Впервые о рукописях об эпическом герое тюрков Коркуте стало известно в Европе благодаря открытию немецкого ученого Рейске, познакомившегося с рукописью в Дрезденской библиотеке. Она написана арабской вязью и называется «Книга моего деда Коркута из племени огузов».
Рукопись состоит из двенадцати сказаний о древнем мудреце Коркуте, но о нем самом говорится мало, преобладают материалы о быте, традициях, женщинах огузского племени и современниках героя: Байындар-хане, Салор-Казане и Дерсохане.
На Востоке, особенно в Средней Азии и Казахстане, имя Коркут-ата известно с незапамятных времен как поэта, мудреца, музыканта, автора знаменитого «Кюя Коркута». В сказаниях казахов Коркут олицетворяет идею бессмертия и извечной борьбы человека со смертью, борца за счастливую жизнь на земле. До ХХ века многие казахские народные композиторы, а также абызы исполняли знаменитый «Кюй Коркута» на кобызе. Родиной эпического героя Коркута-музыканта считается Южный Казахстан. Его могила, полагает проф. С. Балмуханов, находится вблизи станции Коркут-ата, Кармакчинского района Кзыл-Ординской области на берегу Сырдарьи.
Казахские предания о Коркуте впервые были изданы А. Диваевым в 1899 г. и зафиксированы Ж. Кастанье и В. Радловым. В этих публикациях Коркут-ата трактуется как святой (аулие) в числе легендарных христианских и мусульманских святых, таких, как пророк Соломон, Давид и среднеазиатские шейхи: Арстан-баба, Сунак-ата, Аулие-ата. Но не как баксы (шаманов), как считает Х. Короглы. «Аулие» - звание, присваиваемое мусульманским святым, а не шаманам.
Слово «баксы» у разных народов имеет разное значение. Вот что пишет крупный знаток этнографии Средней Азии А. Диваев: «Слово «баксы» известно не только киргизам (казахам), у которых значит лекарь, колдун, но и другим народам урало-алтайской семьи: у манчжур баксы значит учитель, наставник, ученый, мудрец, лама, у монголов - учитель, наставник, а в джагатайском языке также певец, хирург, музыкант». Таким образом, «бахси», «бахши» у большинства народов означает учитель, певец, музыкант, а у казахов - колдун, лекарь. В понимании казахского народа Коркут-ата это не только колдун, а главным образом мудрец и музыкант, поэт, философ, защитник интересов народа. Х. Короглы, называя Коркута баксы, ссылается на замечания Ч. Валиханова и причитания, приведенные А. Диваевым. Но если внимательно читать песню баксы, данную А. Диваевым, то можно заметить, что первая часть обращение к мусульманским святым.
«О, Сулейман, пребывающий у истоков воды.
О, мужественный Хорхут, властитель низовьев воды»
Вторая часть призыва баксы обращена к своим духам и тотемам (джины, пери и др.).
«Да кружусь вокруг тебя каракус (коршун).
Лети ко мне, озираясь вокруг себя...» и т. д.
Так, в книге приводятся многочисленные причитания различных баксы с именами глав своих духов, например, Карамана, Досыбая, Толыбека. Но среди них не упоминается имя Коркута. Шаман, баксы, - писал Диваев, - собирает всех своих джинов и пускает их, якобы, в бой чтобы не осрамиться и чтобы лечение его удалось, он обращается с усердной мольбою к богу и ко всем известным святым, называя их по именам.
Становится ясным, что Коркута они признают как мусульманского святого и как шамана. Х. Короглы, видимо, имел в виду строки из обращения к Коркуту. «Разве ты не пирь баксыев!»? Но слово «пирь», тут же поясняет А. Диваев, от персидского слова «глава монахов», основатель религиозного ордена, а у народов Средней Азии и Казахстана «пирь» или «piri»- духовный покровитель.
Кобыз смычковый инструмент, согласно древней легенде казахов, был изобретен самим Коркутом, который играл на нем всю жизнь, исполняя свои музыкальные произведения. Кроме этого, в литературе имеются сведения, что могила, видимо, другого Коркута, государственного деятеля, находится в Дербенте.
