Путешествие Аткинсона по казахской степи. Часть 5

Аягуз был довольно большой казачьей станицей, маленькой крепостью с валами, но без пушек. Там также была батарея полевых орудий, 900 хороших конных казаков и незначительное число пехоты. Кроме командира войска, тут еще находился заседатель, который особое внимание обращал на дружественное отношение к кочевавшим поблизости родам. Ежегодно заседатель собирал у себя всех окрестных султанов к торжественному заседанию. Все чиновники очень скучали в этом уединенном поселении. От скуки тут пили много крепких напитков. На дороге Аткинсон встретил виноторговца, ехавшего в Аягуз с большим количеством вина и шампанского, которое никогда не бывало во Франции. Бутылку последнего в Аягузе продавали по 5 рублей.

Семейства многих казаков жили в Аягузе, и казачки сильно удивились неожиданному посещению англичанки. Из-за того, что отсюда можно было ехать только верхом, и на обширном пространстве приходилось путешествовать по степи, казачки старались уговорить мисс Аткинсон остаться у них, пока ее муж не воротится из Копальска. Но англичанка была намерена сопутствовать мужу. Тогда добрые жительницы Аягуза старались доставить странникам нужные им запасы. Одна женщина принесла сушеный хлеб, посыпанный солью, другая приготовленные полосы мяса, третья арбуз и т.д. Арбуз считался особой драгоценностью, потому что его привезли из Семипалатинска. Мисс Аткинсон обратила на него мало внимания, потому что чувствовала к нему отвращение, и не решалась отведать. Однако она была страстной любительницей воды, и во время путешествия ей пришлось испытать свое терпение, и понять адские мучения жаждущего.

От Аягуза путешественники ехали верхом, а вещи везли на двух верблюдах. Конвой состоял из трех казаков и пяти казахов. Казахи обычно охотно сопутствовали странникам. Время для них не имело большой цены, и их привлекало баранье жаркое, которым угощали всех путников по достижении аула вечером. Знать аулов оттого почти весь год разъезжала по гостям. При их посещениях никогда не били другой скотины, кроме баранов, причем гостям предварительно показывали живое животное, чтобы они убедились в его здоровье. Уже в первой юрте, где мисс Аткинсон ночевала, она убедилась в любви казахов к мясной и жирной пище. Гостеприимный хозяин принес им, как особое лакомство, чрезвычайно жирную похлебку, но путешественники отказались от нее, и хозяин передал похлебку казакам, которые опорожнили блюдо. Мисс Аткинсон была очень чувствительно поражена патриархальным традициям казахов по отношению к женщинам. При торжественном пиршестве они сидели вне круга ужинающих. Со своей стороны, казахи очень изумились, что иностранка была вместе со своим мужем.

Через несколько дней сносного путешествия, настала пора испытаний отважной женщины. Незадолго до восхода солнца все уже были в седле и с трудом ехали по холмам сыпучих песков. Лошади погружались в песок по колени, и, несмотря на позднее время года, солнце еще жгло. Нигде не было не только зелени, но и не было видно даже камней. Лишь местами встречались старинные курганы, сложенные из голышей, величиной в грецкий орех. Путь лежал по настоящей пустыне. Жажда водолюбивой англичанки беспрерывно возрастала. Почва степи содержала соль, и оттого пыль возбуждала горько-соленый вкус и делала жажду еще мучительнее. Тут внезапно путешественники увидели перед собой зеркальную поверхность озера, на берегу которого вздымались скалы и кусты, ясно отражаясь в воде. Мисс Аткинсон поспешно погнала лошадь, потому что у нее губы пересохли и покрылись корой соли. Сопутствующий ей казак советовал не спешить, чтобы не утомить коня. Изумленная путешественница указывала всаднику на прозрачную воду, но он угрюмо покачал головой. Англичанка мало-помалу убедилась, что перед ней марево. Она видела, как мнимая вода приближалась к ней на расстояние нескольких шагов, разливалась под ногами лошадей, и затем опять отступала вдаль. Караван взъехал на несколько углубленную равнину, покрытую корой белых соляных кристаллов.

На горизонте явилась темная точка, которая пробудила новые надежды измученных путников. Приблизившись, они увидели караван верблюдов с проводником. Мисс Аткинсон остановила их, и, протягивая кубок, просила воды. Но у каравана было много соли, но ни капли воды. Здесь не возили с собой воду в кожаных мешках, как у арабов. Казах брал с собой только кожаный кошель с кумысом, а казак водку, и жажду они переносили терпеливо.

Наконец, после обеда, увидели маленькое озеро и на его берегу аул. Казахи поприветствовали чужеземцев, но вместо того, чтобы ответить на приветствие, англичанка только кричала: «воды, воды!» и подала пустой стакан. В ответ ей опять покачивали головой. Вода в озере была насыщена солью и не могла утолить жажды. Стакан наполнили молоком, которое не могло уничтожить мучений путешественницы. На время тут остановились для отдыха. Аткинсон приготовил чай с водой, похожей на лондонское молоко, т.е. синевато-белой. Эта вода придала напитку особый, но не освежающий вкус. Покушали баранины и хлеба. Аткинсон и его спутники довольствовались этим, и лишь его жена твердила, что готова отдать весь мир за стакан свежей воды. Ее утешили вестью, что верст за 20 дальше есть хорошая вода. В 4 часа пополудни опять пустились в путь, направляясь на восток к Ала-Кулю.

Поздно вечером добрались до ожидаемой воды, но вместо живительного источника нашли воду, годившуюся лишь для приготовления плохого чая, но не для питья. Рано утром опять приступили к тяжкому странствованию. В этот день сыпучие пески сменились болотистой почвой. Довольно долго пришлось ехать по краю болота, чтобы достигнуть более твердой дороги. Впрочем, и тут лошади иногда глубоко погружались в трясину. В одном месте верблюд свалился посреди болота, и чтобы поднять его на ноги, пришлось снять всю поклажу. Аткинсон находился в отчаянии. Если в поклаже были все рисовальные принадлежности и бумаги, и эти вещи попортились, то он не мог достигнуть цели путешествия. Мисс Аткинсон высказала свои опасения об этом казаку Петрушке, который успокоил ее, отвечая: «Не беспокойтесь, барыня, это только наша поклажа. Если бы это было ваше добро, мы бы не дали бы ему свалиться!». Вообще, Петрушка был главным слугой Аткинсона. Как писала супруга англичанина, он непомерно лгал, или, как выражался Аткинсон в шутку, имел необыкновенно поэтическую изобретательность. Во всех случаях без исключения, он находил отговорки, и за словом ему не приходилось лезть в карман, что нередко очень забавляло путешественников.

