В последней четверти XIX века вся русская пресса была занята и живо интересовалась походом русских войск в Среднюю Азию. Так, в №49-50 Волжско-Камской газеты за 1873 год говорилось: «Взоры всех обращены снова на Восток. Там перед нами уже лежит обширное, возникшее на наших глазах, генерал-губернаторство. По обширным степям, кроме войск, движутся уже передовые отряды крестьянства; геодезисты и топографы бороздят ханства и делают съемки; среди азиатского населения бродят русские ученые и писатели; уже появились романисты, которые нам рисуют мир темных, южных ночей, ароматные рощи, сады винограда и роз. На передовой линии еще вьется дымок пушечного выстрела, а недалеко уже строится русский городок; в пределах Ташкента гуляют разукрашенные дамы, формируется русский кружок, слышна русская речь». Между тем, русское правительство называло этот поход тяжелой необходимостью, чья цель – усмирить разбойничью Хиву. Газеты подхватывали эти лозунги и были полны замирающих ожиданий, однако же задавались вопросом «что должно следовать и что последует после военных действий?».
Всякое столкновение чуждых друг другу народностей в истории отражалось роковой борьбой и неизменным преобладанием одной стороны над другой. Столкновение же двух абсолютно разных цивилизаций ознаменовывалось еще более резкими проявлениями силы, еще более ожесточенной борьбой, где одна из сторон отстаивала свою жизнь и самостоятельность, а вторгавшаяся цивилизация хотела сначала внушить понятие о своей силе, а потом уже уважение. Эти первые столкновения можно назвать «историческими операциями», которые становились предтечей того, что сраженный народ войдет в мирные сношения и начнет ассимилироваться с победителями. На этом этапе начинается обмен идей, нравов, выступает мирная борьба гражданственности и настоящее покорение (колонизация). Этот второй акт был важнее первого и гораздо больше упрочивал преобладание всякой народности, всякой цивилизации. Без второго акта было немыслимо никакое покорение, никакое преобладание, никакое слитие. В таком случае дело завоевания было далеко от своего завершения, а дело покорения и борьбы было бы вещью очень несложной, простой и незатруднительной, если бы кончилось только силой, и сила умела бы лучше всего привлечь к себе.
Англо-ирландский парламентарий и родоначальник идеологии консерватизма Эдмунд Берк в речи 1775 года («Speech on Conciliation with America») говорил: «…considering force not as an odious, but a feeble instrument, for preserving a people so numerous, so active, so growing, so spirited as this, in a profitable and subordinate connexion with us. First, [Sir, permit me to observe, that] the use of force alone is but temporary. It may subdue for a moment, but it does not remove the necessity of subduing again; and a nation is not governed which is perpetually to be conquered. My next objection is its uncertainty. Terror is not always the effect of force, and an armament is not a victory». В вольном переводе это звучит следующим образом: «Я считаю силу слабым орудием, чтобы удержать в выгодном подчиненном союзе какие бы то ни было народности. Во-первых, польза силы может быть только временной. Народ можно покорить, но это не устраняет необходимости покорять его снова, а нельзя управлять нацией, которую приходится постоянно завоевывать. Во-вторых, действие одной силы еще не благонадежно. Страх не всегда могущественное средство, а вооруженное состояние еще не победа». В деле завоевания Средней Азии русский исследователь и свидетель экспансии русских войск Н.М. Ядринцев придерживался того же мнения. В частности, он писал, что как бы ни были сильны гарнизоны в новоприобретенных владениях, как бы ни была страна обеспечена крепостями, но две различные народности будут все еще чужды, обособлены, они будут стоять на страже друг против друга, а страна будет представлять военный лагерь.
Также в своей статье «Чем мы покорили Среднюю Азию» Ядринцев отмечал: «Народности не сольются, не соединятся в единое гражданское общество, для этого нужны посредствующие звенья, целый ряд посредников, наконец, особые объединительные элементы и химические силы цивилизации. Без этого духовного соединения и слития на почве гражданственности невыгодно ни положение покоренных, ни положение победителей. Постоянная рознь, тревожное настроение, постоянные невознаграждаемые затраты - вот что явится последствием такого порядка. В наших среднеазиатских странах первый акт драмы уже кончен или кончается». Между тем, в статье Петровского «Поездка в Бухару» (1873 г.) сказано, что военное вмешательство Российской империи в среднеазиатские государства стоили ее казне больших расходов («до 16 миллионов дефицита»).
