Побудительными причинами для путешествия исследователя В.В. Сапожникова были, отчасти, желание покончить с исследованием Белухи, отчасти предложение начальника округа путей сообщения Б.А. Аминова принять участие в поездке на казенном пароходе, который должен был заняться изучением Черного Иртыша относительно его пригодности для судоходства. В это путешествие ему удалось выполнить свои главные проекты, т.е. исследовать кочурлинские ледники и пройти неописанные места Катуни. Портал Qazaqstan Tarihy, ссылаясь на путевые заметки Сапожникова, расскажет, из чего состоял его путь из Томска через Усть-Каменогорск, Зайсан, Маркаколь до гор Сарымсакты.
14 июня, казенный пароход «Томь» принял путников на борт и 17 к вечеру, не торопясь, пришел в Барнаул. 18 июня они продолжили путь вверх по Оби до Чарышской пристани, а 19 числа вступили в Чарыш. 20 июня Сапожников пришел в село Белоглазово, а оттуда в тот же день отправился дальше по Змеиногорскому тракту, проходящему по западной окраине Алтайских гор.
21 июня, к вечеру, пересекая возвышенную степь, которая служит водоразделом Иртыша и Оби, путники приехали в село Пьяноярское на правом берегу Иртыша. На другой день утром они сели на пароход «Зайсан». Скоро, действительно, прогудел свисток, и «Зайсан», выпуская клубы черного дыма, отвалил и направился вверх по реке, имея ближайшей целью Усть-Каменогорск, а более отдаленной - пограничные столбы на Черном Иртыше. Перед глазами быстро пробегала панорама невысоких берегов все еще степного характера, но близость гор уже чувствовалась по увалам и гривам, которые вдавались в степь с востока и местами обрывались у правого берега невысокими скалами. На юге в открытой степи кое-где вырастали отдельные сошки и кутались в синеватой дымке. Леса по берегам Иртыша и дальше вглубь материка не было видно, только тальники да тополи местами скрашивали пейзаж. Река плавно извивалась между правым, более высоким, берегом и левым - чаще низменным; то собиралась в одно русло и образовывала плесы до 150 сажен ширины, то разбивалась на несколько протоков островами, заросшими тальником, и отмелями, покрытыми крупной галькой. На больших плесах течение реки было спокойно, и глубина фарватера была более чем достаточна, но там, где река разбивалась на протоки, между островами и отмелями образовывались перекаты с быстрым течением (шиверы).
Несмотря на шиверы, весь первый день путники шли без всяких приключений. Командир парохода Бордаенко добавлял, что и ниже Пьяногорска не встречалось серьезных препятствий и даже Бабий порог в 14 верстах от Семипалатинска миновали.
Ночь путешественники провели, пристав в сумерки к острову, густо заросшему тальником, а на другое утро «Зайсану» предстояло одолеть довольно серьезное препятствие - Прапорщикову шиверу, названную так по имени одного селения, расположенного верстах в 20 от Усть-Каменгорска. Об этом перекате у местных сплавщиков была самая дурная слава. Можно сказать, что на протяжении 240 верст от Семипалатинска до Усть-Каменогорска это было единственное трудное место. Преодолев это место, путники указали, что путь дальше был свободен. После полудня «Зайсан» причалил к Усть-Каменогорску.
Усть-Каменогорск, как город, был мало чем замечателен, впрочем, как и большинство маленьких городков региона. Городок был полон лачугами, между которыми изредка попадались приличные дома. Между тем, природное положение города весьма выгодное. Он лежал на правом берегу многоводного Иртыша недалеко от впадения реки Ульба. С севера и востока город был загорожен отрогами Алтая, тогда как с запада и юга расстилалась широкая степь с низкими холмами и грядами. Вблизи города не было леса, но доставка его из ближних гор не представляла особых хлопот. «Развейся на Иртыше пароходство, и Усть-Каменогорску будет принадлежать, несомненно, лучшее будущее» – писал Сапожников.
От Усть-Каменогорска до Зайсан-нора.
Недалеко за Усть-Каменогорском кончался Степной Иртыш. Уже с пристани виднелись в 8 верстах на востоке горы, прорезанные узкой долиной Быстрого Иртыша, который славился красотой своих берегов и вполне справедливо сравнивается с Рейном и Дунаем близ Орсовы.
24 июня утром «Зайсан» простился с городом, описал дугу по степи и сразу вошел в долину, заключенную между обрывистыми склонами. Русло реки сделалось тесней и глубже, а прибрежные скалы зашумели ответным гулом на удары пароходных колес. Скоро долина круто поворачивала влево, открывая вид на небольшую террасу левого берега, где приютился казахский аул, и на отвесную скалу Бишбанский Камень - правого берега. Наротив Камня - новый поворот долины вправо, где «Зайсану» предстояло первое испытание - Бишбанская шивера. Проход через него был вполне безопасен, если принять во внимание, что вода била от скалы, и в худшем случае судно могло ткнуться в край мели.