Так, после нескольких часов путешествия, один из казахов рассказал госпоже Аткинсон, что между ним и Петрушкой завязалась драка. Это подтверждали подбитые носы и запачканная одежда. Когда казака принялись укорять за такой проступок, тот возразил: «Киргизы дали нам плохих лошадей, и оттого мы до сих пор в проклятой степи. Если бы у нас были казачьи лошади, мы давно уже переехали бы степь!». При этих словах, он со смехом ускакал. Оказалось, что при драке Петрушка сломал приклад ружья, данного ему Аткинсоном на сохранение. Казак забавно сыграл после этого роль кающегося грешника. Он говорил, что сожалеет о несчастии, потому что господин Аткинсон поручил ему оружие со словами: «Вот тебе ружье. Береги и храни его тщательно, как золото, как собственную твою жизнь, потому что оно драгоценнее всякого другого оружия!». Когда госпожа Аткинсон спросила, сказал ли ее муж такое красноречивое слово по-русски, так как она знала, что Аткинсон плохо объясняется на русском языке, Петрушка отвечал: «Да, барыня, он сказал так. Когда барин с вами, он мало говорит по-русски, а если вас нет, то он говорит отлично, даже гораздо лучше нас самих!».

До заката солнца опять не нашли ни глотка хорошей воды. На следующее утро показались снежные вершины Алатау при полном солнечном блеске. «Далеко ли до ближайшего аула в горах?» - спросила госпожа Аткинсон своих спутников. Петрушка отвечал, что 40 верст, другой казак полагал, что будет 80 верст, а казахи же откровенно сказали, что не знают, как далеко. Во всяком случае, не подлежало сомнению, что до гор нужно было добраться в один переезд, потому что до гор нельзя было найти ни капли воды. От раннего утра ехали беспрерывно до 4-х часов пополудни. Англичанка изнемогала от жажды. Муж уговорил ее попробовать взятый с собой арбуза, который он до сих пор очень тщательно хранил. Нужда заставила англичанку победить отвращение, и арбуз показался ей превосходным плодом, какого она еще никогда не ела. Опять сели на коней. «Далеко ли до аула?» - спросила путешественница у казаков. Теперь они откровенно признались, что не знают. Казахи же говорили, что аул находится за темно-синими выдающимися горами. Аткинсон же нашел, что до этих гор будет верст 40 или 50.

Передовыми послали казаха и казака. Им приказали приготовить в ауле все нужное для приема путешественников, и зажечь костер, который служил бы подъезжающим указателем пути при ночном мраке. О достижении аула засветло нельзя было и думать.

Солнце село, и вскоре после заката совершенно стемнело. Путешественники продолжали путь, удерживая принятое ими направление. Казахи ехали дальше, руководствуясь звездами, потому что нигде еще не показывался огонь. Воздух между тем свежел. Прошла уже полночь, било два часа, и бедная путешественница дрожала от стужи. При езде она потеряла накидку, и муж закутал ее в медвежью шубу, и сам завернулся в такую же шкуру. Англичанка не могла держаться в седле, и сошла с лошади, чтобы отдохнуть. Аткинсон дал ей немного рома, и только через полчаса путешественница опять немного согрелась. Казахи уговаривали ехать дальше, уверяя, что если станут медлить, и до восхода солнца не доберутся до аула и воды, то лошади, а вместе с ними и всадники, неминуемо погибнут. Мисс Аткинсон попыталась пройти несколько шагов, и затем опять села на лошадь. Через час езды, она объявила, что не может больше сидеть в седле, и просила мужа, чтобы он поехал в аул и прислал оттуда воды. С самого утра она съела только кусочек арбуза и выпила рюмку рома. В это мгновение раздался лай собаки. Они собрались с последними силами, и в 4 часа достигли аула. Путешественники восемнадцать часов кряду почти не сходили с седла. Несколько казашек с готовностью принялись отогревать путешественницу трением, и положили ее в юрте близ огня. Чай и с добрый кусок баранины после нескольких часов сна подкрепил странников. Англичанке сказали, что она перенесла труднейшие бедствия, и в утешение добавили, что ночной холод, на который она столько жаловалась, все-таки лучше дневного жара в степи. По случаю ей сообщили, что за несколько месяцев по тому же пути ехал отряд казаков, из которых погибли пять человек.

Первые шесть часов следующего дня путешественники ехали по глубокому песку. После этого они взобрались на возвышение со следами травы, и увидели перед собой обширную, углубленную равнину. Множество курганов и водяных каналов ясно указывали, что некогда эта местность была густо заселена земледельческим народом. В одном русле еще текла чистая, прозрачная вода. Леди вскрикнула от радости. Муж подал в ей стакан воды, заметив, что в ней есть волосы. Дама подавила брезгливость, и хотела вынуть волосы из воды, когда заметила, что они двигаются сами собой. Мнимые волосы были черви, и один из них длиной не менее двух футов.

Вскоре после этого подъехали к берегу реки Лепсы, где лошади и всадники освежились, а 20 сентября прибыли в Копальск, после 13-дневного странствования. Однако крепость Копальск в то время это не крепостные постройки с шанцами, башнями, воротами и подъемными мостами. Тогда ничего подобного в Копальске не было. Аткинсону пришлось внимательно осмотреться, чтобы найти дорогу через Каратау. Наконец, он увидел со склона этой горы, на равнине, близ речки Копала, несколько войлочных юрт, а возле них несколько углублений в земле, представляющих хижины. Вот какой была новая крепость Копальск в то время.

За четыре года до прибытия Аткинсона русский капитан Абакумов был послан с шестью орудиями и сотней казаков в Алатау заложить новое укрепление. Поручение казалось легко исполнимым, но на самом деле при перевозке батарее выпали огромные трудности. В песке колеса лафетов увязали по ось, труднее стала перевозка в болотах, у подошвы гор. Чтобы миновать болота шли в течение нескольких дней назад. В заключение надо было перелезть с пушками через крутую сланцевую гору Каратау вышиной в 7 000 футов. Абакумов преодолел гору, и поздней осенью достиг долины, лежащей между Каратау и Алатау. Он находился в землях Старшего жуза и в трех днях пути от китайского города Кульджи. Он не знал, нападут ли на него, оттого он избрал для поселения одно ущелье в Алатау, где он мог защититься против врагов. В этом месте протекал шумный горный поток, скалы образовывали естественные валы, а камни в реке были природным строительным материалом. Из таких камней казаки строили хижины, прикрыли их планками и ветвями со слоем земли, толщиной в фут. Окна состояли из деревянных рам, обтянутых тонкой шелковой тканью, а грубо срубленные двери были покрыты корой. В глубине ущелья находились расселины, поросшие травой и лесом. Там зимовали лошади. Оленей и косуль было много, и они были так безбоязненны, что в первое время, когда с гор стал свеваться снег в долины, казаки застрелили несколько оленей у дверей своих хижин.

