В результате проведения силовой коллективизации сельского хозяйства, в Казахстане 1930-1932 годах разразился голод. Потери от голода, эпидемий и других лишений составили 40% населения. В 1930 году от голода погибли 313 тыс. человек, в 1931 году – 755 тыс. В 1932 году погибли или откочевали 769 тыс. человек. В 1931-1933 годы из 6,2 млн. жителей республики погибли 2,1 млн.. в том числе некоренного населения - 0,4 млн. человек.

Репрессии и голод вызвали массовый отток населения. За пределы республики мигрировали свыше одного миллиона казахов, из них 616 тыс. - безвозвратно и 414 тыс. впоследствии вернулись в Казахстан. На 1 января 1933 году в республике насчитывалось всего 4,5 млн. голов скота, тогда как накануне коллективизации было 40,5 млн. голов.

О голоде, о причинах катастрофы в июле 1932 года в Крайком ВКП (б), лично Ф.И.Голощекину писала группа деятелей республики: писатель Габит Мусрепов, заведующий Казахским государственным издательством Мансур Гатаулин, заместитель проректора Комвуза Муташ Давлетгалиев, проректор того же учебного заведения Емберген Алтынбеков и заведующий энергетическим сектором Госплана КАССР Кадыр Куанышев.

Письма в Москву и в правительственные органы писали не только отдельные должностные лица, представители казахской интеллектуальной элиты, но и рядовые люди, большинство явных сторонников этого взгляда стали жертвами преследований. Власть Голощекина усиливалась, в своих выступлениях и докладах он всячески «разоблачал» тех, кто имел иную точку зрения на проводимые в республике политические и экономические мероприятия.

Так называемое «Письмо пятерых» видных казахстанских деятелей культуры занимает особое место в истории Казахстана. В письме отмечалось: о нарушении ленинского принципа добровольности, неучета особенностей аула, о ликвидации середняка с баями. Также они обвиняли Голощекина в искривлениях генеральной линии партии по проведению коллективизации, уничтожении стимулов населения по развитию животноводства, что порождало отвращение к занятию скотоводством.

Все авторы письма являлись членами Коммунистической партии. С учетом данного обстоятельства письмо сопровождалось коротенькой запиской с объяснением мотива предпринимаемого шага: «Податели этих вопросов не являются ни в какой мере «обиженными» людьми, так же, как людьми, жаждущими карьеры. ..Единственной нашей целью является помочь социалистическому строительству в Казахстане, указав на отдельные серьезные прорывы, ставя волнующие нас вопросы прямо по-большевистски перед Крайкомом в рамках партийной демократии и в порядке самокритики, являющейся главным оружием нашей партии. Поэтому мы уверены, что Вы ответите на наши вопросы, отнесясь к ним, как к предложениям, исходящим от здоровых товарищей среднего партактива, не связанных в какой-либо мере с именем других, в частности, «больших» людей».

К сожалению, мрачные предчувствия оправдались. Выступление творческой интеллигенции было воспринято как националистическое проявление байских настроений. Авторы письма были обвинены в национал-уклонизме, защите интересов байства. Им стали угрожать исключением из партии и привлечением к уголовной ответственности. Сила психологического давления, которое испытали на себе авторы письма после знакомства с ним Крайкома, оказалась для них тяжким испытанием.

5 июля 1932 года на объединенном заседании бюро Казкрайкома и Краевой контрольной комиссии «грех» им был отпущен, а письмо оценено следующим образом: «...полное затушевывание всех достижений социалистической перестройки Казахстана и достижений национальной политики, выпячивание только отрицательных моментов, критика всей проводимой линии Крайкома». Надо отметить, что данное письмо являлось не первым документом с сигналом SOS, поступившим во властные структуры, но это было первое письмо от коммунистов, причем не рядовых, а имевших значимый социальный статус. За этим письмом последовали и другие. Сложно утверждать однозначно о влиянии такого рода документов на кадровую политику ЦК ВКП (б), но факт есть факт: в январе 1933 году Ф. И. Голощекин, с именем которого связываются крайности в преобразовании сельского хозяйства Казахстана, был отозван из республики.

Поражает своим мужеством и письмо Турара Рыскулова, советского государственного деятеля в Средней Азии, расстрелянного в 44 года.

В марте 1933 года Т.Рыскулова Сталину пишет письмо об этом - «Прошу Вас ознакомиться с настоящей запиской и вмешаться в это дело и тем самым спасти жизни многих людей, обреченных на голодную смерть».

В письме приведены данные о численности казахов за пределов республики: Средней Волге – 40 тыс.чел., Киргизии – 100 тыс.чел., Западной Сибири – 50 тыс.чел., Каракалпакии – 20 тыс.чел., Средней Азии – 30 тыс.чел., кочевники попали даже в такие отдаленные места, как Калмыкия, Таджикистан, Северный край и др., часть населения откочевала в Западный Китай.

В письме приводятся данные о масштабах трагедий: в 1930 году в Актюбинский области проживало 1 012 500 чел., в 1932 году осталось 725800 чел. (или 7%); в Кзыл-Ординском р-не по большинству аулсоветов осталось 15 – 20 % населения; в Балхашском р-не (по данным местного ОПТУ) насчитывалось 60 тыс. чел., откочевало 12 тыс. чел., умерло 32 тыс. чел., осталось всего 12 тыс. чел. Масштабы трагедии были настолько велики, что голод 1930-1932 годов вошел в историю как годы «великого джута», величайшей трагедией казахского народа.