Впереди открывался длинный прямой коридор, по которому быстрая река текла спокойно по глубокой борозде. Безлесные склоны были круты и покрывались пожелтевшими лужайками и невысокими кустарниками. Изредка они прорезывали оврагами маленькие речки, при выходе которых на небольших площадках приютились заимки с пасеками. Местами склон переходил в скалы, выступавшими в реку, но все они были безопасны. Пароход шел уверенно, полным ходом, минуя один камень за другим.
Немного дальше на левом берегу выступала высокая отвесная скала Петух, у которого весной 1898 года отвалилась голова. Дальше долина Иртыша заметно расширялась, и на правом берегу была видна волнистая терраса.
Верст за 10 до устья Бухтармы горы постепенно утрачивали грозный характер и отступали от берега. Их верхушки закруглялись, а отлогие склоны покрывались зеленеющими луговинами. Сама река, не стесненная скалами, местами образовывала протоки между островами, заросшими травой и тальником.
«Зайсан» миновал последнюю скалу правого берега - Вершинин бык, и перед нами открылась широкая долина при устье зеленовато-синей Бухтармы. Верстах в 3 налево виднелось большое селение Усть-Бухтарминское, а все остальное пространство было покрыто лугами, пашнями и прибрежными камышами. Еще час езды по тихой реке, и путники причалили на ночевку у Гусиной пристани, в 100 верстах от Усть-Каменогорска, пройдя это пространство в 12 часов, тогда как вниз по течению на этот переход требовал всего 5 часов.
25 июня с утра до вечера путники дошли до казачьего поселка Баты, сделав переход в 12 часов (134 версты). Долина, расширенная близ устья Бухтармы, и дальше вверх становилась все более открытой. Горы западного берега быстро понижались и скоро совсем терялись в обширной степи с высохшей травой. С восточной стороны хребты тянулись довольно долго, но уже в стороне от Иртыша.
Перед устьем реки Нарым долго виднелся на востоке и юго-востоке синий Нарымский хребет, не поднимавшийся выше предела лесной растительности.
Берега реки были довольно высоки, но состояли преимущественно из наносов. Лишь изредка подходили к реке невысокие гривы, обрывавшиеся скалами, где течение было несколько стеснено, и образовывался маленький порог. В середине дня путники миновали небольшой поселок Мало-Красноярский близ устья реки Нарым и к вечеру пришли в селение Баты, расположенное на левом берегу Иртыша. Дров в Батах не оказалось, и потому им пришлось купить и разобрать забор и старую избенку, которых хватило до Черного Иртыша.
26 июня предстояло дойти до озера Зайсан-нор (144 версты). Выше Батов степь была еще более ровной, а горы все дальше уходили назад. На громадном пространстве можно было увидеть седую равнину с редкими кустарниками и полынью, которые местами прерывались желтыми пятнами песков, иногда выраставших в бесплодные песчаные холмы. По низменным берегам все шире и гуще засаживались высокое камыши, давшие приют многочисленным выводкам гусей и уток. Черные бакланы и крикливые чайки, то большими группами усаживались на отмели, то проносились над рекой.
«Однажды, взглянув на полосу камышей, я заметил, что они как бы дымятся; но этот прозрачный дым не поднимается от земли, а все вьется на одной высоте, расстилаясь на версту и больше. Только вглядываясь внимательно, можно было узнать в этом дыме саранчу, которая недавно вывелась и еще не определила своего курса. Тут же перелетали большими стаями друзья земледельца - розовые скворцы, набивая зоба жирным насекомым. Порывом ветра нанесло стайку саранчи на пароход, и она во множестве попадала на палубу».
Когда Сапожников к вечеру пришел на урочище Каракас у истока Иртыша из Зайсан-нора, то берег был сплошь покрыт саранчой. Она взбиралась на сухие былинки, на кустарники и доедала остатки растительности. Все поле шевелилось и жевало. Утром она поднялась, и вдали над широкой гладью озера распростерлось черное облачко, которое все уменьшалось и, наконец, совершенно растаяло. По словам одного крещенного казаха, обладателя одинокой юрты на Каракасе, саранча поела много посевов в окрестностях Зайсанского поста.
Зайсан-нор и Черный Иртыш.