В избранном месте можно было защищаться от копий, секир и ружей, потому что входы в долину были прикрыты орудиями. Но Абакумов не знал диких, непобедимых врагов горной природы. Ни один казахский род не осмеливался зимовать в ущелье. При наступлении зимы, кочевавшие толпы покидали горы, и отправлялись к берегам озера Балхаш, потому что в расселинах Алатау свирепствовали бураны. Уже в октябре несколько метелей предупредили казаков о том, чего им приходится ожидать. Затем 23 октября началась метель, не прекращавшаяся до 4 ноября. Снег носился густыми облаками и засыпал хижины, так что в полдень было темно как ночью. Сначала пытались прочищать дорогу лопатами. Вскоре, и это оказалось невыполнимым. Никто не смел выйти и на пять шагов за порог дома, не подвергая жизни опасности. Только когда снега навалило довольно высоко, узники прорыли ходы, чтобы установить между собой сообщение. До половины февраля метель повторялась несколько раз, и постепенно обнаружилось губительное ее влияние на людей и животных. После зимы 13 казаков были уже погребены, пали 57 лошадей, хотя животные имели некоторую защиту в лесу, и отрывали себе пищу под снегом.

Тогда выслали из Петербурга высшего начальника, чтоб выбрать удобное место для возведения более значительной крепости. После осмотра местностей, выбор пал на берег реки Копал. Туда отправили 500 казаков с семействами и еще 200 казаков, чтобы три года помогать при сооружении крепостных построек. Поселение требовало устранения немалых трудностей. На самом берегу реки растительность не отличалась большой роскошью, и только в начале весны земля покрывалась короткой травой, которая сгорала от летнего зноя. За лесом для построек и отопления ходили 35 верст к подошве гор, а затем еще верст 7 вверх по горному потоку через скалы. При прибытии поселенцев уже наступила осень. По рассказам подчиненных Абакумова, они знали, какова тут зима. Оттого всеми силами старались поскорее изготовить помещение для охраны людей и запасов от зимы. В то время, как большой отряд добывал в горах лес, другой закупал у казахов быков для перевозки. Многие должны были довольствоваться войлочными юртами или землянками, чтобы укрыться от непогоды.

Вот в каком состоянии Аткинсон застал поселение. Начальник новой крепости барон Врангель и остальные офицеры радушно встретили гостей и предоставили им юрту. Одна большая юрта служила общественной залой. Тут барон сидел, скрестив ноги на ковре, и курил из длинного турецкого чубука. Около него расположились инженер Байгонов, капитан Абакумов и еще несколько офицеров. Рассказывали разные анекдоты, пели русские и английские песни, а в заключение Аткинсон задал концерт на флейте, которой барон вторил на гитаре.

Кухонное отделение находилось в довольно плохом состоянии. В нем были только чай, мясо, рис и грубый черный хлеб. Овощей не существовало никаких, о яйцах и подобных предметах роскоши не было и речи, даже не имели масла и молока.

Аткинсон сообщил офицерам намерение проникнуть в снежные горы Алатау, чтобы срисовать виды. Ему советовали исполнить это дело как можно скорее, потому что в более высоких горных областях зима настает очень рано. Инженер хотел присоединиться к Аткинсону, чтобы приискать еще строевого и дровяного леса, а также найти удобный путь для перевозки его в поселение. Сверх того, к экспедиции присоединились еще несколько казаков и казахов, так, что в путь отправилось всего 17 человек.

Сначала пошли к месту, покинутому Абакумовым, и продолжали странствование вверх по долине, богатой зверями. В боковых долинах, поросших травой, подняли несколько стад оленей, которые убежали прежде, чем успели выстрелить по ним. Долина местами суживалась, а затем опять расширялась. Через большую расщелину, преграждавшую путь, пришлось перелезать, и после продолжительного странствования путешественники достигли живописной долины Коры. По эту сторону потока не было леса, почему следовало переправиться через поток стремительной реки. Такой переход нельзя было сделать иначе, как по пять человек вместе друг возле друга, держась взаимно за узды лошадей. В середине реки вода доходила выше седла, и пена брызгала в лицо. Большей части путешественников удалось найти повыше более удобное место для перехода. Все счастливо достигли противоположного берега, и собрались в хвойном лесу. Там решили устроить охотничий лагерь.

Часть путешественников принялась строить шалаш из тонких стволов и ветвей, а другие натаскали большой запас дров, потому что на ночь следовало защититься против нападения медведей, волков или тигров. Несколько человек отправились на охоту и вернулись вечером с обильной добычей. Они принесли олененка и двух прекрасных молодых оленей. Кроме того, они подстрелили еще большого оленя, которого не смогли притащить, потому что уже стало темнеть, и нельзя было идти по его следу. Надеялись отыскать его на другой день. Инженер искал лучших мест для перевозки леса, а Аткинсон осматривал живописные окрестности. Вечером у костра высушили промокшую одежду, заварили чай и изготовили жаркое, что произвело в странниках приятное расположение духа. Раздались охотничьи и солдатские песни. В промежутках между песнями слышны были звон колокольчиков пасущихся лошадей, шелест листьев от ветра и шум водопада. Бутылка водки разогнала последнюю тень уныния у более грустных казаков, которые, покуривая трубку, также принялись рассказывать разные случаи из охотничьей жизни. Между прочим, один из казаков, живший тут еще с Абакумовым в первое время поселения, сообщил, что однажды он с товарищем преследовал в горах, вдоль скалы, прекрасного марала и загнал его к пропасти. В то время, как охотники готовились стрелять, они заметили, что их добыча внезапно отскочила в сторону. Поэтому они полагали, что поблизости находится большое хищное животное. Сперва они думали, что там тигр, вместо которого почти возле них пробежали два медведя и бросились к оленю. Отчаянным скачком через пропасть он достиг уединенной скалы, на которой ему посчастливилось удержаться. В жару преследования один из медведей также скакнул и свалился в пропасть, где и разбился. Другого зверя застрелили казаки. Оленя легко было отличить по огромным его рогам. Казаки станицы стали считать его за священное животное, и в него не стреляли, когда он встречался кому-нибудь из охотников.

