Г.И. Власова,
доктор филологических наук
профессор КФ МГУ им. М.В. Ломоносова
Посвящается памяти М.А. Гендельмана
Устные рассказы, воспоминания, письма, песни, частушки о войне – это живая многонациональная память. Актуально звучат и сегодня слова Н.В. Новикова, произнесенные еще в 1964 году: «События Великой Отечественной войны… постепенно выветриваются из памяти людей и могут быть навсегда утеряны для потомства. Чтобы этого не произошло, еще не поздно нам, современникам и участникам войны, энергично, по-боевому и в широком масштабе развернуть работу по собиранию народного творчества военных лет. Наряду с песнями, частушками, легендами и анекдотами… в орбиту собирания должны быть включены рассказы о людях и событиях Великой Отечественной войны. Мы не можем пренебрегать этим видом словесного искусства народа, исключать его из поля своего зрения. Наверняка, не все из записанных рассказов будут отвечать высоким эстетическим требованиям и безоговорочно причисляться к фольклору. Но если даже из ста записанных рассказов хотя бы один будет подлинно художественным, то это вполне окупит труд фольклориста. К тому же и другие, малохудожественные и нехудожественные рассказы, навряд ли окажутся балластом в руках исследователя (не только фольклориста, но и историка, философа, психолога), поскольку помогут ярче и глубже осветить одну из ярких, героических страниц в истории нашей Родины» [1].
Еще К. Симонов подчеркивал огромную важность записи и сохранения воспоминаний о войне – «живой» памяти и «живой» истории – и сам немало для этого сделал [2]. Вообще следует подчеркнуть, что для изучения духовных процессов в армии и обществе в период войны особое значение имеют свидетельства писателей и поэтов – ветеранов Великой Отечественной, чьи размышления о своем времени в публицистических статьях и литературных произведениях носят характер «обобщенной мемуаристики», – ибо, художественно переосмыслив личный жизненный опыт, они выражают настроения большинства своих сверстников, соратников и друзей, фронтового поколения в целом.
Самые яркие, надежные, правдивые, проверенные временем материалы – это те, которые хранятся в памяти участников войны, людей, ее переживших. Документы, собранные в Государственном архиве Астаны, бесценны. Это живая летопись страны в судьбоносную пору истории, свидетелей патриотизма и мужества тех, кто защищал Отечество в жестоких битвах. Особую ценность представляют документы участников Великой Отечественной войны, тружеников тыла, трудмобилизованных, партизан, блокадников, узников концлагерей, эвакуированных; документы биографического характера (автобиографии, анкеты, удостоверения к наградам и знакам, грамоты, благодарности, пропуска, мандаты, справки); документы творческого характера (воспоминания, в том числе на видео- и аудиокассетах, дневники, дневниковые записи, записные книжки, блокноты, статьи, очерки, тексты выступлений, рукописи литературных произведений о войне, повестей, рассказов, стихов); переписка с родными, друзьями, коллегами и др. за период 1941-1945 гг. (письма, телеграммы, извещения); переписка с однополчанами; изобразительные документы (фотоальбомы, фотографии, рисунки, репродукции, открытки).
В архиве Казахстанского филиала МГУ имени М.В. Ломоносова содержатся записи информантов, определяемые в жанровом отношении как устная проза о войне. Рассматриваемый в данной статье материал – это поствоенный фольклор, представляющий собой воспоминания участников Великой Отечественной войны, записанные студентами филологического факультета во время фольклорной практики в селах Северного Казахстана [3]. Это также воспоминания ветеранов ВОВ, архивные документы, мемуары очевидцев войны, записи сделаны студентами КФ МГУ в 2010 году в Государственном архиве г. Астаны и в Доме престарелых [4]. При цитировании будут указываться паспотрные данные рассказчика. В качестве материала послужила книга воспоминаний ветерана войны Гендельмана М.А. «О мире, войне и о матушке-земле» (Астана, 2005) [5].