Широкой гладью развернулся перед путниками Зайсан-нор, когда на другое утро еще в утреннем тумане они оставили Каракас. Южного берега не было видно, отчасти из-за дали, отчасти из-за тумана; но на южном горизонте уже обозначились синие силуэты Тарбагатая, на восток переходящего в снежный Саур. Над спокойной поверхностью озера, изредка покрываемой мелкой рябью от утреннего ветерка, проносились чайки, а потом опять все спокойно, и только удары колес нарушали глубокую тишину. Северный берег с его мысами постепенно переходил в узкую неясную полосу, а потом и совсем исчезал в туманной дали, только одинокая сопка Чакиль-мес на востоке была видна все время. Южный берег еще не обозначился ясно, и если бы не горы, видные все время, то иллюзия моря была бы полной. С запада на восток озеро протянулось на 100 верст, а с севера на юг около 30. Но при этой весьма значительной протяженности глубина его была всего 2-3 сажени, и только на середине достигала 4 сажен. Берега низменны, и длинные мысы глубоко вдавались в озеро в виде кос, едва поднимающихся над водой. Камыши и здесь широкой полосой опушали берега, скрывая многочисленных кабанов, но летом увидеть их было трудно. Наконец, обозначились мысы южного берега, и «Зайсан», придерживаясь юго-восточного направления, подошел к мысу Топольному, где раскинулся небольшой рыбацкий поселок.
Пароход не мог подойти к берегу, и путники отправились в лодке. Уже издалека чувствовался запах соленой рыбы, которая всюду разложена на солнце между земляными избами довольно опрятного вида. Веселая гурьба рыбаков одетых по-праздничному, наперерыв приглашала пить чай, но необычайное обилие мух отравило это удовольствие. Из разговора с рыбаками стало ясно, что жили они весьма недурно, хотя рыбный промысел за последние годы сильно упал. Красная рыба в озере теперь попадалась в виде исключения, и главный центр добычи переносился на щуку, окуня, карася и язя. Причину уменьшения рыбы рыбаки видели в том, что китайцы перегораживали Черный Иртыш восточнее границы и не пускали ее в озеро.
Зима на озере не была сурова. Просторные земляные избы были теплы, а камыша на топливо - сколько угодно. Продукты первой необходимости здесь получали по невысокой цене; так, напр., мука 60-80 коп. пуд; сахар 22 коп. фунт, керосин 8-10 коп. и т. д.
На Топольном путники надеялись найти двух братьев казахов Данияра и Даута, которые хорошо знали Черный Иртыш и могли бы проводить пароход, но их на месте не оказалось. Пришлось отправиться дальше с надеждой встретить их по дороге. Действительно, через каких-нибудь полчаса на восточном горизонте показались два паруса, это Данияр и Даут кочевали с Черного Иртыша на Топольный. Скоро их небольшие лодки, нагруженные связанным скотом и домашним скарбом, пристали к пароходу, и начались переговоры, после которых с нами отправился Даут, а удалявшиеся паруса исчезли на ровной поверхности озера по направлению Топольного мыса.
Черный Иртыш перед впадением в озеро разбивался на протоки. Из них главными, были собственно Черный Иртыш и южный проток Тополевка. Относительно первого рукава прежде держалось убеждение, что на устье он мелок, но после нескольких попыток борозда была найдена, и путники легко вошли в русло.
Извилистая река в 50-60 сажен ширины в нижнем течении сильно дробится островами на протоки. Кроме гусей и уток попадались еще пеликаны, но они были очень осторожны и ни разу не подпустили на выстрел. Глубина Черного Иртыша везде была достаточна для парохода, при том еще вода заметно прибывала, о чем можно судить по обилию различного сора и грязной пены, которой была покрыта ее поверхность. Вода Черного Иртыша была довольно мутна. Загрязнение воды зависела от размывания берегов, состоявших из тонкого наносного материала. Иногда было видно, как пароходные волны отрывали от берега целые комки земли, они уносились течением, которое было настолько быстро, что подниматься в лодке на веслах почти невозможно.
Вдоль реки по ту и по другую сторону на версту и более шириной тянулась низкая полоса с камышами, болотами и протоками, а дальше сразу поднимался небольшой увал, переходивший в открытую выгоревшую степь, покрытую песком и щебнем. На севере она упиралась в хребет Азу, на юге в Монрак и снежный Саур. На реке было такое обилиe комаров, что от них не спасешься даже в каюте, если не закрывать окна. Чтобы спасаться от них, казахи постоянно носили конские хвосты на перевязи через плечо и, то и дело, отмахивались от насекомых. Впрочем, главная часть кочевников на лето уходила от Черного Иртыша в горы Азу близ Марка-куля и возвращалась только в конце июля, когда комаров было значительно меньше.
28 июня «Зайсан» отправился вверх по Черному Иртышу. Миновали сопку левого берега Ак-Тюбе, устье Кальджира, возвышенность правого берега Ачудас-ту и рано пришли к устью Алкабека, в 165 вер. от Зайсан-нора. Отсюда Сапожников хотел направиться в Алтай и прежде всего к озеру Марка-куль, но сведения на этот счет получил самые неутешительные. Все казахи из окрестностей откочевали в горы, лошадей поблизости не было, а посылать за ними потребовалось бы несколько дней. Вместе с этим некий А.С. Хахлов обещал Сапожникову добыть лошадей и проводников на перевозе Тас-Батыр.
