Как писал миссионер киргизской духовной миссии Филарет Синьковский, местные казахи, жившие вблизи Букони и Кулуджинской волости, плохо относились к новокрещенным. Что же касается тех, кто жил в относительном отдалении от духовной миссии, то относительно их отношения к крещенным ничего не известно.
Читайте также: Как казахов обращали в христианство. Часть 1
Однако отношения управителей других волостей к крещенным было совсем иным, чем у управителей Кулуджунской волости. Один волостной управитель простирал свое покровительство к похищенному крещенному казаху до укрывательства его в своем ауле. Другой на требования Устькаменогорского начальника отказывал в выдаче крещенному билета на жительство в русских селениях, обосновывая свой отказ тем, что крещенный был известным вором в своей волости. Между тем, позже выяснилось, что обвиняемый управителем в воровстве, никогда не жил в волости, а родился и вырос в русском селении, в котором много лет жили его родители. Когда это выяснилось, Уездный начальник выдал этому казаху билет из Уездного правления. Ко всей этой истории Синьковский добавлял, что означенный управитель раньше всегда выдавал просителю билет: «значит, о киргизе этом, пока он не был крещен, управитель имел лучшее мнение. Но когда послан был ему билет для перемены, с пометой на нем о принятии значащимся в билете христианской веры, то новокрещенный сделался вдруг вором и притом таким, каковому нельзя и билета выдавать».
С такими трудностями сталкивались уже принявшие христианскую веру казахи. Что же касается тех, кто только намеревался перейти в иную веру, Синьковский писал следующее:
«Одна киргизка, жившая несколько лет в Букони и в последнее время желавшая креститься, не могла исполнить своего желания сначала потому, что муж ее ни на шаг не отпускал от себя, сопровождая ее всюду, принуждая ее брать у буконцев работу (шитье) и тем доставлять ему средства к жизни. И вот, жена отправляется за работой - муж за ней; жена садится за работу - муж возле нее. Наконец, мужу надоело конвоировать свою жену, и он увез ее в степь, в аул к родным, где держали ее под усиленным караулом, из-под которого ей удавалось два раза бежать, но неудачно: на дороге ее догоняли и возвращали обратно. Были случаи, когда ищущие крещения догоняемы, были возле самой речки Букони; еще несколько шагов и бегущие вне опасности. Но быстрые джигиты, как коршуны, налетали на беглецов, схватывали их и уводили в аул, где они получали за свой побег такое возмездие, которое надолго, если не навсегда, уничтожал в них всякую попытку ко вторичному побегу, хотя желание принять христианскую веру, как нам доводилось слышать от других, принявших христианство, у них не исчезает»
Таковы были препятствия, с которыми столкнулись миссионеры в надежде значительно увеличить число прозелитов. Однако нельзя сказать, что миссионеры без разбора принимали всех казахов под свое крыло. Обычно некоторым отказывали, хотя, по словам Синьковского, отличить искренность от неискренности было нелегко. Здесь для них представлялись такие противоречия: с одной стороны просьба о возможно скорейшем крещении ввиду влияния родственников, ставящих целью не допустить крещения, а с другой - неизвестность насколько искренне желание креститься. Для последнего требовалось более или менее продолжительное время: «Рискуя первым, мы чаще останавливались на последнем, и это дало нам возможность отличить в числе лиц домогавшихся крещения пятерых таких, которым мы должны были отказать в крещении».
Все крестившиеся в 1886 году остались жить в Букони. Это давало духовной миссии надежду видеть в них лучших христиан в сравнении с теми, которые оставались жить в прежнем своем месте - казачьих поселках, нередко не имевших ни церкви, ни священника. Кроме этого, в числе крестившихся в 1886 году, было двое прибывших из глубины степи, что свидетельствовало о том, что учение христианства проникало все дальше в степь. Это происходило в том числе потому, что слухи разносились если не лично проповедником, то теми христианами, которых проповедник, нередко убеждал быть ему пособниками в распространении этих не слухов.
По возвращении с безуспешной поездки на Арасанские теплые воды, миссионеры отправились в казахские летние стойбища, где прожили две недели. Целью поездки было наблюдение и знакомство с жизнью казахов со всех ее сторон. Миссионеры беседовали о христианстве только тогда, когда вполне благоприятствовали к тому обстоятельства и когда находились внимательные слушатели. Хотя иногда слушатель так маскировал свое внимание, что миссионеры не допускали никакого подозрения в скрытности истинной цели внимания, цели, совершенно противоположной той, которая воодушевляла миссионеров в беседе о христианской вере. Для примера Синьковский указывал на одного такого слушателя.
Табунщик лошадей, Чумбай, нередко посещал юрту духовной миссии, угощал миссионеров кумысом, за который последние одаривали сухарями, а его детей - сахаром. Однажды Чумбай полюбопытствовал узнать, что это за книги, которых было довольно много в разных местах юрты. Удовлетворив его любопытство, миссионер завел беседу, в целом, о грамотности. Оказалось, что собеседник был неграмотен: «Это дало нам возможность узнать еще раз, что и этот киргиз, как и другие неграмотные, с которыми приходилось нам беседовать, имеет сведения о своей вере крайне скудные, и, кроме того, затемненные такими баснями и легендами устрашающего характера, которые лишь только развивают и укрепляют суеверие среди неграмотного и без того суеверного люда». Так, со слов миссионера, казахские молды, не понимая писаний Корана, давали широкий простор своей фантазии, изображавшей такие басни, которые запугивали доверчивых и впечатлительных казахов.