Ядринцев в уже указанной выше статье, касаясь «русских цивилизаторских задач» в регионе, полагал, что следует внимательно осмотреть позицию русской администрации и взглянуть беспристрастно, без преувеличения, на запас колонизаторских средств. Как известно, одной из важных и первых проводников колонизации была торговля. Торговля совершала завоевание издали, часто даже прежде, чем завоеватели поселят и завладеют своими колониями. Ядринцев считал, что прежде чем под Джузаком появились ракетные станки, первым русским воином и завоевателем Средней Азии явился самовар. Однако современные археологи утверждают, что приборы, дублировавшие функции самовара, были известны на территории Великой степи еще до нашей эры, а значит намного раньше, чем 1770-е годы (спустя полвека после смерти Петра I), когда в России впервые появился свой собственный самовар. К слову, Ядринцев рассказывал о первом знакомстве кочевников с русским самоваром: «Когда он появился лет 25 назад у одного аристократа, первого духовного лица в Туркестане шейх-уль-ислама Исхак-Хаджи, его еще не умели наставлять. Шейх-уль-ислам Исхак собрал гостей и приказал наставить самовар своим работникам, те напихали в него полон углей, полагая, что вода явится сама собой, на то он и диковинка, на то он и самовар. Когда принесли его через несколько времени к гостям, то он распался и распаялся к удивлению зрителей. Но ежели почтенному Исхак-Хаджи и не удалось напиться в этот раз чаю, то когда он купил второй самовар у приезжих казанских татар, то опыт более удался». Как бы то ни было, но к концу XIX века в Средней Азии самовар уже пользовался заметной популярностью. Более того, к нему присоединились чашки и блюдца, а вслед за ними «завезенные казанскими и крымскими татарами» ложки и вилки. В этот список Ядринцев позже добавил нагреваемую паром баню с каменкой («ранее бани в Бухаре и Туркестане были сухие, просто гретые комнаты»), европейская узкая штанина, казанский бешмет и татарская рубаха.
Впрочем, для колонизаторов торговля была великим изобретением. Англия с помощью торговли покоряла целые народы, целые племена дикарей в Азии, Африке, Америке и Австралии. Кусок красного сукна, бумажный платок, кусок полированного железа переносились на Сандвичевы острова (Sandwich Islands), к полярным землям компании Гудзонова залива («Hudson’s Bay company»), проникали в пустыни Африки, вовнутрь Австралии, заносились к жителям Огненной земли, переплывали океаны и проникали за недосягаемые горы Гиндукуш к местным авганам. И куда бы ни закидывался кусок бумажной материи, он решал судьбу инородца в силу закона, что раз изведанное удовольствие навсегда установит необходимость сношений и, следовательно, прикует целые народы к английскому рынку. Так Англия держала в подчинении и торговом подданстве уже освободившуюся от колониального гнета Америку, которая, по словам Маркса, до начала ХХ века все еще была сырьевой колонией английской короны. Таким путем Англия покорила цельные независимые государства, как Турция, Испания, Португалия и Персия. Однако менее развитые государства становились жертвами европейской торговли, которая беспощадно эксплуатировала инородца.
Между тем, русские войска проникли вглубь степи и встретились лицом к лицу с народом, долго жившим своей замкнутой жизнью, имевшим свое особое миросозерцание, свою культуру, свои обычаи, нравы, свою традицию. Она встретила страну с многовековыми обычаями, государство, сыздавна привыкшее удовлетворять себя своими собственными средствами, у которого есть свои ремесла и свои производства, которые достигли значительного совершенства и приноровлены к местным культурным потребностям, обычаям и нравам. По словам Ядринцева, с этим всем русскому колонизатору нужно было конкурировать, но он также приводил пример того, как с этой конкуренцией безжалостно расправилась Англия: «Индия, где делались превосходнейшие бумажные материи, покорилась английской торговле лишь тогда, когда упорный Джон Буль сломал в злости станок ремесленника-индуса, иначе Индия одевалась бы все своими материалами».
Однако в рамках большой геополитической игры империй за господство в Центральной и Южной Азии в XIX веке, Российская империя конкурировала не только со среднеазиатской мануфактурой, но еще и с Китаем и Англией. Так Китай уже с давних времен снабжал Среднюю Азию своими произведениями и упрочил сношения с ней. С другой стороны, из Индии в Среднюю Азию пробиралась английская мануфактура из Бирмингема, Шеффилда и Ливерпуля. Ядринцев писал: «Говорят, что из Индии проникли в среднеазиатские ханства скорострельные английские ружья. Но это ведь пустяки! Какую опасность представляют эти хоть бы и игольчатые ружья в руках дикаря, они только докажут вновь его слабость и бессилие? Нет! Не скорострельных ружей надо бояться, а клочка английского ситца, вот кто совершает победы, вот с кем предвидится борьба. Любой караван-сарай в Бухаре раскроет вам историю этой борьбы».
