В ряде архивных дел о восстании хана Кенесары Касымулы (Касымов) 1837–1847 годов, находящихся в фонде Государственного исторического архива Омской области (ГИАОО), с недавних пор появился загадочный гриф ДСП, что резко ограничивает доступ к этим документам, особенно для ученых из Казахстана. Все же один документ, обнаруженный в ГИАОО, опровергает многие легенды и домыслы о судьбе черепа мятежного казахского хана Кене.

Впервые мысль о необходимости продолжения поисков в недрах Омска возникла еще в 2009 году после недельной работы в петровской Кунсткамере и Эрмитаже в Санкт-Петербурге. Подробности и итоги этой поездки были изложены в статье «Следы останков последнего казахского хана ведут… в Омск». Темой о восстании хана Кенесары, особенно о трагической судьбе его головы после гибели в 1847 году никогда целенаправленно не занимался, но неожиданно и впервые столкнулся с ней в 1991 году при составлении сборника «Әлихан Бөкейхан. Таңдамалы — Избранное» (Алматы: Казахская энциклопедия, 1995 г.). Тогда вопрос встал об авторстве брошюры «Материалы к истории султана Кенесары Касымова» за подписью К. Степняк под редакцией некоего профессора Поливанова и Халела Досмухамедулы (Досмухамедов). Замечу, что эти материалы вошли в сборник избранных сочинений А. Н. Букейхана, несмотря на то, что оставалось хоть и небольшое, но еще сомнение относительно принадлежности псевдонима К. Степняк лидеру движения «Алаш».

Напомню, что в этой брошюре, со слов очевидца киргиза Калигуллы Алибекова, описывались обстоятельства трагической гибели султана Кенесары, а также эпизод доставки и передачи его черепа в Омске генерал-губернатору Западной Сибири в 1836–1851 годах князю Петру Горчакову.
Позднее встреча с известным писателем, журналистом-исследователем, ныне покойным Амантаем Сатаевым, посвятившим немало времени изучению темы о восстании Хана Кене, в частности поиску его головы, в корне изменила мое отношение к этой легендарной исторической личности. С тех пор идея о продолжении поиска останков последнего казахского хана, положившего в буквальном и переносном смысле свою голову на борьбу за восстановление единого казахского национального государства, пусть даже с отжившим свой век ханским институтом власти, и восстановлении его былого величия, витала в воздухе. 

Надо подчеркнуть, что покойный А. Сатаев свои исследования и поиски вел в советское время, в 60-80-х годах, серьезно рискуя попасть в немилость такого всевидящего ока и карательного ведомства коммунистического режима, как КГБ, что чаще всего заканчивалось для любого смельчака по крайней мере «психушкой». Мне же, по воле обстоятельств, но уже в годы национальной независимости и при полной свободе действий, приходилось возвращаться к этой теме лишь эпизодически. Также признаюсь, что продолжение дела покойного Амантая Сатаева велось параллельно с исследованием истории национально-освободительного движения «Алаш» начала ХХ века и его лидера А. Н. Букейхана. Последняя экспедиция в Омск не стала исключением. В экспедиции приняли участие доктор исторических наук, директор института гуманитарных исследований «Евразия» ЕНУ им. Л. Н. Гумилева Зиябек Кабульдинов, этнограф, кандидат исторических наук Сулушаш Курманова и докторант ЕНУ им. Л. Н. Гумилева и научный сотрудник НИИ «Алаш» Еркин Рахметуллин.

В ряде учреждений в Омске, в частности в Омском государственном историко-краеведческом музее, особенно в Государственном историческом архиве Омской области (ГИАОО), где потрудилась эта экспедиция, их руководители пытались убедить автора этих строк в том, что информация о нахождении черепа султана Кенесары Касымулы в ОГИК музее или ГИАОО после вручения его князю Петру Горчакову, не более чем легенда, неизвестно кем широко распространенная и не имеющая под собой никаких оснований.

Здесь важно особо подчеркнуть, что, интересуясь дальнейшей судьбой останков Хана Кене в архиве и музее в Омске, как, впрочем, и в Санкт-Петербурге в 2009 году члены экспедиции не ставили своей целью непременно найти сам предмет поисков, сколько искали ответы на не менее важные вопросы: когда конкретно, до революции 1917 года или после, по чьему приказу или распоряжению, куда и кем он передан?

Сенсационное интервью академика Юрия Хорошилова, бывшего директора Музейного фонда АН СССР, опубликованное в казахской газете «Экспресс-К» 7 февраля 2003 года, где он заявлял о том, что голова Кенесары в советское время хранилась в Гохране СССР, а сейчас — в Гохране России, несмотря на свою сенсационность, не дает ответа ни на один из этих вопросов. Важно заметить, что в Справочно-библиографическом отделе Российской Государственной библиотеки (СБО РГБ) следов «бюллетеней Музейного фонда АН СССР с перечнями экспонатов», о которых в интервью «Экспресс К» заявлял академик Хорошилов, где, по его словам, будто бы фигурировали останки Хана Кене и его боевые знамена, на сегодняшний день не нашли, а в «Вестнике МГУ. Сер. 8. История», начиная с 1946 до 2012 годов включительно, никаких публикаций Ю. И. Хорошилова о восстании Кенесары Касымулы (в своем интервью автор говорит «о колониальном восстании XIX века») и, самое важное о дальнейшей судьбе его останков обнаружить пока также не удалось.