Преследование маралов было похоже на охоту за сернами, потому что горные олени также отлично лазали и нередко прогуливались стадом в 10-12 голов по крутой скале, ясно в виду. Если охотнику не удавалось подкрасться к животным и отрезать им путь в более высокую часть гор, то крайне трудно было застрелить очень боязливого и чрезвычайно быстрого оленя. Аткинсон рассказывает, что иногда он рано утром подмечал на горном склоне оленя, несколько часов окольным путем подбирался к нему, и приближался до того, что видел над скалами большие рога животного. Затем он подползал, держал ружье наготове, видел глаза животного, прицеливался и спускал курок. Случалось, что плохой пистон уничтожал все эти старания, на которые тратилась половина дня. Олень, вспугнутый щелканьем курка, пускался бежать со всех ног и лишал охотника обеда. Горный баран был столь же боязлив и лазал не хуже каменного барана. До медведя тоже было трудно добраться. На многих охотах Аткинсону не удавалось убить ни одного медведя и ни одного тигра - животного здесь вовсе не редкого. Оба эти зверя старались уйти от человека в лабиринт скал.

Особенно много охотничьих рассказов сообщил один старый казак, который много преследовал зверей в Алтае, и имел на теле не один рубец, оставшийся от удара когтями медведя, на которого он ходил с ножом в руках. Охотник сообщил, что в Алатау одинокому охотнику приходилось плохо, когда он встречался с разбойниками, что многие его товарищи попали в руки грабителей и были проданы в неволю. Они отправляли пойманных в Бухару, Ташкент или Коканд, откуда им никогда ни удавалось уйти. Позабавившись его рассказами, каждый лег под крышей из ветвей близ огня и заснул. Из предосторожности, спящих сторожили двое или трое, которые сменялись каждые два часа. Рано утром все были на нотах и наслаждались прекрасным видом горы, которые отличались особой прелестью игры цветов при свете восходящего солнца. Внизу долины и ущелья скрывались в серовато-синем тумане и тени. Высоко над нами снежные вершины Актау и Алатау блестели золотисто-розовыми оттенками утренней зари, а затем и ярко озарились лучами посреди темно-голубого неба.

Аткинсон и его спутники несколько дней кряду осматривали долину Коры и открывающиеся в ней боковые долины. Инженер нашел не только лес, но и места, более удобные для его перевозки. После этого живописец остался еще на несколько дней в горах со старым казаком и несколькими охотниками, чтобы осмотреть верхние горные долины. Всего более затруднений представляли переходы через потоки, особенно после полудня. Днем снег от солнечного зноя таял, отчего к 4 часам пополудни реки раздувались до 9-ти часов вечера, а затем их уровень опять понижался. Каменные породы гор были различны. Гранит, порфир и сланец сменялись известняком. Почти везде ущелья отличались дикостью. В одном месте Аткинсон увидел ручей, свергавшийся с высокой скалы в котел известняка, где вода исчезала посреди хаоса камней. Довольно далеко оттуда ручей являлся снова, но воды в нем было вдесятеро больше, чем прежде. Вероятно, количество влаги увеличивалось подземными притоками.

С высоких горных склонов лавины свергались к долинам, помечая путь разрушением. Еще страшнее были следы силы природы там, где сползала земля или обрушались горы. Отдельные скалы круто вздымались столбами до страшной высоты, , а целые хребты были иногда изорваны пилообразно. Не менее грозно там свирепствовали бураны. Проникнув из широкой степи в узкие ущелья, они искали выход. В одной долине Аткинсон увидел целый поломанный хвойный лес с деревьями, вырванными из земли и разбросанными в беспорядке. Побелевшие стволы были отчасти поломаны, а сучья расщеплены, и по этим остаткам разрушения с трудом могли пробраться на лошадях.

Между тем путешественники встретили в долине Коры пять высоких столбообразных скал, которые одиноко выдавались у подножья горы и поразительно походили на обелиски. Две такие скалы стояли довольно отвесно, три - наклонно, а шестая лежала на земле. Возле рос молодой ельник. Казахи, сопутствовавшие Аткинсону, приблизились к этому месту со страхом, и сообщили ему следующее:

«Некогда в горах господствовала большая толпа диких духов, которые свирепствовали особенно в долине Коры. Они беспрерывно вели войну с духами смежных степей Тарбагатая, Балука и Великого Гоби. Они нападали из ущелий и никогда не оставляли соседей в покое, так что последние едва не предались отчаянию. Сверх того, горные духи становили на высочайшие вершины скал караульщиков, чтобы видеть, не предпринимают ли мучимые степные соседи против них похода. Если степные духи действительно шли против горных, то их спокойно пускали до узкого ущелья Коры, и тут засыпали дождем обломков скал, так что редко кому удавалось спастись от погибели.

Наконец обитатели степей Гоби, Тарбагатая и Балука соединились, чтобы истребить духов Коры. Для упрочения успеха похода против страшных чудовищ, они обратились к черту (шайтану), прося его помощи. Дьявол обещал явиться на помощь в надлежащее время.

В условленный день войско пошло против духов Коры. Сторожа сообщили о приближении рати, которая, по-прежнему, беспрепятственно вошла в долину Коры. Горные духи, по обыкновению, заняли засады, чтобы встретить пришлецов дождем скал и лавинами. Но тут заметили еще несколько отрядов, приближающихся сбоку и с тылу. Горные духи предались сильнейшей ярости и принялись биться с действительным отчаянием. Осколки скал, снежные лавины, обломки ледников и древесные стволы так и летали, а крики бьющихся были ужасны. Горных духов оттеснили до того места, где теперь стоят столбы. Тут они держались крепко, и едва не привели нападающих в отчаяние, когда наконец явился шайтан с обещанной помощью. Горные вершины обложились черными тучами, а по воздуху с воем неслись легионы ада. Засверкала молния, и раскаты грома заглушали боевые крики. Повалились раскаленные скалы и уничтожили духов Коры. Столбы в долине означают могилы погибших духов. По ночам они доныне шалят здесь, и ни одно казахское племя не осмеливается поместить тут свой аул или пасти стада. Один султан дерзнул было поставить свою юрту у могильных камней духов, и принялся пировать со своими подданными. В то время, как чаша кумыса переходила у смельчаков из рук в руки, внезапно разразилась буря и посреди грома раздался страшный голос: «Дерзновенный, ты осмелился вступить на наше священное место и осквернить его, за это тебе смерть!». Несколько подданных, стоявших вдали, видели, как опустился страшный огненный меч, который убил султана и его спутников. Они потом подошли к трупам, погребли их и возвели над могилой курган, который еще поныне виден близ могил духов»