Несколько перефразируя слова Д.С. Лихачева, можно сказать, что военный фольклор – это фольклор одной темы и одного сюжета. Сюжет – это война со всеми ее перипетиями, а тема – подвиг в ней солдата. Воспоминания ветеранов войны по праву можно рассматривать не только как документы войны, но как художественное явление, обладающее всеми признаками народного устного словесного искусства, т.е. они являются органической частью фольклора нашего времени. Выразительность и образность речи, содержательность, жесты, интонации, удивительная способность памяти (а им по восемьдесят и больше) хранить по дням свой боевой путь, помнить десятки городов и населенных пунктов не только своей страны, но и Чехословакии, Польши, Австрии, Германии и т.д. – таковы характерные особенности этих воспоминаний.
Изучение устных рассказов, представляющих собой традиционно сложившуюся форму передачи личного опыта (в том числе опыта выживания в экстремальных ситуациях, в частности, на войне) имеет большие перспективы в фольклористике. Многократное повторение военных воспоминаний перед слушателями (детьми, внуками, соседями) делает их не просто единичным актом индивидуальной памяти, а коллективным достоянием: их сюжеты достраиваются, тексты стереотипизируются, наиболее эмоциональные образы получают художественно-обобщенные формы. Публикация фольклорных текстов, появившихся во время Великой Отечественной войны началась еще во время самих военных действий. Однако, если на первых порах основной корпус текстов фронтового, партизанского, военного фольклора составляли песенные и стихотворные жанры, то постепенно ведущее место в его составе стали занимать произведения народной прозы. Это обосновано особым набором социальных функций таких текстов. Воспоминания участников боевых действий и жителей оккупированных территорий приобрели статус «живых свидетельств», обличающих врагов и фиксирующих в народной памяти события войны.
В исследовательской практике фольклористы конца ХХ в. использовали для обозначения устных воспоминаний несколько терминов, отличающихся оттенками значения: устный рассказ, рассказ о прошлом, автобиографический меморат [6]. К.В. Чистов вводит в отечественный научный обиход термин К. Сидова Memorat применительно к обозначению устного рассказа, который «в устах разных рассказчиков может быть и обыденным сообщением, и художественным рассказом», предлагая «удерживать за Memoratом название “сказ”»; позже за термином «меморат» закрепилось следующее значение: это рассказ, передающий воспоминания исполнителя о фактах его жизни, о событиях, участником которых он был (в отличие от не основанных на собственных воспоминаниях квази-меморатов и фабулатов) [7].
Проанализируем композиционную структуру, мотивы и образы устных рассказов о войне, записанных от ветеранов г. Астаны. Рассмотрим устный рассказ участника Великой Отечественной войны Леонида Ивановича: «Я родом с Краснодара, Северный Кавказ. Родился в 1928 году, 22 сентября. Учился там, окончил 6 классов, потом пошел учиться в школу… Ремесленное училище тогда было. Железнодорожная школа. Вот мы там неделю учимся, а три недели вагоны ремонтировали. Ну, а потом, в 42-ом году нас в августе месяце начали быстро эвакуировать, потому что немцы подходили к городу уже. Ну, нас всех… короче, не всех, кто-то ушел с нами, эвакуировался, кто-то остался дома… Кто остался дома – ни одного не осталось в живых. Немцы их, душегубы, приговорили» [4, запись Мукановой Ж.].
Образцом рассказа о войне является рассказ Зюкова Николая Ананьевича, 1927 г.р., русского, записанный в Доме престарелых [4]. Воспоминания, что совершенно естественно для такого рода словесного искусства, построены как сочетание отдельных эпизодов, некоторые из которых представляют собой относительно завершенные звенья в описании целостного события, обычными, как мы отметили, для воспоминаний являются картины из детства и юности, бытовые зарисовки, т.е. каждый такой эпизод связан с одним географическим местом, непрерывным промежутком времени, своей системой действующих лиц; другой эпизод – мы попадаем в другую обстановку, причем каждый из этих эпизодов может быть поэтически окрашен в соответствующий изображаемому эпизоду стиль. Для этого рассказа наиболее характерным является эпизод о награде, в котором чувствуется гордость рассказчика заслуженной похвалой на Родине: «На другой день меня в штаб армии вызывают прислать машину, командиру полка звонили, чтобы привезли. Нас 4 офицера было. Командир армии наградил нас орденами Александра Невского, а этот орден дается за уничтожение противника, значительно превышающего по силе и технике. И тут звание капитана, погоны нам заменили, и я оттуда уже ехал капитанам. Я сестрам пишу, они меня считали безобразником, когда я этот орден получил... Я получил от сестер письмо: «Коля, так и так, мы получили письмо, что ты награжден, может быть, тебе тут посулили, мы ж никому не говорим». А вот когда я Александра Невского получил, сфотографировал, послал. Ну а там все старики: «Так в кого ж ему быть плохим, отец- то его был «рубаха» первый! А дед! В кулачном бою ему не было равных! Не в кого мне плохим быть. Этого ордена здесь ни у кого нет!».
