианство самим торговцам, которые беседовали с ним о вере лишь при удобных для них случаях и с большой осторожностью, так как опасались, что в случае обнаружения намерений торговцев родственниками Мурзаита, те могли забрать его из услужения. Спустя время им все же удалось склонить доверчивого юношу к крещению. Тогда миссионер сообщил торговцам те сведения о христианской вере и объяснил те молитвы, которые они, в свою очередь, должны были передать Мурзаиту во время своих поездок, готовя его, таким образом, к крещению.
Торговцы не имели возможности долгое время жить в Букони, куда был перевезен Мурзаит для крещения. Поэтому они забрали юношу с собой, дав обещание миссионеру наставлять его в вере и учить молитвам «как своего сына». 29 июня Мурзаит был крещен в Букони и получил новое имя – Петр.
В записках Синьковского рассказывается, что на следующий день к ним явился 18-летний казах Джумабай из Кулуджунской волости. Он пришел с просьбой крестить его как можно скорее. Миссионер писал, что причиной такой поспешности было скорое прибытие его отца, который мог насильно увезти того обратно в аул. Поначалу миссионеры не доверяли торопливости юноши и медлили с крещением, но вскоре некоторые из буконцев засвидетельствовали, что отец Джумабая действительно ищет сына. Более того, Синьковский писал, что если он найдет своего сына некрещенным, то решится на самые крайние меры дабы не допустить его до крещения. Вскоре Джумабай был крещен и нарекли его Андреем.
Уезжая по служебным делам в Семипалатинск, миссионер поручил своему сотруднику учить новокрещенного Андрея христианской вере и молитвам.
Когда настало время покоса, Джумабай-Андрей начал косить сено одному буконскому казаку. Однажды он поехал на покос со слепым сыном хозяина. В этот момент явился на покос отец Джумабай-Андрея Тергемис с несколькими казахами, и настоятельно требовал, чтобы тот немедленно поехал с ним в его аул. Сын отказался. Тогда отец со своими товарищами схватили его и насильно увезли в степь. Вблизи покоса никого не было, а потому и некому было погнаться за похитителями. В тот же день поселковому атаману было доложено о случившемся поселковым, а тот, в свою очередь, распорядился волостному управителю, жившему в 18 верстах от Букони, чтобы он отыскал похищенного Джумабая-Андрея и вернул того в Буконь. Когда посланные от управителя явились в юрту Тергемиса, то в ней не оказалось не только новокрещенного Андрея, но и самого хозяина юрты, четвертый день неизвестно куда скрывшегося.
Две недели прошло в бесплодных поисках. Лишь в конце третьей недели, по личному заявлению начальника миссии Томской епархии епископа Бийского Макария волостному управителю, Джумабай-Андрей был найден в соседней волости, в ауле своих родственников.
Джумабай-Андрей прибыл вместе со своим отцом и матерью. Он не признавал себя крещенным и заявил, что первый раз в жизни видит миссионера, говорил, что в Букони он никогда не был, и на все увещевания Синьковского отвечал отрицательно. Миссионер считал, что сын действовал так с указки отца, а потому он вызвал отца и стал угрожать ему преследованием за похищение и совращение сына.
Далее Синьковский пишет, что Тергемис, осознав свою ошибку, пал к его ногам, слезно просил не доносить начальству, причем он обещал уговорить сына, чтобы он попросил прощения. Миссионер дал обещание не доносить начальству. После некоторого свидания отца с сыном, последний заявил, что он крещенный и обещает быть послушным церкви, и что он, если и упорствовал, не признавая себя крещенным, то делал это по приказу своего отца, которого всегда боялся. Тергемис же объяснял свой поступок любовью к своему сыну.
Затем миссионеры обещаниями склонили Тергемиса расположить к крещению супругу своего сына, чтобы он потом мог жить у своего сына в Букони. К тому же, миссионеры обещали устроить оседлую жизнь его сына. Тергемис же пообещал употребить все свое старание, дабы уговорить сноху креститься. С этим он уехал в свой аул, а Джумабай-Андрей остался работать на буконского казака Ивана Сидорова.
