На пути к автономии

Для казахстанского читателя всегда интересно позицию зарубежных исследователей по истории тех или иных политических процессов, происходивших на степной территории. По мнению Т. Уяма, в имперский период татары сумели накопить большой политический и военный опыт, поэтому после Октябрьского переворота, когда большевики заняли Поволжье, татары создали культурную автономию на Урале и в Сибири, требовали признания от белогвардейцев. Но представления русских о татарах как о «панисламистах», формировали отрицательное отношение белогвардейцев. Казахи, как «инородцы», страдали от презрительного отношения со стороны русских, а также от все более усиливавшейся вражды к ним белогвардейцев, возражавших против национально-территориальной автономии, пишет Уяма, но они проявили гибкость в переговорах и получили небольшие уступки в виде признания казахского суда правительством А. Колчака.

Национальные движения народов бывшей Российской империи во время гражданской войны протекали в сложных условиях, но характер этих движений и комплекс проблем, с которыми они столкнулись, различались в разных регионах. Если в западной части бывшей империи и на Кавказе национальные движения часто подвергались вмешательству извне, то народы Сибири и Центральной Азии мало привлекали внимания внешних игроков, и их судьба во многом зависела от соотношения сил внутри России. Что касается казахов, то по мнению исследователя, лидеры Алаш-Орды осознавали неразрывную связь с русскими и необходимость поддержки от политических сил России. Поскольку Алаш-Орда в принципе выступала против большевиков и Казахская степь сравнительно долго находилась под влиянием белогвардейцев, казахские лидеры старались получить поддержку от белых правительств.

Чтобы оценить их усилия, автор попытался сравнить Алаш-Орду с татарской культурной автономией, которая имела другие исходные условия и характер, но вела переговоры с белогвардейцами так же долго, как Алаш-Орда.

Тюрко-татарская культурная автономия

Большинство татарских лидеров, в отличие от лидеров многих других мусульманских народов России, стремились к национально-культурной автономии, но это не означало, что их движение было более умеренным, чем движения за национально-территориальную автономию. После Февральской революции центрально-азиатские и башкирские автономисты предполагали, что для осуществления автономии требуется решение Всероссийского Учредительного собрания о федерализации России, a татары, наоборот, спешили с осуществлением автономии, не дожидаясь Учредительного собрания. В июле 1917 г. в Казани объединенное заседание Второго Всероссийского мусульманского съезда, Мусульманского военного съезда и Съезда мусульманского духовенства, в которых участвовали преимущественно татары, постановило немедленно приступить к осуществлению культурно-национального самоопределения мусульман Внутренней России и Сибири. Второй Всероссийский мусульманский съезд также избрал исполнительные органы в лице трех ведомств: духовного, просвещения и финансов. Духовное ведомство являлось преемником Оренбургского магометанского духовного собрания. Съезд постановил, что разрешение вопроса о форме правления Туркестана, Казахстана, Кавказа и Крыма предоставляется самому населению этих регионов, но считал само собой разумеющимся, что башкиры войдут в культурную автономию как часть тюрко-татар. Против этой линии резко выступило Башкирское центральное шуро, которое посчитало идею «татарских кадетов» о культурной автономии схожей с идеей русских националистов о единой и неделимой России и вредной для башкир. Отношения с башкирами оставались больным местом культурной автономии татар на всем протяжении ее существования.

Тюрко-татарский парламент Миллят-меджлиси заседал в Уфе с 20 ноября 1917 г. по 11 января 1918 г. Для осуществления культурной автономии меджлис создал Центральное национальное управление (Милли идарэ), состоявшее из вышеназванных трех ведомств, и избрал его председателем кадета и депутата 2-й и 3-й Государственных дум Садри Максудова. В январе 1918 г. меджлис принял «Основные положения о национально-культурной автономии мусульман тюрко-татар Внутренней России и Сибири». В качестве конституции в ней были определены полномочия и права автономии, такие как отнесение религиозных и культурно-национальных дел и национального налогового обложения к исключительному ведению органов автономии (а не общегосударственных органов) и равноправие языка тюрко-татар с русским языком.

29 ноября 1917 г. меджлис принял решение о создании территориальной автономии тюрко-татар в виде Идель-Уральского штата, реагируя на провозглашение автономии Башкурдистана 15 ноября. Учитывая укрепление позиций Советской власти, Второй Всероссийский мусульманский военный съезд в Казани собирался провозгласить Идель-Уральский штат как федеративную часть Российской советской республики. Но руководство штата, названного в советской историографии «Забулачной республикой», было разогнано в конце марта 1918 г. красноармейцами, в том числе и татарскими коммунистами. Милли идарэ в Уфе тоже было закрыто Советской властью в апреле 1918 г.