Щербин Иван Иванович, житель Астаны, войну прошел от Орла до Восточной Пруссии (1942-1945 гг.), был командиром роты, разведчиком, сражался в лыжном батальоне. Его воспоминания – также цепь эпизодов: один из них посвящен захвату в плен немецкого офицера, говорившего хорошо по-русски и располагавшего ценными сведениями. После проверки его сведений он был оставлен в роте и сражался в рядах Красной Армии до конца войны. Другой эпизод переносит нас в одну из деревень, только что освобожденную от оккупантов: «Мы возвращались в деревню после тяжелого боя. Нас осталось семь человек в лыжном батальоне. В поле было много снега. Вдруг мы услышали детский плач и стоны. Стали искать, но долгое время никого не могли найти, а крики и стоны не прекращались. Все мы были в недоумении. Тогда решили разгребать снег и вскоре нашли колодец трехметровой глубины, который был засыпан землей, досками и замаскирован снегом. В этот колодец немцы сбросили детей. Те, что находились на дне, были задавлены и удушены, а десять детей, лежавших ближе к поверхности земли, удалось спасти. Среди них был мальчик лет пятнадцати. Его отец партизанил, за это ему фашисты на спине выжгли звезду, а под ней – слово «собака». Этот мальчик остался в батальоне и вместе с нами бил врага» [4, запись Советской К.]. Этот эпизод реализуется в мотиве жестокости фашистов по отношению к детям. По характеру повествования данный рассказ можно рассматривать как меморат: указано место действия, количество участников, в основе эпизода – один, наиболее запомнившийся факт войны; вычленяются элементы сюжета (завязка, кульминация, развязка).
Другим важным компонентом в структуре воспоминаний является оценка Великой Отечественной войны ее участниками, пережившими ее, на своих плечах вынесших все трудности войны и имеющих право говорить о ее промахах и тактических победах. Зюков Николай Ананьевич, 1927 г.р., рассказывает:«Мы совсем другие, дочка. У нас и татары, и башкиры, и чуваши…это так называют – русские… у нас многонациональный народ. У нас все национальности сполна отдали. Немцы рассчитывали, что стоит начать с Россией войну, как начнется между республиками драка. А он пройдет потом маршем. Для Франции 2 недели потребовалось оккупировать. Они маршем прошли. Войну с нами тоже начали по-западному: в субботу не воевали, отдыхали, в воскресение тоже… В церковные праздники тоже не воевали и не работали на заводах. В государственные тоже. Перестали справлять в октябре месяце, когда стали получать отпор от Советской армии. А после разгрома под Москвой они вовсе перестали выходные делать. А вот еще: в тылу не меньше трудностей перенесли, чем на фронте, хлебанули в достатке. Я вот когда в село заезжал, все клубы были закрыты, они так, просто вечером собирались, потому что за весь день работы не до танцулек было. Они так собирались посидеть, пообщаться и одновременно работой занимаются: кто вяжет, кто чинит… и вот такая частушка есть «Я корова, я и бык, я и баба и мужик». В четырех словах смысл заключается! Женщина работала как бык, обеспечивала семью продуктами, она была и отцом, и матерью... Мы были патриотами своей Родины! (4, запись Мукановой Ж.).