Казахи были вполне убеждены в достоверности подобных сказаний. Аткинсон при вечерних сумерках возвращался мимо гробниц духов, и его спутникам все мерещились привидения и черти. По приключению, случившемуся за несколько лет, Аткинсон знал, что над суеверием казахов насмехаться не следует. Верстах в семи от одной казачьей станицы находился старинный курган, который считался у казахов святыней. Пастухи или обходили его, или подступали к нему лишь босиком. Там жила Белая Женщина, которая наказывала всякого, кто оскорблял святость ее местопребывания. Казахи говорили казакам, что скотина, забредшая на курган Белой Женщины, непременно гибнет, и даже дикие звери не освобождались от влияния священного места. Один казак пикета посмеялся над сказкой, и обещал на днях посетить Белую Женщину и переночевать у нее. Обещание свое он исполнил и благополучно воротился к пикету, не увидев ничего, кроме старого кургана и разложенных вокруг него камней. Через несколько недель вольнодумец отправился с ружьем за плечами на охоту, но не воротился ни вечером, ни в следующие дни. Товарищи казака отправились на поиски, и один из них предложил съездить к Белой Женщине, чтобы посмотреть, не посетил ли он ее опять. К прославленному месту подъехали, не замечая ничего особенного, но когда приблизились к кургану, то с ужасом увидели на одном из первых камней человеческую руку, на следующем - другую, на третьем - голову, в которой немедленно узнали пропавшего казака. Все члены охотника были изрублены и разложены на камнях. Поблизости лежало заряженное ружье, и никак не удалось узнать, кто был убийцей. Казахи спокойно отвечали: «Белая Женщина наказала дерзкого осквернителя ее святыни».

Аткинсон с несколькими спутниками отправился вверх по долине Коры до снежной области, между тем как старый казак и два охотника пошли в сторону за дичью. Аткинсон дошел до места, где горный ледник вдвинулся в ущелье. Тут лежали обломки скал и льда. Затем видна была сплошная масса льда толщиной в 30 или 40 футов, посреди которой пробила себе путь река. Далее долина сужалась, и зеленоватого цвета лед утолщался до ста футов. Ледяные стены по бокам нависли над рекой, и наконец сомкнулись, скрывая под собой воду. Далее нельзя было ехать верхом. Англичанин слез с лошади, и пошел далее пешком. По сторонам ледяного ущелья выдавались горные скалы отвесными столбами, которые оканчивались пилообразными вершинами. При повороте перед путешественниками открылся вид моря ледников в 20 или 30 верст длиной. Во льду было множество трещин и расселин, затруднявших странствование. Мелкие осколки и края блестели на солнце, как алмазы кругом взгромождались исполинские горные вершины, покрытые льдом и снегом, и только местами выдавались темные скалы, пробивавшиеся сквозь белую оболочку. Реки более нельзя было ни видеть, ни слышать. Ледник имел столь значительную толщину, что сквозь него не проникал шум потока. Аткинсон полагал, что если бы он прибыл сюда месяцем раньше, то предпринял бы путешествие к более высоким горам, видневшимся вдали, но в это время года ежедневно можно было ожидать зимней бури, против которой человеку бороться невозможно.

Маленькое общество уже несколько дней осматривало боковые долины Коры, когда заметило признаки перемены погоды. У вершин стали собираться тучи и постепенно опускаться к долине. Всякий знал, что это предвещало бурю и непогоду. Но путешественники находились еще в горах, и оттого обратно к Копальску можно было дойти не ранее утра, а пока довольствоваться тем, что поздно вечером добрались до старого места отдыха в лесу, где можно было несколько защититься от бури. Посреди ночи спящие пробудились от грохота разразившейся грозы. Ветер завывал в ущельях и навевал кучи снега. Утром нельзя было пуститься в путь, потому что снег лежал слоем в фут, а местами ветер взбил его кучами. Застигнутые непогодой имели запас дичи, а когда ветер стих, они набрали дров и налупили коры, чтобы лучше прикрыть шалаш. Скоро ветер возобновился, пошел снег и разразился буран. Толстые деревья сваливались по сторонам долины, и по воздуху летали обломки сучьев. Непогода не прекращалась четыре дня и четыре ночи. Наконец, небо прояснилось, и начался сильный мороз. Путешественники пустились в дорогу, но с большим трудом могли найти ее на переходах, занесенных снегом, и на обледеневших скалах.

Прибыв в Копальск, путешественники узнали, что и здесь свирепствовала непогода, но шел лишь дождь, а не снег. Сараи для припасов были уже готовы, а жилье строилось очень прилежно. Для Аткинсона и молодой его жены, казаки на скорую руку срубили маленькую избу, потому что юрта плохо защищала от зимней непогоды.

Опять наступила теплая погода и соблазнила Аткинсона отправиться с несколькими казаками в восточную часть гор, к реке Беану. Казахи обратили его внимание на эту область рассказами, по которым следовало полагать, что там происходили некогда вулканические извержения. Аткинсон нашел тут живописную долину со страшными пропастями и причудливыми скалами, но никаких следов вулкана. В одну пещеру, про которую казахи рассказывали ужасные вещи, нельзя было проникнуть по обилию снега, уже лежавшего в горах. Вся верхняя часть Алатау уже покрылась снегом, и только на нижних склонах и долинах было лето. Осенний оттенок листьев, увеличивал живописность видов, а снег заставил зверей спуститься в долины. Оттого ночью часто слышали завывающих волков. Впрочем, звери не выходили из кустарника, и потому не удалось убить ни одного из них. Однажды утром Аткинсон пошел со старым казаком по следам волков. Оба два часа лазали по горам и достигли открытой долины, над которой парили два больших черных орла. Казак заметил, что это признак близости зверей. Действительно, вскоре Аткинсон увидел трех волков у загнанного ими оленя. Волки собирались съесть его, а англичанин уже приложился, чтобы застрелить одного из волков, когда казак отвел его винтовку. Орлы напали на волков. С быстротой молнии они спустились, и каждый вцепился в одного зверя. Когтями одной лапы птица впилась в зашеек волка, другой в спину, а острым клювом принялась раздирать бок воющего хищника. Третий волк, перепугавшись, пустился бежать. При выстреле орлы улетели, а охотники без всякого труда добыли два волчьих меха и большого оленя. Старый казак принялся рассказывать, как орлы нападают на каменных баранов и аргали, уносят их детенышей, и ударами крыльев сбрасывают взрослых животных в пропасти. Известно, что то же самое рассказывают об орле-могильнике и альпийском ягнятнике.