Между тем встречи и беседы с одним из бывших сотрудников ОГИК музея Сергеем Первых, директором омского филиала российского фонда культуры Алексеем Сорокиным и краеведом Александром Лосуновым обнадежили и, главное, убедили нас в необходимости продолжения работы на заданную тему. Кое-кто из них дал ценную информацию о том, где что искать. Но при работе с фондами, точнее каталогами фондов ГИАОО, экспедиция натолкнулась на неприятное «новшество». В частности, на некоторых архивных делах, касающихся восстания султана Кенесары Касымулы (в делах имя мятежного султана нередко фигурирует как «Кенесара», «Кенисары», «Касимов», чаще «Касымов») и поэтому вызвавших у нас особый интерес, были проставлены, на первый взгляд, загадочные грифы «ДСП», а во многих — «ОЦ». Как потом объяснили сотрудники архива, ими оказались аббревиатуры словосочетаний «Для Служебного Пользования» и «Особо Ценный». Из них особенно знак «ДСП» оказался неприятным «ноу-хау», невольно напомнившим печально известный советский гриф «совершенно секретно». Особенно автору этих строк, имеющему более чем 20-летний опыт работы в архивах России — Санкт-Петербурга, Москвы, Оренбурга, Омска, Самары и других городов, причем как при СССР, так и после его распада, пришлось впервые за последние 20 с лишним лет столкнуться с подобным «явлением». 

К примеру, архив КГБ СССР образца 1991 года, архив КГБ Казахстана образца 1992 и ФСБ РФ образца 1995 года (в 1995 году еще ФСК — федеральная служба контрразведки) — самых закрытых государственных ведомств — показались более открытыми и доступными, нежели сугубо «гражданский» ГИА Омской области образца 2014 года. Поскольку в ГИАОО все дела, отмеченные грифом ДСП, выдаются только и исключительно с разрешения первого руководителя учреждения. Тогда как спецслужбы СССР, Казахстана и России по первому же письменному обращению предоставляли автору настоящих строк копий документов из некогда «совершенно секретных» дел, а КГБ Казахстана образца 1992 года — допустил к работе в свой архив без лишних формальностей.

Не менее странным показалось и то, что грифом ДСП были отмечены дела, имеющие причастность к истории более полуторовековой давности — к периоду восстания хана Кенесары — первой половине ХІХ столетия.

Между тем директор ГИАОО, к которому мы обратились за разрешением, к нашему горькому сожалению, буквально на следующий день после нашего визита в архив, отправилась на заслуженный… летний отпуск. Несколько виноватые ответы рядовых сотрудников ГИАОО, вроде «как нам сказали, так мы и сделали: обращайтесь к руководству», а ответ и.о. директора о том, что «разрешение может дать только сама директор после выхода из отпуска», лишь усилило наше недоумение. Судя по всему, подобное явление возникло буквально недавно и очень похоже на то, что оно является не плодом собственной инициативы руководства ГИАОО, а последствием указания откуда-то сверху, не исключено, что из Москвы.

Особо приятного не было и в грифе «ОЦ», который при заказе копий необходимых архивных документов чувствительно ударил по карману ученых из Астаны.

Все же неплохим утешением оказался личный архив Андрея Палашенкова, более известного среди местных краеведов как «Фонд Палашенкова». В частности, из фонда Палашенкова, безусловно, наибольшую ценность представляли два пожелтевших тетрадных листа с рукописным текстом, написанным простым карандашем. Эта рукопись больше похожа на набросок заметки или статьи, которая, очевидно, так и осталась незаконченной. По всей видимости, автор собирался написать именно о судьбе Кенесары Касымулы. Об этом свидетельствует содержание рукописи, которая едва ли оставит кого-то равнодушным: «Среди многочисленных архивных связок, хранившихся в Главном Управлении Западной Сибири, здесь в канцелярии, как пишет литератор Сергей Марков, чиновники держали дело о возмутителе султане Кенессары Касымове. „Дело“ имело при себе необычайное „приложение“ — ПОЖЕЛТЕВШИЙ ОТ ВРЕМЕНИ КРЕПКИЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ЧЕРЕП С КАЗЕННОЙ ПЕЧАТЬЮ НА ЕГО ЛОБНОЙ ЧАСТИ (!). Это — ГОЛОВА СУЛТАНА КЕНЕСАРЫ КАСЫМОВА, ВНУКА АБЛАЙ-ХАНА…» (ГИАОО: фонд 2200 («фонд Палашенкова»), опись 2, дело № 888, лист 1).