Перед нами устная речь, богатая образами, насыщенная риторическими вопросами, повторами, убедительными доводами, собственной оценкой той незабываемой войны.
Значительная часть эпизодов в рассказ о войне посвящена ранениям, заботе врачей и медсестер в госпитале. Вот, что вспоминает Абишев Утетлеу, участник обороны Сталинграда, старший лейтенант, с 1943 года командир пулеметной роты: «1942 г. столь же памятен нашему народу, как и год 1941. Будучи командиром укрепленного стрелкового взвода в составе 10-ой армии западного фронта, со своими бойцами 17 февраля 1942 г. под городом Сухиничи в Калужской области, пришлось в день несколько раз отбивать яростную атаку немецких фашистов-захватчиков, где я был тяжело ранен осколком и прооперирован в медсанбате, в г. Козельске. Позже привезли в Москву, положили в госпиталь, находящийся в здании Темирязевской академии в Москве. Несколько месяцев я был прикован к постели госпиталя, но благодаря заботе и вниманию лечащих врачей и медперсонала стало ранение зарубцовываться. Я был выписан из госпиталя с отправкой на Сталинградский фронт в конце мая 1942 г. в 64-ю армию» (4, запись Мухитдиновой У.).
Частотным мотивом является описание самого памятного для боя: «Самым памятным был для меня бой под деревней Серафимовичи. Нашему 289-му полку приказано было остановить наступление действием контрудара. С этой целью 25 августа 1942 г. мы начали наступление на оборону противника. Это наступление велось под градом пуль и снарядов с обеих сторон, нашего натиска не выдержал враг. Мы в кровопролитных боях отвоевали километр за километром, и скажу без преувеличения, что в отдельных местах мы продвигались буквально по трупам немецких стервятников. Наши потери с переходом в наступление, естественно, были очень велики, и мы изгнали врага, взяли в свои руки инициативу, и фашисты дрогнули» (4, записано от Утетлеу Абишева).
Немцев участники ВОВ называют разными словами, несомненно, несущими отрицательную коннотацию, например, «стервятники», «фашисты», «душегубы», «злодеи», «нелюди», «изверги» и т.д.
Одним из часто вспоминаемых мотивов является мотив голода, описание 125-граммового «хлеба» – единственного пропитания на тот момент и сравнение с сегодняшним изобилием продовольствия: «За свою жизнь я пользовался услугами многих продавцов. Преднамеренно употребляю слова: «Услуга». Хотя оно приобрело некий отрицательный оттенок среди некоторой части торговых работников и особенно молодых. А ведь слово-то «услуга» в его широком понимании – это действие, приносящее пользу, помощь другому. Именно такую помощь ощущал я в тяжелые блокадные дни еще, будучи мальчишкой, простаивая в длинных молчаливых очередях, занимая в руках хлебную карточку. Помню до сих пор кисловатый запах того хлеба, испеченного Бог знает из чего, но такой желанный запах. Помню и руки продавца, отделяющего с аптекарской точностью от буханки положенные на одного едока «граммики». Помню ее добрые глаза, полные состраданья, особенно к нам – блокадным мальчишкам. Несколько лет назад повез я своего сына Сергея в Ленинград. Показал ему выборгскую сторону, где мы жили в музее обороны Ленинград, показал сыну брусочек весом в 125 гр. не хлеба, а подобия хлеба – со жмыхом, отрубями, столярным клеем. – И это на весь день? – удивился мой Сергей. – Да, сынок, на весь день, – со вздохом ответил я ему» (4, записано от ветерана войны Картаузова Леонида).
В рассказах о голоде, записанных от людей тыла, доминируют следующие мотивы: тяжесть переживания голода, способы борьбы с голодом, перечисление еды (лебеда, мох, картофельная шелуха). Например: «Ох и тяжело же было! Я на бригаде поваром работала. Вот только грибы пойдут, сразу в лес едут и собирают. Я их порежу, помою да сварю. Без соли, без ничего. Кому из дому молока или сливок пришлют, те забелят и все» (3, записано в с. Арык-Балык от Курячевой Прасковьи Митрофановны, 1930 г.р., русской, местной).