Но в мае с началом восстания Чехословацкого корпуса антисоветские силы взяли власть в большинстве регионов Азиатской России, и Милли идарэ возобновило свою деятельность. Многие центристские силы, такие как кадеты и эсеры, входившие в антисоветский лагерь, в принципе одобряли национально-культурную автономию. Казалось бы, культурной автономии тюрко-татар, многие руководители которой сами являлись кадетами или эсерами, нетрудно было получить поддержку. В проекте Временного положения о культурной автономии национальностей Сибири, разработанном Временным Сибирским правительством в Омске в июле 1918 г., было указано, что вопрос о территориальной автономии может быть решен только будущим Всесибирским Учредительным собранием, но национально-культурная автономия предоставляется отдельным национальностям еще до созыва собрания. В действительности Временное Сибирское правительство, быстро отходившее от традиции сибирского областничества, никогда не признавало культурную автономию тюрко-татар.

Другое влиятельное антисоветское правительство – Комитет членов Всероссийского Учредительного собрания (Комуч) в Самаре, в котором преобладали эсеры и было немало мусульман, лучше относилось к национальным движениям. 8 сентября 1918 г. Комуч объявил о признании бесспорного права тюрко-татар на культурную автономию и признании Милли идарэ как временного органа национального самоуправления. Но Комуч вскоре фактически потерял власть, так как Поволжье было взято красными.

Как только было создано Временное Всероссийское правительство (Директория), Ибниамин Ахтямов (заместитель председателя Милли идарэ) и другие татарские лидеры обратились к нему с просьбой признать культурную автономию тюрко-татар, включить в состав Кабинета министров представителя тюрко-татар и учредить при Главном штабе отдел по делам тюрко-татарских воинских частей, которые уже стихийно возникали. Но пока Директория откладывала ответ на эту просьбу, она была свергнута в результате переворота А.В. Колчака.

Тогда Милли идарэ в январе 1919 г. обратилось теперь к колчаковскому правительству с просьбой признать культурную автономию Эту просьбу председатель Совета министров П.В. Вологодский назвал «явлением ненормальным и подлежащим ликвидации»! Управляющий МВД утверждал, что Национальное управление мусульман создается на смену упраздненным организациям Алаш-Орды и Башкурдистана, но в то же время сделал предложение Совету министров замедлить с ответом на ходатайство Национального управления и допустить факт его существования как временный, пока правительственная власть недостаточно окрепла! Видимо, правительство приняло это предложение и не ответило Милли идарэ. Тем не менее мусульманские организации Петропавловска, Челябинска, Новониколаевска, Красноярска, Семипалатинска и других городов завалили колчаковское правительство телеграммами с просьбой о признании культурной автономии.

С. Максудов, находясь в Париже для участия в мирной конференции, встретился с князем Г.Е. Львовым. По указанию последнего 23 мая 1919 г. посол во Франции В.А. Маклаков отправил министру иностранных дел колчаковского правительства И.И. Сукину секретную телеграмму с просьбой С. Максудова издать акт о признании мусульманских культурно-национальных учреждений. С. Максудов также представил Парижской мирной конференции меморандум с просьбой поставить перед Россией условие принять Конституцию тюрко-татарской автономии как часть Конституции Русского государства. Татары также укрепляли добровольческие отряды, стараясь показать свою пользу для борьбы с большевиками.

Но татарам преградила путь группа башкир во главе с Габдулхаем Курбангалиевым, которые сотрудничали с колчаковским правительством. В мае 1919 г. в докладной записке А. В. Колчаку они осудили татар за то, что те «стараются вернуть свое господствующее положение над другими народностями мусульманского вероисповедания России (башкир, киргиз) и тем [самым] создать общемусульманскую антигосударственную позицию», и попросили сделать распоряжения о том, чтобы Национальное управление тюрко-татар не вмешивалось в дела башкир, и чтобы это управление именовалось татарским, а не тюрко-татарским. Курбангалиев был консервативным муллой и стремился восстановить башкирское самоуправление с правами, аналогичными казачьим, но он разделял с интеллигентами позицию против вмешательства татар. Автор статьи считает, что Национальное управление тюрко-татар на деле осуществило широкую автономию, перенимая функции бывшего духовного собрания по надзору за ведением метрических книг и утверждением духовных лиц в должностях, а также заведуя начальными школами и собирая налоги.