Прежде чем делать выводы из этой цитаты, стоит обратить внимание на личность самого автора этих строк и на того, кого он цитирует.

Андрей Федорович Палашенков (1886–1971), русский ученый, краевед, этнограф, музейный деятель, самый известный из омских краеведов, после досрочного освобождения из Карлага в 1936 году до конца жизни проживал в Омске. С 1937 по 1943 годы работал научным сотрудником Омского краеведческого музея, ныне ОГИК музея, в 1943–1957 годах был его директором.
Сергей Николаевич Марков (1906–1979) — русский советский поэт, прозаик, историк, географ, путешественник, архивист, этнограф — в 1920-х годах жил в Акмоле, Петропавловске и Новосибирске. Свои первые сочинения — стихи, фельетоны и заметки, он начал публиковать в 1921–1924 годах в акмолинской газете, потом вплоть до 1928 года стал публиковаться в периодических изданиях Петропавловска, Омска и Новосибирска. Много путешествовал, в том числе в 1930–1932 годах побывал в Средней Азии. В итоге, помимо многих художественных произведений, написал историко-библиографическую повесть о Чокане Валиханове, которая была издана в 1963 году в Алматы в «Казгослитиздате» в сборнике под названием «Идущие к вершинам».

Из какого сочинения литератора С. Н. Маркова приводит вышеприведенную цитату А. Палашенков, установить пока не удалось. Но исходя из биографических данных этих двух этнографов, напрашивается первый однозначный вывод: до революции 1917 года, вплоть до 1930-х годов, голова казахского хана Кене не покидала пределы Омска, причем она была прикреплена к делу о «возмутителе» как «необычайное приложение». Судя по описанию С. Маркова, он видел это дело вместе с приложением собственными глазами и свидетельствует, что «на лобной его части» проставлена «казенная печать». Однако ни в ОГИК музее, ни в ГИАОО это дело обнаружить пока не удалось. Но не исключено, что «дело о возмутителе султане Кенесары Касымове» находится как раз-таки среди тех дел, которые имеют тот самый злополучный гриф ДСП и под другим названием. Нельзя исключать немалую вероятность и того, что дело это осталось без своего «необычайного приложения», если его действительно передали в Кунсткамеру Эрмитажа, откуда оно перекочевало в НИИ этносов и происхождения человека, чтобы затем, по невероятному стечению обстоятельств, попасть сперва в Гохрану СССР, потом — Гохрану РФ, как об этом в интервью газете «Экспресс-К» утверждал академик Ю. И. Хорошилов. Правда, когда и как голова Хана Кене попала в Кунсткамеру, он не уточняет. Но все же из свидетельства С. Маркова, цитируемого А. Палашенковым в своей рукописи, следует еще один однозначный вывод, что, где бы голова мятежного султана не находилась, она имеет разительное отличие от других себе подобных человеческих останков — «казенную печать на его лобной части».

Свидетельство С. Маркова о наличии «казенной печати на его лобной части» также напрочь опровергает один из чудовищных домыслов о том, что из черепа казахского хана-бунтаря якобы сделали пепельницу для русского монарха по его просьбе.

Кроме того в ОГИК музее находится ружье мятежного султана Кенесары Касымулы. Признаюсь, это не находка «омской экспедиции», оно является экспонатом музея уже более века. Ружье было преподнесено в подарок первому генерал-губернатору Казахского степного края Герасиму Колпаковскому в 1882 году, спустя 35 лет после трагической гибели Хана Кене. Генерал Колпаковский подарил его в том же году музею Западно-Сибирского отдела ИРГО. Экспедиции удалось лишь выяснить имя щедрого дарителя — им оказался казах по имени М. Дусентаев. Об этом свидетельствует черновик инвентарной описи по историко-революционному отделу (оружия) Омского краевого музея от 1927 года, представленный автору этих строк Сергеем Первых, бывшим долгое время сотрудником ОГИК-музея.

Предварительные итоги омской экспедиции ограничиваются пока этой находкой и несколькими, но очень важными выводами. Поиски ответов на перечисленные выше и на многие другие вопросы в Омске будут непременно продолжены. К этим поискам, но уже в Москве и Санкт-Петербурге, пора бы решительно подключиться и правительству Казахстана, чтобы-либо потвердить утверждение бывшего директора Музейного фонда АН СССР Юрия Хорошилова, либо окончательно опровергнуть, что голова хана Кенесары Касымулы и знамена его войска находятся в Гохране России. Он также заявлял, что «общий список „сувениров“, унесенных тогда русскими сотниками из казахстанских степей — это около трехсот предметов», что «при должном напоре и стремлении решить этот вопрос на государственном уровне получится быстро и без суеты».

директор НИИ «Алаш» ЕНУ им. Л.Н. Гумилева