«Зерно же травили. Зерно зеленое все было от отравы. Из сеялки мы украли зерна чуточку. А как есть? В ведро и в трактор, в газогенератор засыпали, чтоб распарить хоть чуть-чуть. Ведро в мазуте, да что ж сделаешь. Чуток поджарила и ели. Бог миловал, а ведь люди пухли и умирали от отравы этой. И у меня ноги, как чурки были» (3, записано в с. Арык-Балык от Курячевой Прасковьи Митрофановны, 1930 г.р., русской, местной).
«Во время войны сало было, мясо было, а хлеба нет. А как сало без хлеба? А так все ели. Траву рвали. Лебеду нарвем, мамка ее перемолет, накладет в чугун, напарит, варит, потолчет его. Сало зажарит, приправу, чесночок накидает. Мох ели на дереве. Мы его насушим, мама натрет его. Еще колосья нарвем, насушим, на жерновах намелим, и этот мох туда. И такие пышечки напечем» (3, записано в 2008 г. в с. Садовое от Прокоповой Пелагеи Михайловны, 1927 г. р., приехавшей с Украины в 1953 г.).
«Сильно голодали в войну? Всю войну трудодни получали. 57 человек сразу взяли! У нас было в колхозе две машины. С шоферами вместе взяли. Мужиков всех побрали, а у женщин оставалось по три-по четыре ребенка! Зимой кое-как бьемся. До весны, лук полевой, с корзинами за луком пойдем. Мы в школу ходили, в Красноярке учились. А потом появлялась зелень. Пойдем саранки копать! Это луковка такая, как чеснок. Вот эту головочку и едим! Голод не тетка, говорят, все подберет! А потом ждем, когда ягоды появятся. А потом колхозникам разрешили держать по одной корове и по поросенку. А казахам – корова и лошадь. Появились ягоды! Тогда уже с молоком похлебам и ладно! У нас отец был пробивной. Поедет в город, наберет булок, в чашечку накрошим, кипятком зальем, тюря называлась. А то насушим сухарей» (3, записано в селе Желяково Северо-Казахстанской области от Миланьниой Анны Никифоровны, 1928 г.р., русской).
Ветеран войны Токабаев Каматай Темирбекович с энтузиазмом и огромной гордостью рассказывает об освобождении Киева: «Нашему первому украинскому фронту была поставлена задача – выгнать немцев из Киева. Политотдел армии сделал обращение к солдатам и офицерам: «Киев – судьба всей Украины. Немцы отсюда живыми не уйдут, будут потоптаны под ногами наших советских войск. Клянемся, что Киев будет освобожден, немцы найдут себе могилу». Пошла мощная артподготовка, «заиграла» «Катюша» артиллерии, со всех сторон минометы, танки, зенитки, с воздуха самолеты, немцы растерялись, запаниковали, и стали отступать. Под мощным ударом, проявленным мужеством и героизмом солдат и офицеров, и командиров всех родов войск – Киев 6 ноября 1943 г. был освобожден. Капитан нашего батальона, командир роты Андреев с солдатами незаметно приблизились к зданию бывшей Украинской Компартии и на здании водрузили знамя победы, жители столицы благодарили сопротивление, забрасывали цветами друг друга, целовались» (4, запись Мукановой Ж.).
Самым радостным для каждого человека в период Великой Отечественной войны было провозглашение победы Советских войск. Об этом эпизоде все без исключения вспоминают с огромной радостью и гордостью. Часто в рассказах упоминаются мотив плача или слез от радости. Вот как передает радость Победы председатель Совета ветеранов, Олег Иванович Линник, 1928 г.р., русский, г. Астана: «8-го мая мы шли в открытом море, из Румынии в Одессу. Объявили аврал. Мы все собрались на палубе. Капитан, Петр Иванович Сорока объявил нам: «Дети мои, вы знаете, что война кончилась?» А радист ему кричит: «Петр Иванович, а мы давно уж знаем!» Откуда знали? Чувствовали. Пришли мы в Одессу. Капитан стоит и плачет. И мы все плачем. Капитан, когда мы оказались в Одессе, дал команду, что те, кто на вахте остаются на корабле, а свободные - в увольнительную. Пошли мы в увольнение. Это было 9-го мая. Отправились в город. Все бегут, обнимаются, плачут. Народ ликовал!» (4, запись Советской К.).
