Вполне ясно, что принятый и поддерживаемый российской короной переселенческий курс был одинаково вреден как для населения Великой степи, так и для народов европейской части Российской империи, откуда ежегодно направлялись в степь около 600 000 человек, спасавшихся от вечной нужды. Сибирь и степные области к тому моменту уже не ассоциировались со ссылками и разными ужасами, как это себе привычно рисовала бюрократия и российская интеллигенция.

В 1904 году по высочайшему почину был поднят вопрос о введении земских учреждений в Сибири. В 1906 году по инициативе бывшего Степного генерал-губернатора И.П. Надарова деятельно обсуждалась необходимость введения земства в степях, что так и не было сделано. Более того, после роспуска II Государственной Думы степные области были лишены права защищать там свои интересы, как раз в то время, когда край больше всего нуждался в правильном освещении своих интересов и потребностей. Край и население отнюдь не богатело и не развивалось так, как могло бы при правильной постановке дела. Можно было даже сказать, что казахской степи, несмотря на заверения газеты «Россия» (1899-1902 гг.), утверждавшей o полном благополучии во всех отношениях, грозил серьезный экономический крах, который тяжело отразился бы на пришлом и коренном населении. Как писали исследовали, крах должен был начаться после окончания распашки целины. Они объясняли это тем, что свежая степная земля не только скудно и не всегда кормила, но и крайне быстро истощалась. Это отлично подмечали переселенцы, гонявшиеся за арендой у казахов нераспаханных степей. Тем временем животноводство, кормившее до тех пор степи, пришло бы в упадок, тем более, что его никто не поддерживал. Ничто так ярко не характеризовал «попечительной» бюрократической политики короны по отношению к нуждам степей, как пресловутые сметы земских повинностей или, проще говоря, бюджет местного земского хозяйства.

Крайне типично одно уже то обстоятельство, что сметы эти вырабатывались и утверждались не на один год, а сразу на три. Каждый год приносил существенные изменения, начиная с притока сотен тысяч человек, но центральные власти, не желая себя «беспокоить», продолжали по старине закабаливать местную жизнь на трехлетние сроки. Впрочем, такого же упрека заслуживала и Государственная Дума, которая, утвердив ряд сибирских и степных смет, не обратила внимания на это явление.

Смету вырабатывала местная губернская или областная администрация. Обычно они стремились расширить по возможности рамки, хотя это и являлось настоящим подвигом, так как центральные власти постоянно и крайне настойчиво требовали экономии, всегда ссылаясь на необходимость охраны платежных сил населения, хотя о его экономическом благосостоянии не имели никаких данных для проявления такой заботливости. Но попытки губернской администрации разбивались не только центральными органами: казенная и контрольная палаты и генерал-губернаторы (последние, по всей вероятности, ради проявления «деятельности») на местах же принимались за сокращения.

Профильтрованная смета попадала в Петербург, где обсуждалась в совещании «представителей подлежащих ведомств» под председательством директора департамента окладных сборов. В состав совещания входили представители всех министерств, за исключением военного, и представитель Синода, причем следует отметить, что медицина и ветеринария не имели там компетентных защитников.

И вот группа столичных чиновников, абсолютно незнакомых с краем (впрочем, попадались иногда и «знатоки», приносившие больше вреда, чем пользы), начинали разбираться в местных нуждах неведомой окраины, придерживаясь лозунга «сокращать». Канцелярский опыт и традиция давали возможность признавать то или иное «несвоевременным», то необоснованным или недостаточно обоснованным, затем шли ссылки на формальные недочеты, кардинальное указание на недостаток местных средств, и в результате некоторые расходы значительно урезывались или вычеркивались, а удовлетворение других откладывалось, в лучшем случае, на 3 года. Окраина оставалась без дорог, мостов, школ, без затрат на нужды сельского хозяйства и животноводства, без медицинской и ветеринарной помощи и все ради благой цели - оберегания платежных сил населения, сплошь и рядом расплачивающегося втридорога за разорительную казенную экономию. Впрочем, так случилось во время чумной эпизоотии в Акмолинской области, стоившей казне, как утверждали ветеринары, не менее одного миллиона рублей, а населению не менее 2-3 миллионов рублей, исключительно благодаря бережливости в расходах на правильную ветеринарную организацию.