Академик В.В. Бартольд пишет, что известному путешественнику Олеарню показывали в Дербенте могилу известного патриарха Коркута, хранителя народной мудрости, с которым связан целый эпический цикл. Теперь предания о нем в Азербайджане персидском и кавказском нет. В то же время, продолжает Бартольд, имеется якобы и могила имама Коркута. Бартольд высказывает сомнение по этому поводу. Возможно, эта могила однофамильца, жившего позднее.
Коркут выходец из огузского племени, кочевавшего на Сырдарье. По-видимому, он жил в IX-X вв. Легенда о нем распространилась среди многих тюркоязычных народов: казахов, туркмен, азербайджан, узбеков, турков и др. Многие слова из поэмы «Коркут-ата», например, жолдас, ару, ант, бедеу, дак, карындас, емшек, тос, тундук, торгай, жылкышы и другие, бытуют в современном казахском языке.
Поэма о Коркуте в ХІІ в. проникла к народам Средней Азии и Малой Азии. Сохранилось два экземпляра рукописной книги «Дедем Коркут». Менее полный текст в объеме шести сказаний на кипчакском наречии находится в библиотеке Ватикана в Риме, другой более полный (12 сказаний) на огузском наречии в Дрездене. Книга «Дедем Коркут» состоит из 12 частей (120 стр.), в ней описана жизнь огузских племен и борьба огузских богатырей с «неверными». Коркут-ата считается мудрым советником, знатоком истории у всех огузов. Однако легенда казахского варианта о Коркуте отличается от среднеазиатского более подробным описанием личности самого Коркута. «Замечу кстати, - писал акад. А. Н. Кононов, что «Родословная туркмен» должна быть обязательно привлечена при изучении «Книги Коркут» как известный среднеазиатский вариант, значительно отличающийся в обрисовке личности самого Коркута от варианта кавказского».
Большим поэтом, мудрецом и государственным деятелем нарисовал Коркута в своей книге «Родословная туркмен» известный историк Абулгази Бахадур. Он отмечал, что «собрался весь огузский иль во главе с Коркут-ата - сыном Кара-ходжи (из иля) Кайы, с Энкеш-ходжой (из иля) Салор и Авашбан-ходжой и подняли государем Инала-Йавы, из народа Кайы. Визирем у него был Коркут-ата. И что бы ни сказал Коркут-ата, Инал-Йавы не отступал от его слов... Коркут-ата... был визирем при трех государях».
Инал-Йавы, Дуйлы-Кайы, Эрки (Туман-хан) — все потомки Огуз-хана. Абулгази писал, что Коркут-ата жил во время потомков шаха Аббаса, младшего брата матери Мухаммеда, они царствовали в Багдаде 500 лет. Далее приводятся стихи, которые принадлежали Коркуту. в них он описал столкновение между огузским племенем с врагом, который в VIII-X вв. заселял степи Причерноморья и часто воевал с кипчаками, огузами, и Византией.
«Пойдя навстречу, Салор-Казан схватил (их),
Его увидали ит-бечене и лишились рассудка от (страха).
Видел ли кто (таких) богатырей, беков, как Казан?!
Разбил он иль ит-бечене и вернулся (домой).
Лишь некоторые из них спаслись, испросив пощады.
Видел ли кто (таких) богатырей, беков, как Казан?!
Райятам из тюрок и туркмен, арабов (и) персов,
(Всем) мусульманам Казан оказывал покровительство»
Песня заканчивается строками:
«Странник Коркут, знай, теперь ты скоро умрешь;
Сотвори молитву за счастье Казана!
Караван ушел, ты сильно запоздал, отправляйся в путь!
Видел ли кто (таких) богатырей, беков, как Казан?!»
Многие исследователи книги «Коркута» приурочивают ее создание к VI-VIII вв. Эта дата не вполне соответствует исторической действительности. Во-первых, текст поэмы начинается с обращения Коркута к единому богу Аллаху. Значит, Коркут мог жить только после возникновения Ислама. Во-вторых, Абулгази указывает, что Коркут-ата жил и творил спустя триста лет после пророка Мухамеда (около 570-632). Итак, Коркут-ата жил в конце IX - середине Х в., т.е. между 870-950 гг.
Из исторических данных следует, что Коркут-ата был визирем, поэтом, оратором, а в конце жизни признан мудрецом. Абулгазы приводит отрывок из своей книги, в которой весьма обстоятельно рассказывается о многочисленных достоинствах Коркута.