Много рассказов об окончании войны и об эмоциональном переживании объявления Победы записано и от тыловиков – особенно женщин: «Я помню момент, когда кончилась война. Радио не было. И вот я всем сейчас рассказываю, какие радостные лица я видела, какие смеющиеся и плачущие глаза. Это мне запомнилось на всю жизнь»(3, записано в 2008 г. в с. Приозёрное от Филиппович Людмилы Ивановны, 1940 г.р., белоруски, местной).
«Как мы праздновали победу? Вот слушайте! Нас отпустили. А там в Красноярке работала мастерская, для армии готовили носки, перчатки, рукавички, а сестра у меня работала там. Я захожу, через порог перешагнула и кричу: «Победа!». Подошла к няньке и говорю: «Я домой пошла» «А чо?» Повернулась к женщинам, да и говорю: «Женщины! День Победы!» А они повскакивали с лавок: «Как день Победы?» «Нас отпустили, вот так и так!» Потом мы идем домой, радёхоньки, с ножки на ножку, 13 годков было, самый возраст был только играть… Сейчас где памятник стоит, тут стоял клуб. Подходим, гармошка играет, митинг прошел без нас. Кто плачет, кто песни поет! Гармошки, балалайки, гитары шумят, гремят! (3, Записано в селе Желяково Северо-Казахстанской области от Миланьниой Анны Никифоровны, 1928 г.р., русской).
Таким образом, можно отметить, что устные рассказы о войне не отличаются композиционной стройностью, логической последовательностью – они прерываются отступлениями, субъективными оценками своих командиров, друзей. Для повествования характерны разные стили: если речь идет о конкретных эпизодах войны, то речь лишена эмоциональности, сохраняет стиль военного приказа и его выполнение. Совершенно другой стиль повествования – рассказ о себе, о предвоенной, короткой школьной юности. Описывая битвы, ветераны тяготеют к эпическому повествованию, подчеркивают их масштабность, решающее значение. Для воспоминаний характерны своеобразные зачины, в которых исполнители описывают малую Родину, указывают, откуда они родом, чьи они сыновья, сколько их было.
В композиции устных рассказов о войне можно вычленить сквозные мотивы, например:
- воспоминания о детстве, юности, о родных;
- описание военного эпизода, особенно памятного и незабываемого для рассказчика, окрашенного личными чувствами, эрудицией, опытом;
- ранения и забота врачей;
- характеристики военных друзей, восхищение их мужеством;
- работа и жизнь в тылу;
- голод и его преодоление;
- оценка войны и победы;
Е.С. Сенявская подчеркивает, что мемуары, в отличие от писем и дневников, написанные по прошествии часто довольно длительного срока и рассматривающие события прошлого «через призму времени», сохраняют яркую эмоциональную окраску в повествовании и оценках и позволяют воссоздать образ одного человека в разные периоды его жизни – в тот, о котором идет речь в воспоминаниях, и тот, когда эти воспоминания создавались. С этой точки зрения, особый интерес представляют мемуары, автор которых, с одной стороны, пытается с максимальной полнотой и точностью восстановить свои мысли, чувства и поведение в описываемый им период, а затем выражает свое к ним отношение, сформировавшееся на протяжении ряда лет, иногда – целой жизни [8].
Обратимся к воспоминаниям Моисея Ароновича Гендельмана, одного из старейших ученых Казахстана, доктора экономических наук, заслуженного деятеля науки РК и также участника ВОВ [5]. Его воспоминания отличаются логической последовательностью, стройностью, интересным изложением. С самого начала отчетливо выделяется мотив реализации статуса мирной (редкой) профессии и ученой степени на фронте, приводящий порой к комическим ситуациям. «В студенческие и аспирантские годы я много времени уделял марксистско-ленинской философии, математике, геодезии, немецкому языку. Все эти знания очень пригодились. Придя в часть убежденным коммунистом, я включился в выполнение оперативных заданий. Меня сразу же «разоблачил» командир части. Выслушав выступление на партсобрании, он в перерыве спросил: «Где работал?», и, услышав ответ «здесь, в сельхозинституте», непроизвольно произнес: «Сразу понял, не нашего поля ягода». И тут же отреагировал, назначив начальником приемной станции.