На Джумабай-Андрея было обращено особенное внимание. Во время пребывания Макария в казахских кочевьях, куда Джумабай-Андрей был доставлен, он участвовал в ежедневных утренних и вечерних молитвах. Ему читались назидательные статьи, обучали его молитвам. Сам начальник Томской миссии объяснял ему всю преступность его отречения, призывая его просить у Господа прощения в вольных и невольных прегрешениях. Синьковский писал, что Джумабай-Андрей был не только внимателен, но и усерден в учении, а церковь посещал исправно.
Спустя месяц приехали к нему в гости отец, мать и его жена. Хозяева Джумабай-Андрея не стесняли их своим присутствием, дабы дать им возможность свободно побеседовать между собой. Мать Джумабай-Андрея подолгу уединялась с ним и много беседовала. Погостив у своего сына полдня, поблагодарив хозяев за угощение и высказав им свое довольство и радость, что сын их принят у них как родной, а не как работник, они отправились в свое место, оставив сына.
Через неделю опять приезжает отец Джумабай-Андрея будто бы за одеждой, которую тот носил до крещения, как заявил о своем появлении атаману. Побыв с сыном два часа, он при прощании опять выразил довольство и радость за родственное отношение хозяев к его сыну. Тергемис попрощался вечером, а утром на другой день Джумабай-Андрея не стало, а вместе с ним и хозяйского ружья.
По слухам, отец Джумабай-Андрея в ту ночь ночевал в одной из юрт, находившихся возле самой Букони. Миссионер Синьковский не сомневался, что причиной побега Джумабай-Андрея и в этот раз был отец его, а разница состояла только в том, что в этом побеге, вероятно, было согласие самого сына.
Возвратившись в Буконь, Синьковский сообщил обо всем этом Устькаменогорскому уездному начальнику, просил его распоряжения к отысканию беглеца, так как управитель только на словах выразил свое распоряжение. Уездный начальник немедленно уведомил миссионера, что распоряжение к отысканию Джумабай-Андрея сделано. Но за четыре месяца последствий от этого распоряжения не было.
В июле казахскую миссию посетил Макарий, прожив здесь две недели. Почти все время было проведено им в богослужениях и переводах. Четыре дня он со своей свитой и членами казахской миссии провел в казахских кочевьях, где были выставлены хорошие - а для него роскошная - юрты. Но как в Букони, так и в степи, Макарий почти все свободное от служений время был занят, при участии членов казахской миссии, переводом на казахский язык молитв и окончательной редакцией переведенных ранее в казахской миссии огласительных поучений.
Последний день пребывания Макария в казахской миссии, был ознаменован крещением им двух казахов. Один из них, Шалкарбай-Василий, 24 лет, оказался особенно способным и усердным к усвоению христианского вероучения и в учении русской грамоте. Будучи работником в Букони Шалкарбай-Василий, как писал Синьковский, давно уже имел желание креститься и заняться русской грамотой, но стеснялся своих родных.
Заявив же о своем желании принять христианскую веру, он просил, чтобы после крещения епископ Макарий взял его с собой в Бийск, для обучения русской грамоте. На предложение же Синьковского остаться здесь, Шалкарбай-Василий отозвался, что родные и сама работа будут отвлекать его от учения, которому он с усердием желает отдаться.
Епископ благосклонно отнесся к его желанию и взял его с собой в Бийск.
Позже Синьковский получил из Бийска от Шалкарбай-Василия письмо за его собственной подписью. В нем он выражал благодарность за ходатайство о принятии его в Бийский архиерейский дом для обучения грамоте. Он извещал их, что он охотно учится чтению, письму и пению. Сам Шалкарбай-Василий был уже четвертым из новокрещенных, обучавшимся русской грамоте. Один мальчик к тому времени учился в Улалинском училище, другой - в Кокпекты, а третий - в Букони.
Миссионер Синьковский закончил свои записки перечислением успехов казахской миссии. Так, одним из успехов было крещение 11 человек (9 мужчин и 2 женщин). Другим успехом он посчитал перевод на казахский язык Евангелия, Апостола, которые читают при крещении, а также окончательную редакцию первоначальных молитв и огласительных поучений для готовящихся ко св. крещению и житие св. великомученика Евстафия (Плакиды).
Также Синьсковский отмечал, что состав казахской миссии увеличился поступлением в качестве толмача-переводчика некрещенного казаха Ибрагима Дусукова, получившего образование в Барнаульском Горном училище.