«У Дуйлы-Кайы (хан) был близкий родственник по имени Эрки. Он устроил поминки (по Дуйлы-Кайы). Весь огузский иль собрался на поминки; все беки во главе с Коркут-ата спросили: «Нет ли беременных среди жен хана?». Одна мамка (Дайа-хатун) выступила (вперед) и сказала: «Одна из жен хана беременна, и у нас есть надежда, что она скоро разрешится». Спустя несколько дней у хана родился сын... Эрки созвал народ на пир... Целый месяц, день и ночь, на (том) тое все, хорошие и плохие, предавались веселью. Старики забыли свой возраст, бедняки забыли свою бедность, богачи забыли о смерти.
Огузский иль сказал Коркуту: «Дай этому мальчику хорошее имя». Коркут-ата сказал: «Пусть его имя будет Туман-хан». Народ сказал: «Дай имя лучше этого». Коркут-ата ответил: «Нет имени лучше этого. В тот день, когда умер Дуйлы-Кайы-хан, наш юрт охватил туман и наступил мрак. [Во-первых] этот мальчик родился во (время) тумана, и поэтому я дал ему имя Туман. И, во-вторых, от (всего) сердца я желаю ему счастливой судьбы, и потому даю (ему) имя Туман, ибо туман долго не держится, он скоро проходит. Туманный день станет солнечным, после тумана не может не быть ясного дня. Туман, который недолго держится, я уподобил юности этого мальчика, а солнце (появившееся) позднее, я уподобил счастливой и долгой жизни этого мальчика, когда он, став взрослым, воссядет на троне своего отца». ...И еще весь народ, во главе с Коркутом, сказал Эрки: «…Туман твой собственный сын. Садись на место твоего старшего брата Дуйлы-Кайы и правь ханством, а когда Туман станет джигитом, ты сам прекрасно знаешь, что ты должен ему дать...».
Туман стал джигитом. Люди, которые служили еще Дуйлы-Кайы-хану, обратились к Туману с (такими) словами: «Царство тебе досталось в наследство от твоего отца. С согласия всего народа оно временно было поручено Коль-Эрки с тем условием, что, когда ты станешь совершеннолетним, оно должно быть передано тебе». Туман приказал через одного человека передать эти слова Коль-Эрки. Коль-Эрки, услышав эти слова, передал (их) Коркуту наедине, и по его совету, созвав лучших людей иля, устроил великий той. Коль-Эрки-хан посадил Коркута на почетное место (тор) в кибитке и, преклонив колено, поднес (ему) чашу с кумысом. После того как Коркут выпил кумыс и все поели, Коль-Эрки сказал: «О иль и народ, вы все знаете, что царство по праву принадлежит Туману. До сего времени Туман был молод, а потому я правил делами. Теперь Туман стал зрелым джигитом, и я передаю ему престол его отца».
Весь народ сказал Коркуту: «Судьба хана и всего огузского иля в твоих руках, поступай так, как найдешь нужным». Коркут, услышав эти слова, послал человека привести Тумана и, усадив его на середину кибитки, сказал: «Отец твой умер, ты остался малолетним. Коль-Эрки был тебе отцом и старшим братом. С (твоим) появлением на свет и до сего времени он, приложив много усилий, вырастил тебя хорошим (человеком). И венец, и престол, и иль, и весь юрт твои».
Этот замечательный рассказ о Коркуте свидетельствует о мудрости и дальновидности Коркута, решавшего самые сложные государственные дела, о могуществе и влиянии Коркута над всем огузским элем, об обычаях — поминках, свадьбе, о традициях, которые бытуют до сих пор у народов Средней Азии и Казахстана. Из дальнейшего рассказа Абулгази видно, что огузский эль при Коркуте занимал территорию Туркестана, Янгикента, Таласа и Сайрама, а сам Коркут жил в горах Казы-Курт, недалеко от современного Чимкента.
Коркут - эпический герой многих тюркоязычных народов. Эта популярность послужила основанием для различных толкований о его родине. Остановимся подробнее на суждениях Х. Короглы по данному вопросу.