Бураны стали сильнее и продолжительнее, отчего путешественники прибыли в Копальск. Домик Аткинсона построили, и он немедленно переселился в него. Кроме двух столов, англичане получили скамью и кресло, единственное во всем селении. Кровать состояла из нескольких досок, положенных на два чурбана, а постель из войлока. Несмотря на это, путешественники были рады такому убежищу. Через неделю, 4 ноября, у Аткинсона родился сына, и молодая мать назвала его Алатау, в честь гор, и Тамчибулак, в честь близлежащего источника. Этот источник находился в особой долине Алатау, образующей круглый котел, по отвесным стенам которого стекали тысячи мелких струек.

Казачьи семейства в укреплении находились в плачевном состоянии. Лишь немногие успели устроить себе сносные жилища. Во многих сырых хижинах, имевших не более 12 футов длины и ширины, жили по 10 человек. К довершению бедствий, во время долгой зимы развился между обитателями Копальска тиф. Для больных был построен лазарет напротив дома Аткинсона. Туда перенесли заболевших, но из семи пятеро обычно умирали, отчего казаков появилось убеждение, что дорога в лазарет - надежный путь к могиле. При таком предубеждении они сопротивлялись идти в больницу и предпочитали умереть в кругу родных. Вследствие этого губернатор был вынужден каждое утро осматривать все дома, чтобы уводить больных насильно.

Бураны повторялись теперь чаще, и один из них продолжался 11 дней, уничтожая сообщение между жителями. В горах находилось 150 человек, занятых рубкой леса. Они хотели отправиться в Копальск с большим транспортом леса, когда разразились бураны. Погода заставила их перейти в горные долины. К счастью, они имели с собой много съестных припасов и дров. Отряд казаков, высланный после бури, нашел их здоровыми. В декабре наступили сильные морозы. Тогда Аткинсон и охотники отправились на охоту в горы. Охотники избрали целью своих странствований восточную долину, где зимовал казахский купец Миндабай. Тут Аткинсон убедился, что курение опия распространилось и за пределы Китая через купцов. Хотя ввоз опия был запрещен законом, контрабандистам удавалось возить вредное вещество. Долина, обитаемая Миндабаем, славилась обилием фазанов. Охотники целый день пробирались в снегу и чаще, но вернулись, не увидев ни одной птицы. Следующий день был удачнее. В болотистой части степи принялись искать кабанов, и нашли одного у болота, которое не замерзло вследствие близости теплого источника. Животное зарылось в снег, прорылось в нем и вышло близ казаков, которые напали на него. В снегу трудно было увернуться от страшных клыков, и кабан пал, когда лишь в него всадили девять пуль.

Молодой Тамчибулак был слабым и нежным ребенком. Сначала казалось, что он вовсе не кричал, за что его очень полюбил губернатор Врангель. Барон подарил ему на платье кусок синей шелковой материи. Лишь перед наступлением бурана мальчик начинал беспокоиться, и служил матери вестником дурной погоды. Однажды ребенок кричал весь день. К Аткинсону зашли жены офицеров, и сказали, что младенца нужно запечь. Вот что пишет госпожа Аткинсон об этом случае своей подруге: «Если бы вы услышали о пироге с ребенком у людоедов, то это нисколько не удивило бы вас. Но казаки и киргизы не волки и не людоеды, тем не менее, у них в буквальном смысле слова запекают трудных младенцев в пирог начинкой. Делают достаточное количество крутого ржаного теста, обертывают им больного ребенка, оставляя отверстие для дыхания, и суют в вытопленную печку. Дверцы печи закрывают. Через несколько минут, когда тесто довольно прогрелось, маленького больного вынимают».

Аткинсон провел Рождество в кругу русских друзей, тем не менее, праздники окончились для него очень неприятно. Один из офицеров предложил Аткинсону вечером прокатиться по степи в санях. Сани состояли из грубо сплетенной ивовой корзины на здоровых полозьях. Для кучера была спереди лишь узкая дощечка. Из учтивости офицер дал гостю сесть первым. Едва Аткинсон успел поместиться в корзину, как тройка взбесилась и понесла. Казак свалился с козел, вожжи летали по воздуху, а сани с англичанином понеслись прямо к длинной, глубокой расселине, проходившей на расстоянии 2-х верст от селения. Аткинсон держался руками за края корзины, чтобы не выпасть. Выскочить он не смел, боясь, что его одежда зацепится за прутья корзины, и лошади заволокут его до смерти. Каждую минуту бешеная тройка приближалась к расселине. Аткинсон знал, что его друзья поспешат за ним верхом на помощь, но был убежден в невозможности догнать сани ранее, чем они достигнут ущелья. Англичанин уже видел перед собой расселину, но лошади внезапно поворотили возле пропасти. При повороте, полозья до половины съехали через край пропасти, и жизнь седока висела на волоски. Бешеные лошади продолжали бежать вдоль расселины, и доскакали до места, где лежал сваленный строевой лес. Сани стало кидать во все стороны, но тут лошади остановились, потому что вожжи зацепились за бревно. Друзья Аткинсона подъехали к нему, и проводили до дома. При этом катанье, Аткинсон сильно сдавил себе палец. Живописцу советовали сходить в баню. Яма с горячими камнями заменяла комнату, а войлочные одеяла представляли крышу. Вскоре помятый палец зажил, и Аткинсон мог играть на флейте.