Поддержание и развитие народного хозяйства требовало затрат и со стороны населения, и со стороны правительства. Это аксиома, которую по отношению к казахской степи центральная бюрократия упорно игнорировала, сберегая якобы народные копейки, за которые население потом расплачивалось многими рублями.

Затем смета окончательно рассматривалась министром финансов, обычно не вносящим изменений в предположения совещания, и направлялась в Государственную Думу, потом в Совет и на высочайшее утверждение. Операция эта занимала 9-12 месяцев.

1 января 1910 года истек срок сметы Степных областей на 1907-1909 гг. Это первая смета, утвержденная Думой, не внесшей никаких изменений в проект министра финансов. Принята она была в июне 1908 года без прений, потому что члены Думы торопились воспользоваться каникулами... К июню 1910 года следовало ожидать утверждения сметы на 3-летиe 1910-1912 гг. Сибирская пресса того времени надеялась, что депутаты на этот раз проявят больше интереса и пробьют брешь в затхлой рутине, накладывавшей путы на нормальное развитие продуктивных сил окраины.

В ожидании этого вмешательства на страницах журнала «Сибирские вопросы» вышла статья «Сметы земских повинностей в Степных областях» (№10-11, 1910 г.), где были даны указания на самые существенные анормальности. Нужно оговориться, что журнал совещания и представление министерства финансов в Государственную Думу по 1907-1909 гг. были составлены более осторожно и обстоятельно, чем это практиковалось раньше, но направление осталось без изменений.

О чрезвычайной медленности, с какой удовлетворялись быстро растущие потребности земского хозяйства Акмолинской, Семипалатинской, Уральской и Тургайской областей, весьма красноречиво свидетельствовало то обстоятельство, что смета этих областей на 1907-1909 гг. (1 068 251 рублей в год) увеличилась против прежней (970 683 руб.) всего на 97 568 рублей в год.

Из сопоставления предположений областных администраций с «задерживающей» политикой центральных органов можно составить понятие об обездоленности Степного Края при status quо.

Здесь надо иметь в виду, что сметы Акмолинской и Семипалатинской областей до поступления в Петербург были подвергнуты некоторой ампутации Степным генерал-губернатором, т.е. той инстанцией, которую за полной бесполезностью для края уже несколько раз собирались упразднить.

Земский бюджет зиждился здесь главным образом на кибиточном сборе с кочевого населения, т.е. казахов. О значении и размере этой статьи по сравнению со всеми остальными говорят следующие данные (1907-1909 гг.).

Казахи платили по 4 рубля казенной подати с кибитки, земский же сбор по Степному Положению 1891 года в течение первых 6 лет должен был составлять 1 рубль 50 копеек. Такая искусственная фиксация быстро оказалась несостоятельной, и уже в 1900 году размеры сбора достигали по областям от 1 р. 70 к. с кибитки до 2 руб. 50 коп. Рост этой повинности шел быстрее в Тургайской и Уральской областях, чем в Степном генерал-губернаторстве, где, очевидно, потребности населения хуже удовлетворялись. По областям земский сбор нормировался и рос следующим образом:

Российские историки писали, что приведенные нормы нельзя было признать высокими, тем более, что все подати у казахов раскладывались обществами по благосостоянию, но на практике, благодаря невмешательству администрации, стремившейся в других случаях оказывать влияние на всю жизнь казаха, богатые и влиятельные казахи ухитрялись львиную долю податного бремени сваливать на малоимущих.

Недоимки в Степи случались редко, и их было бы меньше, если бы не злоупотребления местных властей, имевших привычку пускать в оборот собранные деньги. Автор статьи писал, что за долголетнее пребывание в степях ему никогда не приходилось слышать жалобу на размер обложения, а всегда - на неправильность раскладки.