Х. Короглы в своих статьях обстоятельно рассмотрел материалы, посвященные Коркуту, и дал полную библиографию исследований о нем советских и зарубежных авторов. Его работа является достойным вкладом в изучение героического эпоса о Коркуте. Но, отмечая положительную сторону данных изысканий, нельзя оставить без внимания некоторые упущения и неточности. Автор относит сказания о Коркуте только к истории азербайджанской литературы и обходит молчанием исторические сочинения, летописи и хроники всемирно известных восточных историков Рашид-ад-дина, Абулгази и других, согласно которым родиной «Огуз-наме» считается Средняя Азия.
Абулгази, знаток истории народов Средней Азии, при составлении своего труда воспользовался восемнадцатью историческими сочинениями. Более того, он долгое время находился в огузском эле (у туркмен), которыми правил, а потому его сведения о Коркуте, а также о родословной огузов и их племен достоверны. О родине Коркута у Абулгази говорится следующее: «На восток юрты огузского иля простирались до Иссык-Куля и Алмалыка, на юг - до Сайрама и гор Казыкурт-таг и Караджик-таг, на север — до гор Улуг-таг и Кичик-таг, в которых медь добывают, на запад - до города Ианги-кент, что при устье реки Сыр, и до Каракумов. В этих названных местах они жили четыре пять тысяч лет...». Перечисленные горы и города, в том числе столица огузов Янгикент, локализуются на территории современного Казахстана.
Абулгази затем продолжает: «Ближе всех (других) илей к туркменам жили хатаи, канклы и найманы. Эти или стали нападать на оставшихся туркмен. (Туркмены) покинули все эти юрты: Иссык-Куль, Алмалык, Сайрам, горы Улу-таг и Кичик-таг и пришли к устью реки Сыр. Государя своего они посадили в Иангикенте, а сами летовали и зимовали по обеим сторонам Сыра. Жили они (там), пока не прошло десять поколений». «В то время в Ираке, — пишет далее Абулгази, - был кочевой народ - байындырский иль... Огурджик-алы ослушался повеления байындырского бека.. Со своим илем в тысячу кибиток он бежал из Ирака и пришел в Шемаху; девятьсот кибиток были салорских, сто кибиток - каркынских. Он хотел поселиться там, (но), боясь байындырцев, пошел в Крым...». Оттуда, по словам автора, они переселились в Итиль, после на р. Яик, а затем, убегая от племени канглы, пошли на Мангышлак и, наконец, к Балханским горам в Туркмении. Но недолго жили огузы в Шемахе, на территории современного Азербайджана.
Таковы исторические свидетельства о родине огузов. По-видимому, огузы, мигрировавшие в Переднюю Азию и Юго-Восточную Европу, принесли сюда со своей родины легенду о Коркуте,
Акад. Бартольд указывает, что «впоследствии название туркмен осталось за одними огузами; постепенно термин «огуз» как название народа был совершенно вытеснен словом «туркмен». Этимологию термина «туркмен» многие ученые объясняют по-разному - турк-и-комани (Вамбери), туркиман - тюрк-мусульманин (Немри), туркмян — я тюрк (Ф.А. Михайлов). Между тем нельзя забывать, что рукописи списков «Огуз-наме» как с преобладанием огузского диалекта, так и с преобладанием кипчакского наукой признаны исторически одинаково правомерными. Поэтому приписывать завершение «Огуз-наме» только предкам народов Азербайджана неверно. Довод в пользу данной версии - наличие легендарной могилы в Дербенте малоубедителен.
Специальную работу о Коркуте написал крупный знаток литературы Востока М.О. Ауэзов. Он исследовал казахские варианты легенды и сказания о Коркуте и заметил, что «имя Коркута сохранили в своем фольклоре казахи, узбеки, туркмены, каракалпаки, башкиры, азербайджанцы». В то же время он подчеркивает, что «Дедем Коркут» несколько отличается от образа Коркута казахской легенды».
В чем же видит М. О. Ауэзов различия? В казахском варианте Коркут не патриарх музыки (Куй-атасы), а ее родоначальник. К тому же он ярый приверженец всего живого, враг смерти, что считалось у мусульман богохульством, ересью. Коркут бежит от смерти, но везде перед собой видит могилу. На вопрос, чья могила, ему отвечают: «Эта могила Коркута!». В понимании народа - это не просто могила, а «неминуемое увядание всего живого». Коркут замечает упавшее дерево, пожелтевшую траву, останки птиц и зверей и размышляет: они когда-то были цветущими, молодыми, бодрыми, украшали жизнь, природу, а теперь все катятся в вечность, в забытье. И Коркут в умирании каждого существа видит свою смерть. Здесь налицо философско-эпическое размышление о сущности жизни.
