О том, каким был казахский край сто лет назад, можно узнать из местных газет. Так, например, в газете «Степной пахарь» за 1922 год опубликована небольшая заметка «В Баян-ауле», в которой автор рассказал об общем состоянии дел в ауле.
Общее состояние.
В начале 20-х годов прошлого века Баянаул представлял собой большое полуразрушенное селение, с казахскими зимовками и юртами по окраинам. На улицах мертвая тишина, лишь в праздничные дни, заунывно раздавался звон церковного колокола. В церкви обычно не многолюдно, можно было увидеть 2-3 старушки или же столько же случайно забежавших малышей. По словам автора, батюшка ходатайствовал перед советскими властями предоставить ему какую-нибудь советскую работу, т.к. «прихода» совсем нет. Прихожане, в свою очередь, были настроены против попа, главным образом потому что он «служит без души», как говорили граждане. Видимо, на голодное брюхо поп плохо поет, смеется автор.
Экономическое состояние.
В экономическом плане район развивался с претензией на промышленный упор. В районе существовал, например, красочный завод, который, к сожалению, большую часть времени стоял без дела. Большую ценность представляли для района машина, локомобиль, паровой двигатель. Отдел местного хозяйства предполагал перебросить оборудование в Павлодар, использовать на электростанции, расширив городскую сеть электричества. Активно работала паровая мельница, несколько десятков ветряных мельниц на ходу, Виком (?) была сдана в аренду, также работал маленький, плохо оборудованный кожевенный завод.
В прошлое время большую роль играла Кояндинская ярмарка, куда съезжались купцы разных полетов: сарты, оптовики и розничные торговцы. Продажа и покупка скота носила массовый характер. В 1922 году эта ярмарка возобновилась и прошла довольно оживленно. В октябре также прошла «Покровская ярмарка». Название ярмарки не мешало бы переименовать, считает автор.
Почему бедны?
Раньше Баянаул считался одной из богатых казачьих станиц. Основным занятием являлось скотоводство и земледелие. Однако, по мнению автора, главным занятием «опричнины» (казачества) была эксплуатация казахского населения. Пользуясь отдаленностью уездного центра (около 200 верст дикой степи), казахи всецело были вынуждены подчинятся требованиям казаков. Казаки драли двойную шкуру с местных казахов за огород, за сенокос, выгон и прочее. Казах «из полу» косил и убирал луга, привозил на дом казаку, а последний лишь покуривал трубочку.
Нередко, «под случай» проходили и организованные грабежи казахов. Так, например, в 1916 году, пользуясь моментом отказа казахов идти по мобилизации в Империалистическую войну в тыловое ополчение, «опричниками» (местным казачеством) было разграблено много казахских аулов, уведен скот и изъято прочее имущество.
В тесном контакте с купцами улучшал свое «благосостояние» казак. Редкий хозяин имел меньше 300 голов скота. Росло хозяйство, копилось богатство, ходила казачка барыней в огород, имея в штате батрачек-казашек, вот так стонала под их гнетом казахская темнота.
Сейчас живут казаки бедно. Теперь нередко от них можно было услышать, что Советская власть разорила казаков.
Совершенно верно, Баянаульцы! Советская власть вырвала казахов из цепких лап казачества, призвала к порядку «опричнину» и, не привыкнув работать, казак остался у разбитого корыта.
Бытовая сторона.
В быту у казаков сохранились укоренившиеся ленивые привычки, доходившие до смешного: «Баба, дай корму скотине», «Баба, напой лошадей», «Баба, расколи дров». А хозяин в это время оставался лежать, вытянув на лавке ноги, или шел на собрание «шаткома», где, в кучку собравшись, «трудовики», во время сенокоса, вели беседы, собирая сплетни от Москвы по Баянаула.
Автор подчеркнул и другие плохие привычки казаков. Несмотря на то, что лесной бор был под боком, казак не только не «в силах» был заготовить дров для школы, клуба, приюта, но и дома. Даже имея в хозяйстве пару лошадей, он не запрягал повозку для доставки дров, а сжигал последние развалившиеся заборы. Хотя труд не был в почете, но настало время казакам самим работать. Один из казаков после двух дней покоса, показывая руки выше локтя, жалобно говорил: «Вот, все ожгло, видишь, как с непривычки тяжело работать». Только теперь, имея за собой четвертый десяток жизни, казак наконец-то узнал, как тяжело работать.
Если казачество обеднело, то, наряду с этим, вырвавшись от гнета, казах поправляет свое материальное положение, укрепляя оседлое хозяйство.
Удивительно культурно держит себя «некультурное» казахское население. Ни одного упрека, ни одного напоминания о прошлом оно не делало казаку. Иногда лишь к разговору вспомнит и сделает вывод: «Советская власть хороша».