Чтобы сделать скуку однообразия зимы сноснее губернатор, а за ним и старшие офицеры, устроили балы для знати селения. Первый бал задали, когда мисс Аткинсон жила еще в юрте, и она описывает его очень забавно. Она хотела сделать дамам обычные визиты, чтобы представиться им, но губернатор сказал ей, что при местных условиях это неудобно, и он лучше сделает в ее честь бал, на котором она познакомится со всеми дамами Копальска. Он просил англичанку взять на себя роль хозяйки и принимать гостей. Путешественница смутилась от этого предложения, потому что единственное платье, годное для такого случая, сильно испортилось во время путешествия. К счастью, она имела с собой маленький утюг. Она дала казаку нагреть его в общей кухне. Гладильной доской служил ящик, покрытый фланелью, на котором англичанка исправила попорченное платье. Гостей пригласили к 5 часам, но барон просил мисс Аткинсон явиться раньше. Путешественница одевалась в своей юрте, когда внезапно поднялся ветер, задул лампу, и грозил снести не только ее юрту, но и ту, где должен был состояться бал. Произошло всеобщее смятение. Спешили достать жердей и веревок для укрепления юрт, а мисс Аткинсон просила свечи. Грозящую опасность устранили, и англичанка благополучно окончила свой туалет. Барон между тем посылал за ней уже три раза и встретил ее в полной форме. Он сам до того отвык от нее, что смеялся над собой. Еще страннее казался в нарядном костюме Яролан, главный его слуга. Этот казах был самым рослым и сильным человеком во всем селении. По случаю торжества его нарядили великолепно. Пестро-полосатый халат ему подпоясали красной шалью, а на голову он надел красную шелковую казахскую ермолку, ноги обул в красные сапоги. Зала была украшена весьма просто. Вдоль стен расставили скамьи, а на одном конце прикрепили доску и покрыли ковром. Этот прибор представлял диван для дам.

Мисс Аткинсон не пришлось долго ждать гостей. У юрты раздался крик верблюда, и Яролан, исполнявший должность швейцара, откинул занавесь двери, чтобы ввести прибывших. Вскоре он воротился с двумя дамами, вошел в середину залы, и громовым голосом доложил: «Госпожа И. и госпожа Т.!». Одна из вошедших дам была женщина пожилая, в темном ситцевом платье, белом чепце с длинными лентами, лиловом шелковом шарфе и коричневых чулках. Ее спутница, очень малого роста, была одета так же, но вместо шарфа имела светло-красную шелковую мантилью с белой обшивкой. Обе дамы подошли к госпоже Аткинсон, трижды поцеловались с ней, и затем сели возле нее на диван. Впрочем, времени для беседы не было, потому что тотчас раздалось мычание быка, и Яролан опять бросился встречать гостей. «Анна Павловна!» - крикнул он. B зал вошла исполинская женщина с загорелым лицом, руками и кулаками. Она была одета как русская крестьянка, но короткая пестрая юбка доходила у нее лишь до колен. Босые ноги были обуты в толстые кожаные башмаки на гвоздях, а голову и плечи покрывал красный платок. Несмотря на такой вид, Анна Павловна была женщина очень добродушная, и стала царицей танцев, потому что плясала ловко и неутомимо. Она с особенным удовольствием избирала себе в визави Аткинсона, который также был танцор первой руки. На верблюде приехали еще две дамы, в шелковом платье, значительно полинявшем и починенном кусками другого цвета. При таком костюме дамского общества мужское, состоявшее из офицеров в форменной одежде, составляло резкую противоположность.

Сначала подали кофе, чай и шоколад. Оркестр состоял из барабана, двух скрипок и свистка. Аткинсон с женой открыли бал полькой. Затем последовали кадриль и русские народные пляски. Сначала дамы сидели на диване безмолвно, но мало-помалу они оживились. Мужчины, не принимавшие участия в танцах, забавлялись картами. В 8 часов сели за ужин. Напитки для этого и следующих пиршеств привозили на верблюдах из китайского города Кульджи.

Кроме того, однообразие зимней жизни прервалось прибытием бухарского каравана, который из-за бурана остался в Копальске на целую неделю. Кроме шелковых тканей, купцы имели ковры, фарфор, чай и сушеные плоды, абрикосы, сливы и изюм. В Копальске они продали много товара.

В степи зима прекратилась уже в середине февраля, и окрестности Копальска покрылись праздничной одеждой. Над коротким дерном вытянулись светло-зеленые отпрыски, и местами пробивались цветки. На масляной неделе и простые казаки принялись веселиться. Среди них один играл роль шута, и при трудных, грустных местных условиях жизни, он был дороже золота. Этого хвата на все руки за преступление отдали в солдаты, и отправили в Копальск. Уже зимой он состряпал и сыграл театральную пьесу, которая до того понравилась, что беспрерывно требовали ее повторения.

Великие события в Копальске не совершались, а потому мелкие происшествия получали большое значение, особенно для мисс Аткинсон. Она чрезвычайно понравилась султану Зуку, жившему со своим племенем поблизости. Нельзя полагать, что сама англичанка приглянулась ему. Сама мисс Аткинсон считала, что она и ее муж исхудали до костей и кожи. Точно так же султана не привлекал остроумный разговор путешественницы, но он удивлялся ее ловкости в шитье. Он предлагал Аткинсону за жену множество лошадей, но меновая торговля не состоялась.

Особенно слуга барона Врангеля, Яролан, распространил по окрестностям славу госпожи Аткинсон. Она сделала маленькому Алатау из куска папки и красного ситца шляпу, окаймила ее шелковой материей и прикрепила к ней орлиное перо, так что убор вышел довольно милый. Яролан был в восторге, и показывал мальчика каждому, кто подходил к нему. Восторг дошел до того, что он просил подарить ему шляпу. Эту просьбу казах повторял ежедневно, и англичанка сделала ему такой же убор, который украсила бусами и другими мелочами. Получив подарок, он выпросил себе у губернатора на несколько дней отпуск, сел на лошадь, и стал показывать себя в новой шляпе жителям Копальска и ближайших аулов. В Аткинсоне он ценил всего выше искусство игры на флейте. Когда кто-нибудь приходил в гости, Яролан подавал англичанину флейту, и повелительно произносил: «Играй!». Впрочем, он был добрый малый, и англичане не хотели перечить ему, тем более, что нуждались в его услугах. Женской прислуги в Копальске почти вовсе не было, и в крайних случаях мисс Аткинсон приходилось довольствоваться женой одного казака, женщиной, приговоренной к тяжкому наказанию за детоубийство и спасенной от него казаком через женитьбу. Эта чета жила ладно и довольно.

Хотя мисс Аткинсон весьма хвалила услужливость и добродушие казаков, однако видно, что она имела причину жаловаться на их ненадежность. Эту дурную сторону прислуги она испытать уже по прибытии в Копальск. На пути от Алтынкуля в Алтае, путешественники прибыли в одну деревню, где разнеслась весть, что англичане едут в Копальск. К мисс Аткинсон пришла пожилая крестьянка, и просила ее взять с собой гостинцы для ее сына. Путешественница согласилась, и старушка принесла множество съестных припасов в количестве, достаточном, чтобы наполнить воз верблюда. После долгих толков, старуха удовольствовалась посылкой горшка меда и денег. Мед благополучно довезли через всю степь до Копальска. Когда мисс Аткинсон принялась спрашивать о сыне заботливой старухи, не менее трех солдат заявляли свое право на присланные гостинцы. Едва они успели съесть сообща весь медь, как представился настоящий сын старухи, которому пришлось довольствоваться пустым горшком и деньгами.