Следующим шагом было предложение послушать отрывки из Библии. Когда предложение было сделано, Чумбай охотно согласился с этим. Он выказывал такое глубокое внимание к беседе, отчего миссионеры должны были раскрывать предмет своей беседы подробнее. Выражая свое одобрение и видимое довольство беседой, Чумбай углублял свое внимание, подвигаясь все ближе к миссионерам, как бы боясь пропустить хотя бы одно слово.
После долгого и внимательного слушания, Чумбай заметил, что, по словам мулл, надо молиться, милостыню подавать, хорошо жить и будешь угоден Богу. На это миссионер ответил, что одна молитва и добрые дела не спасут человека, что нужна, прежде всего, истинная правая вера. Чумбай воскликнул: «Бог создал разных людей, а потому и разные веры; а какая из них правая - Бог знает!», а миссионер парировал: «Этого не может быть, чтобы Бог не указал человеку правой в Него веры; ведь и настоящая жизнь дана человеку для того, чтобы человек правой своей и верой и добрыми делами мог угодить Богу и чрез это заслужить в будущей вечной жизни вечное спасение. Как бы после этого человек мог угождать Богу, не зная какая вера угодна Ему? Тебе, как неграмотному и ни от кого кроме мулл не слышавшему отчасти извинительно, что не имеешь понятия о правой вере, Но ты, если желаешь знать истину, послушай из Слова Божия, которое тебе скажет об истинной вере, спасающей человека».
Чумбай согласился.
Далее миссионеры рассказывали неграмотному Чумбаю о тяжести грехопадения прародителей, о необходимости искупления людей от греха проклятия и смерти, заслуженных людьми своим неповиновением Богу. Ему сказали, что ходатайство за людей пред Богом могло взять на себя только «Единородный Сын Божий И. Христос»:
«Этот-то Иисус Христос и принес людям истинное учение о вере и добрых делах, угодных Богу, ибо не все дела, по-видимому и добрые, угодны Ему. Он же Своим учением, страданиями, смертью и воскресением и спас людей от вечного осуждения Божия и вечной смерти: «ибо нет другого имени под небом данного человекам, которым надлежало бы нам спастись». (Деян. ап. 4, 12). В Этого-то Сына Божия, Господа Иисуса Христа и должны люди веровать и Его Божественному учению следовать, дабы избавиться в будущей жизни от вечных мучений, которые ожидают несомненно всех неверующих в Него».
На сказанное Чумбай лишь проговорил: «Муллы говорят, что на том, свете будет протянута веревка, по которой пойдут все люди. Кто пройдет до конца веревки, тот, значит, право веровал и пойдет в рай; а кто упадет с веревки, тот, значит, имел веру неправую и за это ему вечные мучения в огне». Услышав, что думают по этому поводу миссионеры, Чумбай еще ближе придвинулся к ним, еще более усилил свое внимание.
Миссионеры прочли ему по Евангелию о втором пришествии, дабы судить живых и мертвых и затем спросили, какое учение кажется Чумбаю более верным и лучшим. Чумбай ответил: «Видно, муллы наши только обманывают нас». Затем Чумбай начал высказывать похвалу русской вере и довольство, что пришлось ему узнать немало доброго об этой вере.
Увидев глубокое внимание казаха к беседе, заметив похвалу и одобрение христианской веры, миссионеры получили право спросить Чумбая прямо: почему бы ему не принять веру Христову.
Услышав предложенный миссионерами вопрос, после чего Чумбай, опустив глаза вниз, сделал глубоко-размышляющий вид. Прошло минуты три общего молчания. Миссионеры с напряженным вниманием следили за выражением его лица, силясь отгадать ответ на свой вопрос. Беспокойство миссионеров прервал сам Чумбай:
«А вот что я вам скажу, - наконец заговорил Чумбай, и мы превратились в слух, - сегодня утром, купил я козла за 1 р. 50 к. Рубль-то я уже отдал за него, а 50 к. обещался уплатить вечером, занявши у кого-нибудь: так не можете ли вы одолжить мне 50 к.?».
Миссионеры были изумлены таким ответом, который так озадачил их, что они сразу не сообразили, что сказать лукавому собеседнику. Все поведение Чумбая во время беседы, продолжавшейся полтора часа, было так искренне, что не давало миссионерам никакого повода заподозрить в слушателе притворство. Собравшись с мыслями, миссионеры повторили свой вопрос, сказав Чумбаю, что сначала надо бы ему так или иначе на него ответить, а потом говорить о другом деле. Чумбай не повторил своей просьбы, но, вставая, сказал: «надо подумать»... При выходе его из миссионерской юрты, ему напомнили, чтобы он не забывал услышанного и действительно подумал.
Грустным был конец беседы для миссионеров. Однако сами они считали, что уже одно то, что проповедник имел возможность вести свободно и подробно беседу о христианстве служило для последнего немалым утешением. Пусть цель внимательного Чумбая была не та, на какую рассчитывали миссионеры, но одно уже то, что собеседник слушал внимательно и слушал о том, о чем раньше не слышал, служило для них одобрением.