Сибирская пресса была убеждена, что при переселенческой волне, захватившей север Степей, можно было бы свободно повысить обложение кочевников на нужды земского хозяйства, но обстоятельства сложились так, что элементарная справедливость требовала отказаться от увеличения. Дело было в том, что колонизация, постепенно захватывавшая Степь, отняла и продолжала отнимать у казахов все лучшие земли: лучшая часть края — десятиверстная полоса по Иртышу отошла к казакам, и казахи стали там только арендаторами. Сибирское казачье войско вело свое особое хозяйство, причем казаки всю тяготу перекладывали на казахов и не принимали никакого участия в общеземских расходах, хотя сами пользовались от них многим. Сотни тысяч переселенцев по понятным причинам давали на местные земские нужды буквально гроши: в 1907-1909 гг. «с удобных земель, состоящих в пользовании крестьян», назначено в Акмолинской области – 64 202 р., Семипалатинской – 3 398 р., Уральской - 182 р. и Тургайской – 16 858 р., а всего по 4 областям – 84 640 руб. в год.

Переселенцы по водворении в течение первых 5 лет ничего не платили, затем в следующие 5 лет вносили половину сбора с удобных земель, находившихся в их пользовании. Сбор при этом в Акмолинской области составлял 40% с окладов государственной оброчной подати (15 копеек с десятины) и 30% в остальных областях. Кроме этого, следовало иметь в виду, что крестьяне могли ничего не платить не 5 лет, а даже около 8 лет, если случалось, что срок их льготы истекал после наступления нового трехлетнего сметного периода.

В итоге переселенцы сравнительно долго жили во многих отношениях за счет коренного населения, так как государственное казначейство не оказывало помощи местным земским ресурсам, вследствие чего страдали интересы и пришлого, и коренного элементов, вынужденных довольствоваться крохами. И это происходило в эпоху коренной ломки и нового строительства степной жизни. Стало быть, вполне очевидно, что казахский карман поневоле приходилось беречь...

Недвижимые имущества в городах, из которых Омск, Петропавловск, Семипалатинск, Павлодар и Кустанай достигли значительного развития, были обложены в пользу земских крайне скромно: в Акмолинской области - 33% с государственного налога, в Семипалатинской - 30%, в Тургайской области и городе Темир Уральской области - по 25% с ценности недвижимого имущества, определяемой для взимания городского оценочного сбора. В итоге в 4 областях статья эта давала всего 12 630 р. в год. С фабричных и заводских помещений вне городов, облагаемых крайне скромно, было назначено 8 281 руб. Относительно «крупную» рубрику давал доход с промысловых свидетельств; в Акмолинской области - 13 420 р., в Семипалатинской - 11 040 р., Уральской - 5 847 р. и Тургайской - 3 120 р., а всего - 33 427 р. в год.

Очевидно, что при создавшемся порядке обложения земскими сборами, падавшими главным образом на коренное население, а также при недостаточном пользовании другими источниками доходов, нельзя было мечтать об удовлетворении самых элементарных и наболевших нужд. Только радикальная реформа с обязательными затратами из средств государственного казначейства (переселение имело общегосударственное значение) позволило бы создать местное земское хозяйство на правильных, отвечающих потребностям населения основаниях. Вместе с тем, сибирская пресса считала, что размер обложения, значительно уступавший существовавшему, в земских губерниях при других условиях можно было повысить. Они объясняли это тем, что казахское население, за исключением водворявшихся на первых порах переселенцев, в общей массе было более обеспечено, чем в европейской части Российской империи.

Перейдем теперь к расходам, где дело обстояло, пожалуй, хуже, чем с доходами, в чем можно наглядно убедиться из нижеприводимых данных за период 1907-1909 г.

Собственно ряд приведенных цифр достаточно красноречиво говорит, что более экономным, чем в данном случае российская бюрократия, быть нельзя. Здесь был побит рекорд своеобразной «бережливости», очень дорого обходившейся столь усердно «опекаемому» населению. Но чисто практические соображения, именно утверждение сметы Государственной Думой на трехлетие 1910-1912 г., заставляло остановиться на разборе и освещении некоторых статей расхода.