«Были и смешные моменты, о которых я позже вспоминал с улыбкой. Дело в том, что о наличии ученой степени я умалчивал, опасался бытовавшей поговорки: «Тут вам не университет, головой думать надо». Как позже рассказывал комиссар части, при чтении моей анкеты в Одесском военкомате он обратил внимание на знание немецкого языка, а ученой степени не заметил. И как-то раз на строевых занятиях командир построил взвод и приказал каждому написать в его блокнот любую фразу, чтобы отобрать писаря в штаб с хорошим подчерком. Я, выйдя из строя и подойдя к нему по правилам военного устава, начертал: « Младшему лейтенанту Калиниченко от кандидата сельскохозяйственных наук, доцента Гендельмана». Мой почерк был забракован, и я встал в строй».
Моисей Аронович вспоминает и другие военные события в мире, произошедшие в этот период, которые так или иначе повлияли на ход событий и военных действий ВОВ. В частности, трагические события в Перл-Харборе: «Вспоминается, как 7 декабря 1941 года я принес командованию части сводку радиоперехвата о нападении японских ВВС на военно-морскую базу США в Перл-Харборе. В ней сообщалось об уничтожении значительной части американского военно-морского флота. Я не заметил сопереживания у командования, а у солдат и офицеров эта весть вообще вызвала радостное воодушевление. Причины такой реакции были разные. Во-первых, это означало вступление США в войну с Японией, что помешало бы ей вступить в войну с советской армией; во-вторых, в политической работе с солдатами на часто задаваемый вопрос, почему не открывается второй фронт, часто ссылались на вице-президента США Трумена, которому принадлежали столь «дружеские» слова: «Пусть немцы больше убивают русских, а русские немцев, нам легче будет»; в-третьих, казалось, что это трагическое событие ускорит открытие второго фронта, что с нетерпением ожидали все, от рядового бойца до Верховного главнокомандования».
Также встречается мотив жестокого обращения немцев с больными и пленными советскими солдатами. «В Риге штаб нашей части задержался надолго. Оперативное подразделение, которым я командовал, занимало помещение психиатрической больницы. Рижане рассказывали мне, как гитлеровцы по-зверски поступили с больными. Эти нелюди их расстреливали, чуть ли не просто упражняясь в стрельбе». Но на войне происходят и различные комические недоразумения, приводящие порой к неожиданным последствиям: «Запомнился эпизод, заставивший меня единственный раз в жизни употребить русский мат. По своей гражданской профессии землеустроителя я легко пользовался топографическими картами и всегда держал на коленах планшетку. Так было и в этот раз. Но случилась ошибка: вместо девятикилометрового захватил пятикилометровый планшет. Взяв по карте расстояние до линии фронта в сантиметрах, я умножил на 10 км, в результате чего проехал расстояние в два раза больше и угодил под пулеметный огонь. Водитель растерялся, остановил машину и попытался выскочить из кабины. Пришлось вынуть пистолет и, выругавшись, заставить включить скорость и выйти из зоны огня. Обошлось».
Несомненно, на войне солдат очень подбадривало чувство юмора. «Радовались мы, воюя на германской земле в логове зверя. На дорогах всюду до сознания доходили слова плаката: «Воин, твой путь домой лежит через Берлин». Шутили: «Продефилируем через Берлин, заправимся бензином и домой». Известно, однако, что битва за Берлин была ожесточенной»; «Когда война закончилась, мы шутили: «Как же теперь без войны? Как-то непривычно! Солдатский юмор. Он всем помощник».