Колчаковское правительство охотно согласилось с мнением башкир. Министр внутренних дел В.Н. Пепеляев считал, что Национальное управление тюрко-татар было проникнуто тенденциями панисламизма и стремилось к отатарению других мусульман. А управляющий МИД И.И. Сукин предложил разработать особый закон о башкирах, при этом оговаривая, что «опыт старой России показал, насколько вредна была для государства подобная политика, преувеличивавшая и возводившая в принцип такое противостояние»! Исследователь приходит к выводу, что руководители колчаковского правительства унаследовали от царского режима боязнь «панисламизма» и влияния татар на других мусульман, а также политику «разделяй и властвуй», хотя осознали вредность ее крайней формы.

Тем не менее колчаковское правительство понимало необходимость учитывать нужды татар и обсуждало возможность признания автономии в сфере духовных дел. 24 ноября В.Н. Пепеляев, став председателем Совета министров, заявил, что примет все меры к скорейшему обнародованию правительственного акта о признании культурно-национальной автономии мусульман тюрко-татар. Но в январе 1920 г. колчаковское правительство было ликвидировано, и Национальное управление тюрко-татар тоже вскоре распалось.

Достижения Алаш-Орды в трудном положении

Поскольку, по мнению автора, отношения Алаш-Орды с разными политическими силами России в годы гражданской войны хорошо известны, в данной статье он провел сравнительный анализ с татарской культурной автономией.

Казахские лидеры, в отличие от большинства татарских коллег, стремились к национально-территориальной автономии, но в то же время придерживались более осторожного подхода. В октябре 1917 г. один из лидеров казахского национального движения Алихан Букейхан еще считал, что реализация собственно казахской автономии преждевременна, и вместе с несколькими единомышленниками заявил, что казахи временно присоединятся к сибирской автономии. Второй Всеказахско-кыргызский съезд, состоявшийся 5-13 декабря в Оренбурге, образовал Временный народный совет Алаш-Орда во главе с А. Букейханом, но воздержался от немедленного объявления автономии, полагая, что сначала нужно организовать милицию (ополчение) и провести переговоры с казахами Туркестанского края, а также с другими народностями в казахских областях.

Несмотря на то, что лидеры Алаш-Орды изначально выступали против большевиков, весной 1918 г., когда Советская власть укрепила свои позиции в Казахской степи, они вели переговоры с ней, как и татарские лидеры Идель-Уральского штата. И.В. Сталин отметил, что постановления Второго Всеказахско-кыргызского съезда соответствовали Декларации прав народов России, принятой Советским правительством в ноябре 1917 г. Видимо, необходимость усилить влияние Советской власти на казахское общество и скудность информации о казахских лидерах обусловили мягкое отношение И.В. Сталина к Алаш-Орде. 3 апреля 1918 г. Алаш-Орда постановила признать центральную власть РСФСР и вместе с тем предъявила требования о немедленном признании автономии Алаш, в состав которой должны были войти не только степные области, но и ряд туркестанских областей и алтайских уездов. На данной территории высшая власть должна была принадлежать Алаш-Орде впредь до созыва Учредительного (казахского) съезда, который следовало созвать по инициативе Алаш-Орды в сотрудничестве с местными Советам. Для этого в Москву на встречу с В.И. Лениным и И.В. Сталиным ездили Жанша и Халел Досмухамедовы. По некоторым сведениям, Совет народных комиссаров выделил им 12 млн рублей на нужды автономий. В конце концов взаимное признание Алаш-Орды и Советской власти не состоялось из-за усиления антисоветского уральского казачества и роста недоверия Советской власти к Алаш-Орде. Досмухамедовы возобновили сотрудничество с уральскими казаками, как будто никогда не вели переговоры с Советами.

В июне 1918 г. Советская власть в большинстве мест в степных областях пала, и Алаш-Орда развернула полномасштабную деятельность. Также как и перед татарской культурной автономией, перед Алаш-Ордой встала задача получить признание от белых правительств. Казахам, не имевшим опыта военной службы при царизме, пришлось больше, чем татарам, полагаться на белогвардейцев для борьбы с большевиками. И преград для получения признания тоже было больше, считает автор, поскольку многие белогвардейцы считали национально-территориальную автономию еще менее приемлемой, чем культурную автономию.

Алаш-Орда полагала, что она находилась в союзном отношении с сибирской и башкирской автономиями, и стремилась к взаимному признанию с Временным Сибирским правительством как с равным партнером. Лидеры Алаш-Орды утверждали, что признание сибирским правительством автономии Алаш полезно единению России и, в частности, оттянет Туркестан от немецкой ориентации (они считали, что Туркестан находился под угрозой немецкого завоевания со стороны Закавказья). В результате переговоров в конце июля и начале августа они разработали проект соглашения о фактическом временном взаимном признании и сотрудничестве, определив подчиненный статус казахской армии в отношениях с сибирской. Но соглашение не было принято из-за возражений в самом Сибирском правительстве. Чиновники, ученые и журналисты Сибири часто выражали презрение к инородцам и опасение сепаратизма, хотя Сибирское правительство само 4 (17) июля приняло Декларацию о государственной самостоятельности Сибири в качестве временной меры.