Начнем с дорожной повинности (24 786 р.). Расходы по областям распределялись от 817 р. в Акмолинской области до 12 520 р. в Тургайской (здесь везде идет речь о смете 1907-1909 г.). Грунтовые дороги, благодаря свойствам почвы и сухому климату, прекрасны, но все-таки были места, где был необходим ремонт. Самым вопиющим недостатком являлось отсутствие мостов и переправ, что особенно давало себя чувствовать весной, когда разлив сравнительно малых речек прекращал доставку почты и всякое сообщение иногда на несколько недель. На одной из почтовых станций очень бойкого тракта между Кустанаем и Троицком было официально объявлено: переправы через реку (сравнительно малую) не бывает до 3-х недель. Нет ни лодок, ни парома.

В результате целые уезды по 15-20 дней бывали отрезанными от света. Легко себе представить, сколько на этом теряло население, торговля, как задерживался ход дел и т.д., но Петербург на ходатайство местных администраций авторитетно заявлял, что с постройкой такого-то моста можно повременить... Весной во время таяния льда на реке Иртыш не бывало переправы иногда и по месяцу, почта останавливалась, когда еще обозы переходили через реку, хотя ее перевезти можно, захватив для безопасности несколько досок и лишних людей, но на это кредит не положен, гроши сберегались, а жизнь огромных уездов приостанавливалась. А как должны были быть идеальны дороги в Акмолинской области (490 000 кв. верст), когда на их содержание и дорожные сооружения тратилось всего 817 рублей... Увлекавшийся человек может подумать, что акмолинцы уже давно пользовались только дирижаблями и аэропланами или вовсе никуда не ездили!

Содержание местного гражданского управления поглощало львиную долю: 168 070 руб. Сюда относятся содержание низшей полиции, квартирные, разные прогоны, пособие государственному казначейству на усиление средств контроля, на содержание казенных палат и казначейств и т.д. Здесь полное недоумение вызывает статья на содержание городских приставов (6 380 р.), которая вместе со статьей из другого параграфа (содержание помещений гражданского управления), устанавливавшей 9 895 р. на наем помещений для городских полицейских управлений, брало в пользу городов из общеземского бюджета 16 275 руб. в то время, когда города платили земского сбора только 12 630 р. В городской полиции нуждался только город, или, если на это у него средств не хватало, то расход должен был быть отнесен на ресурсы государственного казначейства, но отнюдь не на население уездов, которое крайне редко бывало в городах и не жило там.

Странно также, почему в сумму содержания местного гражданского управления была помещена статья на содержание земских станций (62 068 руб.). В Степных областях земских и почтовых трактов при огромной площади края было слишком мало. Так, например, в уездах Каркаралинском (180 000 кв. в.) и Тургайском (140 000 кв. в.) не набиралось тех и других больше 400 верст в каждом. На некоторых почтовых дорогах не доставало мостов; земские же тракты, служившие в силу необходимости и для передвижения частных лиц, весьма неважно и недостаточно были обставлены лошадьми, экипажами, почтосодержатели брались за работу за гроши, что и отражалось весьма плачевно на постановке дела. Между тем, недостаток земских трактов заставлял отбывать подводную повинность натурой, что распределялось неравномерно и стоило казахам очень дорого. Кроме того, доступ в Степь для чинов администрации, суда, медиков и ветеринаров зимой был или весьма затруднителен (верхом), или невозможен. Почтовых контор и отделений везде было крайне мало, а в отдаленных местах уездов «срочная» почта шла недели, а то и месяцы...

Одним словом, в Степных областях так называемые земские тракты не только слагали с казахов тяжелую натуральную повинность и доставляли удобства администрации, но имели большое значение, потому что облегчали населению сношение с административными и торговыми центрами и давали возможность более широко пользоваться медицинской и ветеринарной помощью.