Вышел случай, взволновавший все население. Возле пушек и пороховых ящиков находилась и повозка с казной. Для охраны стоял часовой, сменяемый каждые два часа. В одну очень темную ночь не нашли часового. Сначала полагали, что он забрался куда-нибудь, чтобы проспаться. Но при осмотре убедились, что казна украдена. Дело было ясное. Часовой убежал на север, чтобы весело пожить у охотников в Алтае. В ночной темноте преследование было невозможно, а утром напрасно искали свежих конских следов по предполагаемому направлению. Беглец предпочел ехать на юг к китайской границе. В следующую ночь он нашел себе убежище у казахов. Во вторую ночь он прибыл к большому аулу. К его несчастию, у султана гостил казахский купец, подробно знавший все события в Копальске. Он обратил внимание султана на то, что одинокому казаку здесь делать нечего. К беглецу приступили с вопросами, и он предложил купцу и султану по сотне рублей, если они помогут ему убежать. Поэтому купец тотчас догадался, что имеет дело с вором, зная, что в Копальске ни у одного офицера нет больше десяти рублей. Казака схватили, нашли при нем деньги, и с большим конвоем отправили в Копальск. При допросе он сознался во всем, но сваливал вину на другого, который соблазнил его к воровству, уверяя, что с казенными деньгами он может отлично жить в Китае. Адского соблазнителя нельзя было арестовать, и потому вору одному пришлось идти в Сибирь на каторжную работу.

Копальск лежит в области, которая считалась собственностью Старшего жуза. Аткинсон пишет, что к тому времени происходила кровавая борьба между Старшим и Средним жузами. Старший жуз утверждал, что ему принадлежит все пространство между Лепси и Беаном, и грозила смертью всякому казаху Среднего жуза, который перейдет со своими стадами через эти границы. Казахи Среднего жуза уверяли, что им принадлежат области до Аксу, и произносили такие же угрозы. Вследствие этого враждебные роды опустошили спорную область бесчисленными нападениями. Мимоходом грабили также караваны, которые поддерживали сообщение между югом и Россией. Таким промыслом занимались обе партии, и постоянно сваливали вину одна на другую. Дела приняли столь дурной оборот, что князь Горчаков просил заседателя в Аягузе и губернатора Копальска попытаться примирить врагов. К 1 марта пригласили султанов обеих жузов на совещание, при котором присутствовали и несколько офицеров в качестве уполномоченных примирителей. Казахов приветствовали пальбой из пушек. Затем сели пировать и беседовать, но о примирении не было и речи. Каждая сторона упорно охраняла свои требования, и в заключение враги разошлись ожесточеннее прежнего.

Однажды, когда отношения русского правительства и казахов стали обостряться, вдоль подножья гор к Копальску стало подходить войско в 6000-7000 казахских всадников, вооруженных секирами, копьями и несколькими ружьями. Они не имели понятия о том, на какое огромное расстояние действуют орудия. Отряд казаков отправился на рекогносцировку, и имел стычку с передовыми казахами, причем с обеих сторон погибло несколько человек. Казаки отступили от врага, а казахи стали поджидать прибытия главного своего отряда. У Копальска войско разделилось на две части. Одна из них переправилась через реку и пошла к северу, чтобы напасть на укрепление сбоку, а затем всадники стали подступать сплошной массой. Абакумов дал им приблизиться на расстояние картечного выстрела, встретил их батарейным огнем, и пробил широкий промежуток в спутанной куче всадников. Тогда Абакумов стал стрелять по густым толпам ядрами. Об этом узнали киргизы, обитавшие в южных горах, и отправили к русским послов с предложением заключить с ними союз. Предложение приняли очень охотно. Все это случилось после отъезда Аткинсона. С того времени в Копальске многое изменилось. Позже там поселились татарские купцы, а также русские. Кроме того возник город Верное, на юго-западе от Копальска.

После отъезда Аткинсона возникли еще фактории в Кульдже на Или, в Чугучаке, в пределах Кашгара и в Урге. Из Старшего и Среднего жуза ежегодно тысячи голов скота и лошадей вывозили в горные заводы Западной и Восточной Сибири, а овец - на границы Европы. Об одном татарском скотопромышленнике Аткинсон рассказывает, что он продавал в год около 50 000 голов рогатого скота на золотые прииски Сибири. Сам Аткинсон встретил стада в 3000-4000 голов. Они медленным шагом шли около 2 000 верст, и им оставалось идти до места назначения еще тысячу верст. Овец гонят преимущественно через Петропавловск и Екатеринбург. Там в год били более миллиона голов для вытапливания сала, которое отправляли в Европу и отчасти оставляли в Екатеринбурге на выделку сальных и стеариновых свеч, введенных в большей части рудников Сибири.

На дороге от Семипалатинска в Копальск Аткинсон встретился со скотопромышленником, который гнал 3 000 лошадей, 7 000 быков и более 20 000 овец. Эта огромная масса скота представляла капитал более, чем в 100 000 рублей. Скотина была закуплена посредством мены на товар, и при этом деле торговец выгадывал по крайней мере сто процентов. Из России вывозили в степь преимущественно железную утварь, тисненые металлические и медные изделия, а также сахар в головах (за фунт платят более рубля). Кроме того, жители степей охотно покупали набивные бумажные ткани с яркими полосами, толстые шелковые китайские ткани, бархат, ярко-красные платки, шали (у султанов иногда бывали кашемирские), шерстяные ткани ярких красных, светло-синих, желтых и зеленых цветов, крашеные ленты, кораллы, стеклянные бусы (особенно красные и желтые), серьги, браслеты, кольца, ножницы и ножи, зеркальцы, иголки и другой мелкий железный товар, топоры и особенно огнестрельное оружие и огнестрельные принадлежности. Аткинсон обращает внимание своих земляков на то, что со стороны Индии можно было бы вести отличную торговлю. Рис, чай, фарфор ввозили из Китая, а сушеные плоды (абрикосы, сливы и изюм) и ковры из Персии и Турана. Курительный и нюхательный табак и опий покупали также весьма охотно.