Комуч считал, что, хотя вопрос о национально-территориальной автономии нужно решить в будущем Всероссийском Учредительном собрании, можно временно признать автономию Алаш, и 25 сентября официально декларировал ее временное признание. Комуч вскоре потерял власть, но еще до этого алашордынцы демонстративно показывали хорошие отношения с Комучем и использовали признание с его стороны как козырь в переговорах с Временным Сибирским правительством. Но такая позиция алашордынцев только обострила их отношения, особенно в Тургайской области, где соприкасались сферы влияния Самары и Омска.

Алашордынцы, в отличие от лидеров татарской культурной автономии, не участвовали в зарубежных конференциях, но приняли активное участие в совещаниях антибольшевистских сил в России. На Государственном совещании в Уфе (8-23 сентября 1918 г.), представляя автономные правительства Туркестана, Башкурдистана, Алаш-Орды и Национальное управление тюрко-татар, А. Букейхан подчеркнул их важную роль в сохранении Российского государства: «Если бы не создались областные правительства в освобождающейся от большевиков России, совершенно нельзя было бы ею управлять. Мы мыслим себя только частью единой России».

Но большинство участников Государственного совещания выступили за учреждение сильной центральной власти, и созданная в результате Директория 4 ноября 1918 г. утвердила постановления о роспуске всех областных правительств, в том числе Алаш-Орды, но временно сохранила ее местные органы, а также признала необходимость введения в управление начал, соответствующих бытовым и хозяйственным особенностям казахов. По сведениям русских военных и земских деятелей, в то время деятельность Алаш-Орды распространялась все шире, и она монопольно собирала подати с казахского населения.

Директория скоро прекратила свое существование, но ее курс на непризнание политической автономии и одновременно согласие с необходимостью учитывать бытовые особенности национальных меньшинств унаследовало колчаковское правительство. Здесь можно увидеть схожесть политики белогвардейцев с патерналистскими устремлениями царских чиновников XIX в., которые думали, что «инородцы» находились на низкой стадии развития и поэтому нуждались в протекции и сохранении их обычаев. Пользуясь таким отношением к обычаям казахов, Алаш-Орда провела переговоры с колчаковцами по вопросу о признании суда, состоящего из судей, владеющих казахским языком и руководствующихся местными обычаями. Правительство А.В. Колчака приняло Положение о киргизском суде в августе 1919 года. Признание казахского суда было одним из редких успешных результатов переговоров между колчаковцами и автономными движениями.

Недовольство казахов по отношению к правительству А.В. Колчака привело к тому, что Ахмет Байтурсынов перешел на сторону Советской власти и принял активное участие в работе Казахского революционного комитета по подготовке создания Казахской АССР. Многие другие алашордынцы после долгого раздумья и переговоров приняли Советскую власть до весны 1920 г.

Заключение

По мнению Т. Уяма, исходные условия Алаш-Орды были в каком-то плане лучше, но в каком-то плане хуже, чем условия Милли Идарэ. Казахская интеллигенция в период Октябрьской революции была более сплоченной, чем татарская, в рядах которой число сторонников большевиков постепенно росло. Хотя среди казахских интеллигентов были противники Алаш-Орды, такие как руководители партии «Уш-Жуз», питавшие личную вражду к группе Букейхана, они были маргинальны. Однако при царизме у казахов был низкий правовой статус «инородцев», и они имели меньше опыта в политике, чем татары.

Татары, используя свой опыт, осуществили довольно широкую культурную автономию. Они организованно требовали своего признания от белогвардейцев и выражали свою волю на международной арене. Но представление русских и башкир о татарах как о «панисламистах», стремящихся «отатаривать» других мусульман, делало отношение белогвардейцев к ним резко отрицательным. А казахи как «инородцы» страдали от презрительного отношения со стороны русских, но проявили гибкость в переговорах сначала с Советской властью, затем с белогвардейцами и снова с Советской властью.

Как татарская культурная автономия, так и Алаш-Орда не смогли получить признание от белогвардейцев, и были упразднены Советской властью. Лидеры татарской культурной автономии оказались оторваны от татар Среднего Поволжья, находившегося под контролем Советской власти. После войны многие из них эмигрировали. В противоположность им почти все лидеры Алаш-Орды остались и продолжали оказывать влияние на своих соплеменников. Но на родине многие из них были репрессированы и погибли в 1930-е годы.