Тяжелым бременем ложилось на земский бюджет содержание мировых судебных установлений, а в особенности статья «Содержание мировых судей и их помощников» (163 800 руб.). Интересно то, что помощников нет: эта должность, введенная в 1893 году, была упразднена при реформе 1899 года, но в смете продолжала фигурировать. Помощники мировых судей являлись фактически судебными следователями, реформа же 1899 года соединила эти функции в одном лице, что, кроме вреда, ничего не давало, ибо мировой судья постоянно тормозил дела судебному следователю и наоборот. Хотя такой порядок и постоянно осуждался судебными деятелями и приносил ущерб населению, но держался прочно. Утверждали, что такая ненормальность создалась благодаря желанию расходы на содержание мировых судей перенести с казны, как полагалось, на население, которое должно было содержать только судебных следователей.

Возложение в Степных областях расхода на мировых судей на население было лишено основания, так как казахи в делах между собой должны были обращаться только к своему народному суду. Крестьяне же имели свой волостной суд. В результате услугами мирового института пользовались почти исключительно горожане и торговавшие в городах казахи. Очевидно, что на земские средства мог быть принят лишь расход на судебных следователей, действительно необходимых для всей массы населения; содержание же мировых судей должно было быть отнесено на государственное казначейство, что облегчило бы скудный земский бюджет. Об этом хлопотала тургайская администрация, не безрезультатно.

Забота о народном здравии проявлялась лишь формально, потому что давать по 14-17 врачей на области, имевшие не менее 300 000 кв. верст, значит, фактически оставлять население без медицинской помощи. Полагались акушерки-фельдшерицы, но так как нет охотниц разъезжать по степям верхом в одиночку, то практика создала оригинальных фельдшеров, исполнявших должность акушерок-фельдшериц.

На медицинский персонал расходовалось всего 173 632 рублей в год. Целая масса врачебных участков пустовала, так как не было охотников тратить свои силы в степях за 1 200 рублей в год. Когда же проектировались новые штаты с содержанием врачам по 1800 рублей, то петербургские канцелярии, продумав несколько лет, решили, что и 1500 рублей довольно, хотя заранее известно, что подвижников за эту плату не найдется. Ну, а что люди будут и дальше болеть и умирать только «на законном основании», до этого петербургской канцелярии дела не было.

Еще более рельефно оттеняло «заботы» о народном здравии ассигнование на устройство и содержание больниц и приемных покоев по 4 областям – 69 322 рублей в год и на оспопрививание и меры против эпидемических болезней 4 310 рублей. В Акмолинской области на последнюю надобность назначалось 200 рублей, а в Семипалатинской - 30 рублей! Можно подумать, что степи принадлежали к самым здоровым местам мира, не знавшим эпидемий... Были огромные уезды, имевшие по одному приемному покою на 6-10 кроватей. Переселенческая организация имела свой медицинский персонал, удовлетворявший, и то весьма несовершенно, нуждам только русских поселков, а казахам, охотно прибегавшим при возможности к медицинской помощи, предоставлялось довольствоваться лишь сознанием, что они платили деньги на врачебную часть.

Еще хуже дело обстояло с ветеринарной частью, несмотря на то, что животноводство составляло чуть ли не единственный источник существования коренного населения и начинало играть роль в хозяйстве переселенцев, постепенно приходивших к сознанию того, что в степях рано или поздно придется основывать свое благополучие на скоте, ценность которого быстро росла, благодаря усиливавшемуся спросу на него на рынках Центральной России.

В 4 областях, занимавших свыше 1 300 000 кв. в. и имевших не менее 12 миллионов скота, тратилось на ветеринарную часть всего 78 418 р. Из этой суммы 47 860 р. тратилось на содержание ветеринарных врачей и их разъезды, и только 16 998 р. на расходы по предупреждению падежей скота, причем на последнюю надобность Акмолинская и Семипалатинская области ассигновали всего 5 800 руб.