Наконец, Коркут находит выход: покидает сушу и селится на воде Сырдарьи, расстелив ковер и взяв в руки изобретенный им первый инструмент - кобыз, он играет знаменитый «Коркуттын кюй». Вода несет его по течению, а «Кюй бессмертия» разносится далеко окрест, на берегу собираются животные и люди, все кругом с глубочайшим замиранием слушают его гениальную музыку, гимн жизни.
Коркут нашел бессмертие в песне, поэтому его философское резюме: тот, кто оставил после себя песни, — бессмертен!
М. Ауэзов рассматривает еще и другой вариант казахской легенды о Коркуте, в котором он встречается с Азраилом (Архангелом). По преданию мусульман Востока, Азраил отделяет душу человека от тела. Архангел принес с собой сундук, чтобы положить в него Коркута, но последний в разговоре перехитрил его, положил самого в сундук, крепко закрыл и бросил в воду. Архангел долгое время не мог выбраться из сундука. В это время люди, живые существа перестают умирать, все блаженствует и торжествует над смертью! Но однажды сундук поймал в свои сети старый рыбак, открыл его и выпустил Архангела. Тот тут же умертвил рыбака, с тех пор смерть гуляет по свету. Такова ирония: смерть взяла верх над жизнью.
М.О. Ауэзов заключает, что «Коркут самое главное героическое лицо в борьбе со смертью. И поэтому все баксы и шаманы, вступающие в схватку со смертью, при лечении больного первым делом обращались к духу Коркута, глашатая борьбы со смертью, и исполняли бессмертный его кюй. И этот кюй стал символом борьбы за жизнь, за защиту людей от болезни и смерти».
В мировой литературе и фольклористике имеются образы, подобные Коркуту, борющиеся со смертью, указывает Ауэзов, как Прометей - в греческой мифологии, Амран - в осетинской, Сидхарта - в индийской. Тема жизни и смерти, тема бессмертия все время остается злободневной в мировой истории. Этот сюжет мы находим в великих произведениях Востока: в поэмах Низами, «Искандер-наме», «Джами Искандер», в древнем эпосе o Гильгамеше.
Из сказанного следует, что эпические сказания о «Коркуте», «Коркуде», «Хорхуте», «Деде Коркуте» принадлежат в равной степени всем тюркоязычным народам, в том числе туркменам, казахам, азербайджанцам, узбекам, башкирам, анатолийским туркам. Средой, откуда ведут свое происхождение легенды, сказания и эпические поэмы о Коркуте, в первую очередь, были огузские и кипчакские племена Казахстана.
История донесла до нас по меньшей мере два разных образа Коркута. Это огузский (туркмено-азербайджанский) Коркут - реальное историческое лицо, глава Огузского эля, визирь трех ханов, государственный деятель, мудрец и поэт, впоследствии посетивший Мекку, возможно, ставший святым. И легендарный образ Коркута - великого музыканта, поэта, борца со смертью, певца вечной жизни, философа, обессмертившего свое имя в памяти казахского и других тюркских народов. Этот Коркут древнее, чем первый, и многие элементы сказания о нем, в частности образ борца за жизнь человека, презрение к смерти, поиски бессмертия, напоминают древние сказания о Гильгамеше и др. По-видимому, эта древняя реминисценция наслоилась на реальные исторические события и способствовала созданию компендиума, в котором образ Коркута шамана и азана совпал с образом государственного деятеля, визиря, советника, как об этом пишет Х. Короглы. Между тем имеются и такие исторические факты: например, даже такая, казалось бы, мифическая легенда, как сказание о Трое, потом подтвердилась археологическими раскопками доктора Шлимана.
Можно предположить в порядке гипотезы, что в основе легенд о Коркуте все-таки лежит два прототипа Коркута. Один, самый древний эпический Коркут казахского варианта это основоположник музыкального жанра кюев, исполняемых и сейчас почти всеми кобызистами и домбристами-казахами (могила его находится недалеко от г. Казалинска, Казахстан), и другой исторический Коркут «Деде Коркута» (IX—X вв.) — мудрец, государственный деятель древнего огузского племени (его могила предположительно в г. Дербенте, Азербайджан).