Следующий мотив – появление чувства гуманизма к противнику в конце войны: «Для объективности замечу: это чувство гуманизма, пришедшее к солдату на смену чувству ненависти к врагу, возникло не сразу. Ненависть к противнику в период войны воспитывалась у воинов всей политической работой, наравне с обучение искусству воевать. Вспоминаются уроки ненависти в многочисленных статьях Ильи Эренбурга, которые зачитывались «до дыр» солдатами и офицерами и которые М.И. Калинин приравнял к разящему штыку. Потребовалось время, чтобы солдаты привыкли к изменению ситуации». «Как-то пришлось мне увидеть группу немцев, остановившихся в каком-то сарае после похорон родственника. Любопытства ради обратился к ним с вопросом: как могла столь известная в мире своей культурой немецкая нация, родившая Бетховена, Гегеля, Маркса и других выдающихся философов, писателей, композиторов, допустить подобное варварство? Среди тех, к кому я обращался, нашлась женщина – бывший член социал-демократической партии, которая прокричала: «Мы бедные люди, это все гитлеровская партия. Мы не виноваты!» – в этом отрывке явно выражен мотив осуждения политики Гитлера обычными немцами.
Вспоминают участники ВОВ и о военной переписке. Моисей Аронович рассказывает о содержании, характере писем: «Наша военная переписка была обширной. Более 400 писем сохранила Александра Максимовна в дни войны и вплоть до моей демобилизации в 1946 году. Иногда через день, а в среднем – 2 раза в неделю, писал письма жене. В письмах, безусловно, выражены ностальгия, тоска по родным и близким, прежде всего по любимой жене и детям. В зависимости от состояния на фронте и личного настроения отличался и характер писем. В моих письмах фигурирует замена, псевдонимы разных подлинных названий городов и тем более районов нахождения. Военную тайну составлял путь продвижения наших войск. Письма написаны с учетом строжайшей цензуры. Мне были известны требования – не называть места дислокаций части, тем более не описывать конкретные характеристики того, что составляло содержание моей службы. В письмах я называю службу работой. В этих письмах много и личного. Они отражают любовь к жене и детям, к матери и сестрам, к Родине. Вера в победу и в чувства любимой жены красной нитью проходят через них» [5].
Анализируя местный поствоенный мемуарный материал, мы пытались на конкретных примерах показать правомерность отнесения его к разновидности устной народной прозы. Записанные спустя годы со дня той Великой войны, в памяти ее участников сохранены до мелочей исторические факты, обрастающие признаками фольклорных произведений на уровне сюжетно-композиционном, языковом, предметно-изобразительном.
Среди перспектив изучения меморатов о войне, как и бытовых устных рассказов других тематических разновидностей, их подробное описание, классификация, сопоставление их устной и письменной форм, запись воспоминаний в многопоколенных семьях по нисходящей линии и, конечно, продолжение полевой работы и тщательная фиксация драгоценного наследия народной памяти.
Литература
1. Новиков Н.В. Советские фольклористы и современность // Проблемы современного народного творчества. Русский фольклор. М.-Л., Т.IX, 1964, С. 32.
2. Симонов К. Солдатские мемуары. Документальные сценарии. М., 1985.
3. Фольклорный архив Казахстанского филиала МГУ имени М.В. Ломоносова.
4. Записи, сделанные в Доме престарелых и в Государственном архиве г. Астаны.
5. Гендельман М.А. О мире, войне и о матушке-земле. Астана, 2005.
6. Гончарова А.В. Устные рассказы Великой Отечественной войны; Бараг Л.Т. Об устных рассказах, записанных в последние годы // Русский фольклор. Русская народная проза. Т. XIII, М.-Л.,1972; Проблемы современного народного творчества. Русский фольклор. Т.IX,1964; Русский фольклор Великой Отечественной войны. М.-Л.,1964.
7. Чистов К.В. К вопросу о принципах классификации жанров устной народной прозы // Фольклор. Текст. Традиция / Сост. К.В.Чистов. М., 2005. С. 50.
8. Сенявская Е.С. Человек на войне. Историко-психологические очерки. М., 1997.
Статьи по теме: «Моисей Аронович Гендельман» (к 100-летию со дня рождения)