Эпизоотии постоянно подрывали хозяйство коренного и пришлого населения. Всему этому удивляться не следует, потому что, например, Тургайская и Уральская области на свои средства содержали только 8 ветеринаров. За отсутствие правильной ветеринарной организации в степи жестоко поплатилась в 1908-1909 гг. Акмолинская область, где чума рогатого скота обошлась казне свыше миллиона рублей, а населению - не менее 2 миллиона рублей и эпидемия чуть не разошлась по всей Западной Сибири, где неминуемо подорвала бы маслоделие. Таковы были результаты разорительная «экономии».

На народное образование в Казахстане, жителей которого упорно называли в официальных сферах невежественными дикарями, хотя они по умственному развитию нередко стояли выше крестьян из центральных губерний, ассигновалось всего 207 393 руб. Это единственный расход, шедший исключительно на нужды казахов, фактически усиленно стремившихся к образованию. Исключение составляли 500 рублей, которые Семипалатинская область ухитрилась ассигновать на церковно-приходские школы. Такое желание в 1904-1906 гг. сказалось и в других областях в более широком масштабе, но Петербург нашел, что не следует тратить деньги казахов-мусульман на православные школы.

На содержание казахских стипендиатов в учебных заведениях гражданского ведомства (в гимназиях и в высших учебных заведениях) предназначалось 26 032 рублей, на эти деньги воспитывались кадры казахской интеллигенции.

Следует обратить внимание, что области Акмолинская (35 254 р.) и Семипалатинская (26 834 р.) расходовали половину того, что тратят на народное образование Уральская (75 004 р.) и Тургайская (70 301 р.) области, хотя в двух последних обложение казахов гораздо выше. Объяснить это можно только сократительной деятельностью степных генерал-губернаторов. Собственно, в Акмолинской и Семипалатинской областях аульные казахские школы возникли гораздо позже, чем в двух других областях: случилось это в 1903 году.

Самая печальная и вместе с тем самая типичная - это громко озаглавленная рубрика «Меры к развитию местной торговли, промышленности, скотоводства и сельского хозяйства». На это ассигновалось ровным счетом - 58 680 руб. Цифра трагикомическая!

На развитие торговли и промышленности ничего не отпускалось. Видимо, не настала пора или обе эти отрасли ни в чем не нуждались. В частности кредит по этому параграфу распределялся довольно любопытно. На содержание сельскохозяйственных школ тратилось во всех областях, исключая Тургайскую, не имевшую ни одной такой школы, 40 562 руб. В Акмолинской и Семипалатинской областях эти учебные заведения были поставлены так, что до сих пор не создали ни одного пахаря из казахов, которые стремились туда все-таки ради общего образования.

Саранча нередко целыми годами уничтожала хлеба и травы, волки ежегодно истребляли многие десятки тысяч скота, начинал распространяться суслик… Одним словом, убытки можно было оценивать миллионами, но благодаря «обереганию платежных сил населения» ассигновалось на «меры истребления саранчи и других вредных насекомых и животных» в Акмолинской области всего 500 рублей, в Семипалатинской - 1 288 р., Уральской – 1 100 р. и только Тургайская щеголяла суммой в 6 900 р. Такое ассигнование было похоже на иронию и могло идти в сравнение только с расходом на «меры к развитию сельского хозяйства, скотоводства и садоводства» - всего в сумме 8 250 руб., причем на долю Тургайской области приходилось 100 рублей! Сто рублей в год на развитие нарождающегося сельского хозяйства, претерпевавшего ряд крахов, и на улучшение падавшего скотоводства, имевшего теперь общегосударственное значение - это с одной стороны, а с другой - при нареканиях на примитивные приемы переселенцев в их хозяйстве и веских упреках по адресу казахов, не заботившихся якобы об улучшении животноводства....

Такова грустная действительность и результаты бюрократического хозяйничанья в крае, на который сама же бюрократия возлагала столько надежд. Действительно, такую политику можно назвать только разорительной экономией. Сибирская пресса отмечала, что единственный выход из сложившейся ситуации – это введение земства, с которым великолепно справились бы и привыкшие к общественной жизни казахи, и вышедшие из земских губерний русские. В таком же духе они призывали высказаться Думе при обсуждении сметы на 1910-1912 гг.